Жили некогда в Галатии Синат и Синорикс, первые по могуществу из тетрархов891 и по происхождению родня друг другу. У Сината была жена, вступившая в брак девой, по имени Камма, привлекавшая взгляды цветущей красотой своего тела, но еще большее восхищение вызывавшая своей добродетелью. Она отличалась не только целомудрием и любовью к супругу, но также умом и душевным величием, и ее необычайно любили подданные за ее благожелательность и доброту. Еще большую славу принесло ей то, что она была жрицей Артемиды, которую галаты чтят превыше всего, и ее постоянно видели при шествиях и жертвоприношениях в великолепном облачении.
И вот Синорикс воспылал к ней страстью. Убедившись в невозможности овладеть ею обольщением или насилием при жизни мужа, он совершил страшное дело — обманом убил Сината и немного времени спустя посватался к Камме. Она теперь проводила дни в храме и сносила свое горе без слабодушных жалоб, сохраняя ясность рассудка и поджидая возможности отомстить Синориксу. А тот не прекращал своих неотвязных просьб, и речь его была не совсем лишена внешней благопристойности. Он говорил, что-де во всем прочем превосходит Сината, убил же его из любви к Камме, а не по какой-нибудь иной, низкой причине. И что ж! — Уже вначале ее отказы были не слишком суровыми, затем она, казалось, начала мало-помалу смягчаться; и то сказать, ее родичи и друзья, всячески угождавшие Синориксу, первому по могуществу человеку, упрашивали и принуждали ее к этому. Наконец она дала согласие и пригласила его к себе, дабы согласие на брак и клятвы верности даны были перед лицом богини.
Когда он пришел, она ласково встретила его и подвела к алтарю, затем совершила возлияние из фиала, а оставшееся отпила сама и предложила отпить ему. То был отравленный медовый напиток. Когда она увидела, что он выпил, она испустила громкий вопль ликования, поверглась на колени перед богиней и молвила: «Тебя зову я в свидетели, о многочтимое божество, что единственно ради этого дня я осталась жить после гибели Сината, столько времени ничего доброго в жизни своей не видя, кроме надежды на мщение. Добившись его, я ухожу к моему супругу. А тебе, гнуснейший из людей, пусть твои близкие готовят могилу взамен брака и свадьбы!»
Когда галат услышал эти слова и в тот же миг почувствовал, как яд начал действовать и разливаться по телу, он сел в повозку, чтобы вылечить себя тряской. Однако вскоре же он вышел и пересел в носилки, а вечером умер. Камма прожила еще до утра; узнав, что с ним покончено, она умерла со светлой и радостной душой.
ТИМОКЛЕЯ
Фиванец Феаген, в делах государственных разделявший образ мыслей Эпаминонда, Пелопида и других лучших людей своей отчизны, пал при Херонее, где свершалась общая судьба всей Эллады. Он был убит после того, как уже одолел было врага и преследовал тех, кто с ним бился. Ведь это именно он, когда враг вскричал: «Да до каких же пор ты будешь меня гнать?», отвечал: «До самой Македонии!» Погибнув, он оставил сестру, которая доказала, что это природная доблесть их семейства сделала его таким славным и великим. Самой же ей довелось вкусить благой плод своей доблести, что облегчило для нее бремя ее доли в общественных бедствиях.
Когда Александр овладел Фивами, воины грабили город, и каждый брал, что попадет под руку. Случилось так, что дом Тимоклеи захватил не порядочный и не сдержанный человек, но разнузданный насильник: он командовал каким-то фракийским отрядом и был тезкой царя, ни в чем не будучи с ним сходным. Без всякого уважения к происхождению и к честной жизни этой женщины он после ужина, напившись пьян, принудил ее провести с ним ночь. Но и этого ему не было достаточно: он еще принялся требовать у нее золото и серебро, если она кое-что припрятала. При этом он то угрожал, то обещал жить с ней всегда как с женой.
Она ухватилась за предлог, который он же давал ей, и ответила: «О, если бы мне умереть, не дожив до этой ночи! Тогда я, все потеряв, хоть тело свое уберегла бы от бесчестия. Но раз уж это свершилось, раз мне остается только видеть в тебе богом данного мне заступника, господина и мужа, — я не лишу тебя того, что тебе принадлежит. Ведь я вижу, что и мне самой суждено быть тем, чем ты пожелаешь. Были у меня женские украшения и серебряные сосуды, было и золота немного и монет. Когда брали город, я велела служанкам все собрать и побросала, или скорее сложила на хранение, в колодец, в котором нет воды и который мало кому известен; он сверху накрыт, и его со всех сторон окружает густая роща. Бери все, и тебе пусть это будет на счастье! Для меня же это послужит перед тобой доказательством того, что семья наша была богатой и знатной».
