26. На возражение, сформулированное в параграфе 18. – Слушающий ангел не может вкладывать свои species в других. – На возражение, выдвинутое против нашего суждения, отвечаю: нет необходимости, чтобы другие ангелы видели умопостигаемую species, напечатленную в слушающем ангеле, потому что у них нет вложенных species, посредством которых они бы ее опознали. Ведь если они не приняли species свободных актов от их производящего начала, то по этой же причине не будут иметь в себе species этих актов. Нет также необходимости в том, чтобы species, напечатленная говорящим в одном ангеле, производила другую, подобную себе, species в других ангелах; и еще меньше необходимости в том, чтобы она производила ее вынужденно, по природе. Куда более правдоподобным мне кажется, что слушающий ангел, то есть ангел, принимающий от другого собственную species его акта, не способен даже при желании передать подобную species другим ангелам. В лучшем случае он может явить другим свой собственный акт, который он извлекает через такую species и через который познает понятие другого, и таким образом напечатлеть в другом ангеле species своего собственного акта, через который другие смогут прийти к познанию приватной реи первого ангела. Но произойдет это не в силу предшествующей речи, а в силу другой, последующей за первой. Отсюда можно заключить лишь то, что речь ангела никогда не бывает настолько секретной, чтобы слушающий не мог явить ее другим (если ограничиться только тем, что производится по природе, и абстрагироваться от позволительности или непозволительности этого явления). В самом деле, это так же свойственно природе ангелов, как и людей, и не противоречит их совершенству. Ибо это с необходимостью проистекает из способности к говорению, которая сопряжена со свободой, по своей природе изменчивой уже в силу того, что она сотворена из ничего. Итак, мы утверждаем только то, что ангельская речь может совершаться втайне благодаря воле и действию самого говорящего и может быть обращена к одному ангелу таким образом, чтобы не достигать самопроизвольно других ангелов.
В ком пребывает речь – в говорящем или в слушающем?
27. Шестое сомнение: каков акт ангельской речи – имманентный говорящему или переходящий в слушающего? Из нашего суждения, казалось бы, следует, что это переходный акт, ибо он совершается через напечатление интенциональной формы в том, к кому обращена речь. Следовательно, ближайшее и формальное завершение этого действия находится в слушающем; следовательно, в нем пребывает и действие, ибо действие пребывает в том субъекте, в котором пребывает его завершение; следовательно, это действие переходно. Однако св. Фома, по всей видимости, учит противоположному в «Сумме теологии», часть 1, указ. вопр. 107, арт. 4, на 1: он говорит, что ангельская речь – внутренняя и поэтому пребывает в говорящем ангеле и там, где находится говорящий ангел. И то же самое утверждается в вопр. 9 «Об истине», арт. 5 и 6, отв. на аргументы. И так же считают обычно томисты и все те, кто отрицает, что говорящий ангел нечто производит в слушающем. Нет сомнения, что св. Фома в указ. вопросе «Об истине» очень близок к такому суждению. Однако в части 1 «Суммы теологии» его, видимо, нужно понимать иначе, чтобы не оказалось, что в том же артикуле он учит противоположному. Ибо если акт, имманентный говорящему ангелу, не обладает действенностью, переходящей в слушающего ангела, то, конечно, остается непонятным, каким образом он мог бы возбуждать слушающего и внимающего.
28. Первая часть истинного решения. – Часть вторая. – Высказывания св. Фомы согласуются между собой в соответствии с обеими частями решения. – Итак, надлежит утверждать, что ангельская речь не совершается без некоторого действия, которое переходит в слушающего. В этом убеждает приведенное рассуждение, и так же учат все те, кто считает, что говорящий ангел нечто производит в слушающем. Это можно подтвердить к тому же примером божественной речи, которая всегда производит некое переходное следствие в слушающем… Стало быть, так же может обстоять дело и с ангельской речью, которая обращена к другому творению, поскольку она совпадает с божественной речью в том, что являет слушающему нечто неведомое. Тем не менее, с большей вероятностью можно утверждать, что это действие, которое производится в слушающем, есть не сама формальная речь, а скорее эффект ангельской речи. В самом деле, посредством этого переходного действия в слушающем возникает только умопостигаемая species такого акта, который говорящий хочет явить слушающему; но речь есть не продуцирование умопостигаемой species, а своего рода инструмент, или слово, коим производится такая species. Это подтверждается человеческой речью: ведь хотя через нее напечатлевается чувственная интенциональная форма, человеческая речь, однако, есть не это действие, которым в слухе производится species, а звучащее слово (verbum vocis), которое как раз ближайшим образом и напечатлевает в чувстве эту species. Следовательно, так же можно понять и происходящее в ангельской речи. В соответствии с таким способом изложения мы приходим к выводу, что ангельская речь есть акт, формально пребывающий в деятеле, а виртуально переходный, как многие говорят о божественном продуцировании вовне. Поэтому она есть то слово, которое служит ближайшим началом произведения умопостигаемой species в действующем. В соответствии с первой частью мы можем объяснить суждение св. Фомы, в указ месте, арт. 4. Что же касается второй части, ее мы добавляем как согласно приведенному доводу, так и согласно учению св. Фомы, в связи с необходимостью той силы и деятельности, коими возбуждается ум слушающего. И если исходить из нашего суждения, здесь не остается никаких затруднений, разве что кто-то захочет вести спор о словах.
