Как поварам желанно изобилье снеди, а рыбарям — рыбы, так и любопытные жаждут несметных напастей, бесчисленных происшествий, новшеств и перемен, чтобы всегда было за чем поохотиться и чем поживиться.
Мудро поступил и законодатель фурийцев: он ведь запретил осмеивать в комедии любых граждан, кроме прелюбодеев и любопытных. Действительно, если прелюбодеяние — это как бы любопытство насчет чужой услады, поиски и выведывание хранимого бережно в тайне ото всех, то любопытство — это снятие покровов с тайны, ее обнажение и разоблачение.
9. Обычно, между тем, кто много знает, много и болтает; именно поэтому Пифагор и предписал ученикам пятилетнее молчание, нарекши его речевластием. А злословие непременно сопутствует любопытству, ибо что охотно слушают, охотно и разбалтывают, и что с жадностью выведывают у одних, с радостью переносят другим. Так получается, что, и без того отягченный столькими пороками, недуг сей оказывается препятствием для самой страсти. Ибо все опасаются любопытного и прячутся от него. Делать что-нибудь у него на виду, говорить в его присутствии что бы то ни было почитают неприятным, а посему, покуда такой человек поблизости, намерения свои меняют и обсуждение дел откладывают на другое время. А появись любопытный, когда ведутся тайные переговоры или совершается важное дело, тут же все прерывают, прячут, словно лакомый кусок от прошмыгнувшей кошки. Так что часто открытое слуху зрение всех других укрыто только от любопытных глаз и ушей. По той же самой причине любопытные лишены всякого доверия. И письма, и грамоты, и печати мы, конечно, скорее доверим рабам и иноземцам, нежели друзьям и родичам, страдающим любопытством. А вот славный Беллерофонт,1099 посланный с письмом о себе самом, не вскрыл его, но из той же воздержности не коснулся ни письма царя, ни его жены. Ибо как любопытство, так и распутство происходит от невоздержности; а сверх того, от злостной глупости и безрассудства. Ведь рваться, не жалея трат, к женщине, содержащейся взаперти, а случается и безобразной, проходя мимо стольких общедоступных и всем принадлежащих, — это, конечно, крайний предел одержимости и сумасшествия. Но именно так и поступают любопытные, когда, пренебрегая множеством прекрасных зрелищ и занимательных рассказов, отвергая благородный досуг и просвещенную беседу, распечатывают чужие письма, прикладывают уши к стене соседа, перешептываются с его рабами и прислужницами, часто подвергая себя опасности и всегда — позору.
10. Весьма полезно поэтому, ибо скорее всего отвращает от любопытства, припомнить, что же, собственно, сумел ты узнать. И если, в подражанье Симониду, который говорил, что, открывая спустя долгое время два ларца, всякий раз обнаруживал ларец с даяниями полным, а ларец с воздаяниями пустым, — если, как он, отомкнуть со временем кладовую любопытства и увидеть там всяческую тщету, бесполезные пустяки, вредный, отвратительный вздор, то, может быть, все это предстанет перед владельцем во всем своем ничтожестве и мерзости.
Не правда ли, если кто-нибудь, берясь за сочинения древних, изыскивает в них все самое худшее и даже завел особую книжку, куда собирает из Гомера, скажем, стихи с первым кратким слогом, из трагических поэтов — погрешности языка, из Архилоха — непристойные и распущенные высказывания о женщинах, какими он лишь себя самого опозорил, то разве не заслуживает он проклятия из трагедии:
Погибни, неудач людских стяжатель!1100
Да и без проклятий отвратительна и бессмысленна эта его копилка чужих огрехов. С нею можно сравнить город, который Филипп нарек Гореградом, потому что заселил его самым никчемным и отпетым людом.
Итак, любопытные, не из стихов и не из книг, но из жизни людей вылавливая и собирая ошибки, неудачи и погрешности, превращают собственную память в унылое хранилище всего, что чуждо изяществу и образованности.
Вот и в Риме есть люди, которые ни во что не ставят ни картины, ни изваяния, ни даже красоту продажных мальчиков и женщин, а только вертятся кругом площади, где выставлены уродцы, глазея на безногих, криворуких, трехглазых, птицеглавых и высматривая, не уродилось ли <где-нибудь>
Пород смешенье двух — чудовищный урод.1101
Однако, если приводить их на такие зрелища постоянно, они скоро почувствуют пресыщение и отвращение. Так и те, кому любопытны жизненные неудачи, позор целых родов, какие-то разлады и прегрешения в чужих семействах, пусть вспомнят, что они узнали прежде, и пусть увидят: никакой радости и никакой пользы им это не принесло.
11. Самое сильное средство от этой страсти — постепенное приучение, а именно такое, когда, начавши издалека, мы упражняем себя и наставляем в воздержности определенного рода. Ибо этот недуг, заходящий мало-помалу все дальше и дальше, привычка и взращивает. А как нам это делать, мы увидим, рассуждая об упражнении.
