Эсхил - Античная драма

О злобный демон, как ты посрамить сумел
Надежды персов! Сын расплатой горькою?
Афинам славным воздал. Мало ль варваров
Уже и прежде марафонский бой сгубил?
Сын за убитых отомстить надеялся
И только тьму несчастий на себя навлек!
Но корабли, скажи мне, уцелевшие
Ты где оставил? Ясного ответа жду.

Предавшись воле ветра, беспорядочно
Бежали уцелевших кораблей вожди.
А остального войска часть в Беотии[22]
Погибла, возле ключевой, живительной
Воды от жажды мучась. Мы ж, едва дыша,
Пришли в Фокею, пробрались, усталые,
В Дориду,[23] дотянулись до Мелийского
Залива, где поля река Сперхей поит.
Оттуда мы, не евши, снова двинулись
Искать приюта в городах Фессалии,[24]
В ахейских землях. Большинство погибло там —
Одни от жажды, голод убивал других.
В край магнесийский мы затем направились
И в землю македонян и, аксийский брод
Пройдя и Больбы[25]  топи, в Эдониду[26] мы,
К горе Пангею вышли. Бог не вовремя
Послал мороз той ночью, и сковало льдом
Поток священный Стримон. И не чтившие
Богов дотоле тут с молитвой истовой
К земле и небу в страхе принялись взывать.
Молились долго. А когда закончило
Молитву войско, реку перешло по льду.
Кто перебрался прежде, чем рассыпал бог
Лучи дневные, тот из нас и спасся там.
Ведь вскоре солнца пламя светозарное
Палящим жаром хрупкий растопило мост.
Валились люди друг на друга. Счастливы
Те, что, не мучась долго, испустили дух.
А остальные, все, кто уцелел тогда,
Прошли с трудом великим через Фракию
И к очагам родимым возвращаются
Ничтожной горстью. Слезы лей, оплакивай,
Столица персов, юный цвет отечества!
Все это правда. Но еще о множестве
Бед умолчал я, что на нас обрушил бог.

О ненавистный демон, ты тяжелою
Весь наш народ персидский растоптал пятой.

О, горе мне несчастной! Войска нет уже.
О, сновиденье этой ночи вещее,
Как недвузначен был его недобрый смысл
И как неверно ваше толкованье сна!
И все же, слову подчиняясь вашему,
Сначала помолиться я пойду ботам,
А помолившись, снова выйду из дому
И в дар земле и мертвым хлебы вынесу.
Я знаю, жертвой не исправить прошлого,
Но будущее может и отрадней стать.
А вы советом в этих обстоятельствах
Мне, как и прежде, добрым помогать должны.
И если сын мой раньше здесь появится,
Чем я, его утешьте и направьте в дом,
Чтоб новой болью старую не множил боль.

Ты персов, о Зевс, огромную рать,
Что силой тверда и славой горда
Была, погубил,
Ты ночью беды, ты мраком тоски
Покрыл Экбатаны и Сузы.
И матери рвут дрожащей рукой
Одежды свои,
И льются потоком слезы на грудь
Измученных женщин.
И юные жены, уже овдовев,
Горюют о тех, с кем ложе любви,
Отраду и счастье цветущих лет,
Делили, на мягких нежась коврах,
И плачут в тоске неизбывной.
Я тоже скорблю о павших бойцах,
О доле их горестной плачу.

Вся стонет Азия теперь,
Осиротевшая земля:
«Повел их за собою Ксеркс,
Их гибели виною Ксеркс,
Все это горе неразумный Ксеркс
Уготовил кораблям.
Почему, не зная бед,
Правил Дарий, древних
Суз Повелитель дорогой,
Славных лучников начальник?»

С пехотой вместе моряки
На темногрудых шли судах,
На быстрокрылых шли судах,
Навстречу смерти — на судах,
Врагу навстречу, прямо на клинок
Ионийского меча.
Царь — и тот, нам говорят,
Чудом спасся и бежал
По фракийским, полевым,
Стужей скованным дорогам.

Бедные те, кто по воле злой
Рока погибли первыми там,
У берегов Кихрейских![27] Вопи,
Плачь безудержно, скули, рыдай,
К небу пронзительный стон вздыми
Боли и скорби, тоску излей
Криком протяжным, терзай сердца
Жалобным воем!

Носит волною морской тела,
Жадно немые чада пучин
Трупы зубами рвут на куски!
Полон тоски опустевший дом,
Горем убиты мать и отец,
Сына-кормильца у стариков
Отняли. Вот и до них дошли
Страшная новость.

Азия больше не будет
Жить по персидской указке.
Больше не будут народы
Дань приносить самодержцам,
В страхе не будут люди
Падать наземь. Не стало
Царской власти сегодня.

Люди язык за зубами
Сразу держать перестанут:
Тот, кто свободен от ига,
Также и в речи свободен.
Остров Аянта, кровью
Залитый, стал могилой
Счастья гордого персов.

Кто побывал в несчастье, тем по опыту,
Друзья, известно, что когда накатятся
Несчастья валом, всё уже пугает нас,
А если жизнь спокойна, то надеемся,
Что так, с попутным ветром, будем вечно жить.
И вот сегодня все в меня вселяет страх.
Глазам везде враждебность божья видится,
В ушах не песнь победы — громкий плач звенит.
Так потрясен ударом оробевший дух.
Я не в повозке, не в привычной роскоши
Сюда вернулась, нет, я из дворца пришла
Пешком, чтобы того, кем сын мой зачат был,
Почтить надгробной жертвой. Молоко несу
Я от коровы безупречной белое,
И мед прозрачный, пчел трудолюбивых дар,
И, воду ключевую, беспорочную,
И этот благородный, неразбавленный,
Лозой, когда-то дикой, порожденный сок.
И золотые, спелые, душистые
Вечнозеленых масличных дерев плоды,
И вот еще цветов, детей земли венок.
В честь этой жертвы мертвым вы теперь, друзья,
Пропойте песню и на помощь Дария
Тень призовите! Я же возлияние
Потороплюсь подземным сотворить богам.

О царица, о Персии госпожа,
Ты дары в подземельный покой пошли,
Мы же будем, песню запев, просить,
Чтоб вожатые душ
В преисподней милость явили.
Божества священные дольних недр,
Гея, и Гермес, и над тенями царь,
Отпустите дух из темных глубин.
Один только он способен помочь
Беде многослезной советом.

Слышишь ли ты, равный богам,
Мертвый наш царь, стоны мои,
Варварские плачи?
Громко кричу, скорбно зову,
Рыдаю, жалуюсь, воплю,
Надрывно умоляю, вою.
Слышишь ли в преисподней?

Гея и вы, прочие все
Мрака вожди, главы глубин,
Выпустите на свет
Гордую тень бога-царя,
Питомца Суз. Пусть выйдет он!
Еще не хоронили персы
Равных ему, владыке.

Царь дорогой! Холм дорогой,
Где дорогое сокрыто сердце!
Аидоней, на дневной на свет
Выведи ты, Аидоней,[28]
Дария только из царства ночи!

Он не губил в войнах людей,
Не посылал их навстречу смерти,
Он, богомудрым царем слывя,
Был богомудр, ибо умел
Войском персидским разумно править.