Есть ли речь акт интеллекта или воли?
29. Но тотчас возникает седьмое сомнение: какого рода актом является в говорящем ангеле сама речь, и, следовательно, какая потенция – интеллект или воля – выступает ближайшим началом речи? Ведь если речь есть имманентный акт в указанном смысле, она должна быть актом либо интеллекта, либо воли, ибо у ангела нет других потенций, извлекающих имманентные акты. Речь не может быть актом обеих потенций сразу, так как представляет собой простой акт и единую существенность; и не может производиться один раз интеллектом, а другой – волей, ибо всегда обладает одной и той же сущностью и, следовательно, будет всегда производиться либо интеллектом, либо волей. Но речь не может всегда быть делом интеллекта, поскольку интеллект не всегда способен напечатлеть интенциональную форму, необходимую для манифестации акта, о коем мы говорим: ведь он может быть актом воли; и по тем же основаниям этот акт не может всегда быть актом воли. Таким образом, следуя нашему суждению, трудно объяснить, какая потенция выступает ближайшим началом ангельской речи.
30. Каким образом разрешается это затруднение, согласно томистам. – Каким образом, согласно другим. – Наконец, согласно третьим. – Говоря коротко, следует заметить, что в чувственной речи можно различить три необходимых для нее условия. Первое – это воля явить вовне понятие, прилагаемая к органам речи; второе – направляющий интеллект; третье – выполняющая потенция, как бы ближайшим образом извлекающая слово, которое напечатлевает species в чувствах. Итак, в ангельской речи безусловно необходимы первые два условия, ибо ангельская речь, как мы сказали, свободна и потому зависит от воли. Относительно же третьего условия возникает затруднение, которое сообразно различным суждениям следует разъяснять по-разному. Так, томисты, которые считают, что речь исчерпывается актом воли, предназначающим понятие или акт к тому, чтобы его могли помыслить другие, не вводят для речи никакой выполняющей потенции, помимо воли. Ведь после такого воления говорящий не совершает никакого дополнительного действия; следовательно, он не нуждается ни в какой другой потенции, с помощью которой он бы говорил. Стало быть, согласно этому суждению, воля будет ближайшим органом, посредством которого один ангел говорит к другому; и акт воли, подчиняющий акт одного ангела другому в желании быть им понятым, будет самой речью. Вот почему Каэтан и прочие утверждают, что акт, предназначенный быть адекватным умопостигаемым объектом для того, кому предназначен, подчиняется этой цели самим назначением со стороны воли. И св. Фома в вопр. 9 «Об истине», арт. 4, на 9, говорит, что само назначение помысла для его постижения другим ангелом есть внешняя речь ангела. Напротив, те, что считает ангельскую речь не чем иным, как неким понятием, которое по природе известно слушающему ангелу, который через его познание приходит к познанию акта другого ангела, то есть к усмотрению его объекта, последовательно утверждают, что единственной потенцией, служащей источником ангельской речи, является интеллект, и нет необходимости в какой-то иной выполняющей потенции. Те же, кто считает, что эта речь осуществляется посредством духовных знаков, которые суть не витальные акты и не интенциональные формы, а другие качества, означающие по природе или по установлению, вынуждены помимо направляющего интеллекта и воли, желающей явить акт другому ангелу, полагать некую потенцию, которой непосредственно производятся такие знаки. Этой потенцией они могут считать либо саму волю, которая своим актом непосредственно производит подобные качества точно так же, как своим актом непосредственно приводит в движение, по мнению многих; либо могут считать таковым интеллект, который, схватывая вещь и желая ее явить, как бы начертывает, пишет такие знаки. Либо, наконец, они могут считать таковой иную потенцию, выполняющую этот акт по сигналу воли. Все это весьма невразумительно.