Когда македонянин это услыхал, он не стал ждать и дня, но незамедлительно пошел на то место, куда повела его Тимоклея; велев даже запереть сад, чтобы никто ничего не проведал, он в хитоне спустился в колодец. Вела же его грозная Клото-Отмстительница892 в образе Тимоклеи, стоявшей над ним. Когда она услышала, что его голос доносится со дна, она сама стала сбрасывать на него камень за камнем; много, и пребольших, наваливали и служанки, пока не прикончили и не завалили его.
Когда македоняне узнали об этом и извлекли труп, то, поскольку было уже объявлено о запрещении убивать фиванцев, ее схватили, повели к царю и рассказали ему, на что она дерзнула. Александр, приметив в ней по невозмутимости лица и спокойствию походки нечто, свидетельствующее о достоинстве и благородстве, прежде всего спросил ее, что она за женщина. Она отвечала с полным самообладанием и бесстрашием: «Братом моим был Феаген; он пал при Херонее, сражаясь с вами как полководец и воин за свободу Эллады, за то, чтобы нам не приходилось терпеть таких бед. Ныне, когда я претерпела недостойное моего рода унижение, я готова принять смерть. Нисколько не лучше было бы для меня, оставшись в живых, испытать, быть может, другую подобную ночь, если ты этому не воспрепятствуешь!»
Наиболее благородные сердцем люди из числа присутствовавших прослезились, Александр же не стал выражать жалости к ней, — нет, он счел ее выше этого и восхищался ее доблестью и произнесенной ею речью, в которой она так смело обвиняла его. Начальникам он повелел позаботиться и принять меры, дабы не было вторично нанесено подобное оскорбление славной семье, а Тимоклею отпустил — ее самое и всех ее родичей, сколько их ни оказалось.
О СУДЬБЕ И ДОБЛЕСТИ АЛЕКСАНДРА
Речь первая
…Такова речь Судьбы, утверждающей, что ей, и только ей, обязан Александр своими деяниями. На это притязание необходимо возразить в защиту философии, а еще более — самого Александра, для которого будет оскорбительно, если мы сочтем, что его власть досталась ему как подарок Судьбы: в действительности он приобрел ее ценой кровопролитных войн и ран, сменяющих одна другую,
сколько ночей проводил он бессонных,
сколько дней кровавых на сечах жестоких окончил,893
покоряя не знавшие поражений войска, бесчисленные племена, неприступные реки, непроходимые скалы, сопутствуемый прозорливостью, мужеством, выносливостью, здравым суждением.
2. Думаю, что он сам так сказал бы Судьбе, приписывающей себе его подвиги: «Не порочь мою доблесть и не присваивай отнятую у меня славу. Твоим созданием был Дарий, которого ты сделала из раба и царского гонца властителем персов; или Сарданапал,894 которого ты увенчала царской диадемой, когда он ткал порфиру. А я, одержав победу при Арбелах, дошел до Суз, и Киликия раскрыла передо мной во всю ширь Египет, Киликию же — Граник, который я перешел, переступив через трупы Митридата895 и Спитридата. Красуйся и величайся перед царями, не проливавшими своей крови, не знавшими ран: вот кто тебе обязан своей благоуспешностью — Охи и Артаксерксы, которых ты от самого их рождения возвела на трон Кира. А мое тело носит много следов Судьбы не содействующей, а враждебной. Прежде всего, в Иллирии я получил удар камнем в голову и булавой в шею; потом при Гранике был ранен варварским кинжалом в голову, а под Иссом мечом в бедро; при осаде Газы мне в лодыжку попала стрела и на плечо свалилась тяжелая глыба; у маракандийцев вражеская стрела повредила мне берцовую кость; за этим последовали ранения, которым я подвергся в Индии: в области аспасийцев — стрелой в плечо, у гандридов — в ногу; у маллийцев стрела вонзилась мне в грудь и оставила в ране железный наконечник; там же мне нанесли удар булавой по шее, когда сломались лестницы, приставленные к стенам, и Судьба послала мне такую милость, как встреча в уединении не с какими-либо знаменитыми противниками, а с безвестными варварами; и если бы подоспевший Птолемей896 не прикрыл меня своим щитом, Лимней не пал за меня, сраженный тысячами стрел, и македоняне, воодушевившись, не обрушили стену, то эта глухая варварская деревня стала бы могилой Александра».