Мы начнем сперва с самого незаметного и незначительного. Разве так уж трудно не читать по дороге надписи на могилах? и разве так тяжело, гуляя по городу, отводить взгляд от надписей на стенах? если, конечно, при этом внушать себе, что ни примечательного, ни полезного там ничего не написано, а только имярек помянул добром имярека, такой-то, мол, — лучший из друзей; и многое другое, полное подобного же вздора. Казалось бы, от такого чтения нет никакого вреда, но незаметно оно все же вредит, потому что внушает помыслы о том, что нас не касается. Ведь и охотники не разрешают щенкам сворачивать в сторону и бежать за всяким запахом, нет, они дергают за поводок и тянут назад, стремясь сохранить собачье чутье тонким и сильным для его собственного назначения: чтобы с большим рвением шли псы по следу,
Носом ища несчастных зверей потаенные тропы.1102
Точно так же вылазки и рысканья любопытного ради всевозможных зрелищ и слухов следует пресекать и стараться отвлечь его на что-нибудь полезное. Подобно орлам и львам, которые, ступая, втягивают когти, чтобы не стерлись их острые концы, так и мы, признавая, что острота его и сила любознательного — любопытство, не будем попусту тратить его и притуплять.
12. Вслед за тем станем приучать себя, проходя мимо чужих дверей, не смотреть внутрь, чтобы наш любопытный взгляд не поймали в доме, как вороватую руку; есть у нас как раз подходящее к случаю изречение Ксенократа, утверждавшего, что все равно, глаза или руки запускать в чужой дом. Ведь такое подсматривание противоречит праву, безнравственно, да и удовольствия не доставляет.
Внутри увидишь лишь постыдное, пришлец!1103
По большей части в доме можно увидеть разбросанную там и сям утварь или рассевшихся служанок — а это зрелище ничем не примечательное и ничуть не радующее глаз. Взгляды же искоса, увлекающие за собой душу, и само это подсматривание — привычка постыдная и порочная. Диоген, увидев, как ехавший на колеснице олимпионик Диоксипп1104 все больше поворачивал назад голову, заглядевшись на красивую женщину, смотревшую на шествие, и не в силах оторвать от нее глаз, воскликнул: «Смотрите, как бы девчонка не свернула молодцу шею!» Легко заметить между тем, что любое зрелище сворачивает шею любопытному и тянет его за собою, если уж взор его привык усердно рыскать повсюду.
Однако, я уверен, нашему зрению и не следует слоняться по улицам, как плохо вышколенная прислуга; нет, посланное душою за делом, оно должно исполнить приказание и тотчас возвращаться с известием, а затем снова благонравно оставаться подле разума и подчиняться ему. Здесь нам очень кстати слова Софокла:
Но вот
Энийца туго взнузданные кони
Вдруг понесли — и в сторону…1105
Чувства, не получившие воспитания и, так сказать, надлежащей выучки, выскакивая наружу и отвлекаясь в разные стороны, нередко заставляют наши помыслы обращаться к ничтожным делам и предметам. Впрочем, вымышлен известный рассказ о Демокрите, который-де, устремив взор на зеркала, освещенные огнем, и восприняв отражение, по своей воле погасил свет очей, дабы глаза не вносили смуты в его мысли, то и дело вызывая их наружу, но позволили бы печься о [внутренних]@углы? делах и заниматься умопостигаемым как бы за затворенными ставнями. Однако истиннее всего будет вот что: кто занят в основном размышлением, редко беспокоит свои чувства. Вот и мусейоны1106 выстроили подальше от городов, и ночь нарекли «благоразумной», почитая покой и сосредоточенность чрезвычайно важным для успеха изысканий и раздумий.
13. И право же, ничуть не тяжело и нисколько не трудно не подойти к людям, бранящимся на рынке и поносящим друг друга, или усидеть на месте, когда зачем-то станет собираться народ; а если уж с собою никак не совладать, то встать и уйти. Не стяжать тебе никакой корысти, если смешаешься с толпою любопытных, зато великое благо добудешь, если, приучая любопытство повиноваться разуму, насильно отвратишь его в сторону и преградишь ему путь. Тому же, кто стремится, упражняя самообладание, преуспеть еще более, следует пройти мимо театра с утешным представлением, вырваться от приятелей, что тянут с собою посмотреть на плясуна или комика, а на шум, поднявшийся на стадионе или ипподроме, не обернуться. И как Сократ советовал избегать пищи, возбуждающей голод в сытых, и питья, разжигаюшего жажду, так и нам необходимо тщательно оберегать и зрение и слух от того, что безо всякой нужды нас захватывает и влечет к себе. Кир, во всяком случае, не пожелал посмотреть на Панфию, а Араспу,1107 сказавшему, что красота этой женщины стоит того, чтобы ее увидеть, ответил: «Тогда тем более следует воздержаться, ибо если, послушав тебя, пойду теперь к ней, то, возможно, она сама заставит меня прийти к ней в другой раз и, хотя я чужд праздности, захаживать еще, смотреть на нее и сидеть с нею рядом, пренебрегая множеством дел, достойных и усердья, и внимания». Так же и Александр не стал смотреть на жену Дария, которая слыла несравненной красавицей, и, заходя к ее матери, уже старухе, не выжидал появления молодой и прекрасной. А мы, тайком бросая взгляды на носилки женщин и прилипая к окнам, делая любопытство столь податливым и столь вездесущим, не видим за собою никакой вины.
