12. Правда. Подожди, Пан. Не показалось ли тебе, что Гермес стал возвещать?
Пан. Да, именно.
Гермес. Слушайте, люди! В добрый час, мы назначим сегодня, Элафеболиона седьмого числа, заседание суда. Все, подавшие жалобы, пусть явятся на холм Ареса, где Правда произведет выборы судий и сама будет присутствовать при разборе дел. Судьи будут выбраны из числа всех афинян, жалованье — три обола за каждое дело, число судей — по степени важности жалобы. Всех же тех, которые подали жалобы и скончались до разбора дела, пусть Эак пришлет на землю. Если кто будет считать решение суда неправильным, то пусть внесет дело на новый разбор. С апелляцией обращаться к Зевсу.
Пан. О… вот так шум! Как они закричали, Правда, и с каким усердием сбегаются, таща друг друга по крутой дороге прямо на Ареопаг. Но вот и Гермес! Теперь, значит, вы оба озаботьтесь о тяжбах, производите жеребьевку и распределяйте судей, как у вас полагается по закону, а я пойду к своей пещере и сыграю на свирели любовную песенку, которой обычно досаждаю Эхо. Допросов же и судебных речей мне довольно и тех, которые приходится слушать каждый день от заседающих на Ареопаге.
13. Гермес. Итак, Правда, призовем их.
Правда. Хорошо. Вот они, как видишь, сбегаются с шумом, жужжа подобно осам вокруг вершин холма.
1-й афинянин. Поймал тебя, проклятый…
2-й афинянин. Ты сикофантствуешь…
3-й афинянин. Когда-нибудь ты еще понесешь наказание…
4-й афинянин. Я докажу, что ты сделал страшное дело…
5-й афинянин. Назначь мне первому жеребьевку…
6-й афинянин. Иди, негодяй, в суд…
7-й афинянин. Не души меня…
Правда. Знаешь, Гермес, что мы сделаем? Отложим остальные тяжбы на завтра, а сегодня устроим жеребьевку для всех тех дел, которые возбудили против кого-то искусства, образы жизни или науки. Дай мне эти дела.
Гермес. Иск богини Опьянения к Академии за обращение Полемона в рабство.
Правда. Семь судей по жребию.
Гермес. Иск Стои к богине Наслаждения за то, что она сманила ее любовника Дионисия.
Правда. Пяти судей достаточно.
Гермес. Иск Роскоши к Добродетели об Аристиппе.
Правда. Пусть и их рассудят пять судей.
Гермес. Иск богини Размена к Диогену за бегство.
Правда. Достаточно с них и трех судей.
Гермес. Иск Живописи к Пиррону за побег из строя.
Правда. Пусть их рассудят девять судей.
14. Гермес. Хочешь, назначим судей по жребию, Правда, и тем двум делам, которые недавно внесены против ритора?
Правда. Окончим сперва старые дела, эти же будут разбираться потом.
Гермес. Но эти дела того же порядка, а обвинение, хотя оно и не старое, тем не менее очень близко к тем, для которых уже произведена жеребьевка судей. Поэтому справедливо, чтобы они разбирались вместе с теми.
Правда. Гермес, ты, кажется, охотно просишь об этом; определим же и для них судей, если тебе так этого хочется. Но только для них одних. Достаточно ведь и тех, что уже назначены к слушанию. Дай сюда эти жалобы.
Гермес. "Иск Риторики к Сирийцу за дурное с ней обращение"; "Иск Диалога к тому же за издевательство".
Правда. Кто же это такой? Имя ведь не вписано.
Гермес. Назначь судей так: "ритору сирийцу". Ведь разбору дела не мешает отсутствие имени.
Правда. Смотри, мы уже начинаем в Афинах на Ареопаге зарубежные дела, которые следовало бы разбирать за Евфратом. Назначь, однако, по одиннадцати судей для каждого дела.
Гермес. Хорошо! Но смотри, Правда, чтобы деньги на оплату судей не очень-то были израсходованы!
15. Правда. Первыми пусть сядут судьи, назначенные жребием для разбора дела Академии и богини Опьянения; ты же налей воду. Первой говори ты, богиня Опьянения. Что ж она молчит и качает головой? Подойди, Гермес, и узнай.
Гермес. "Не могу, — говорит она, — произнести свою речь, потому что язык связан силой несмешанного вина", — она боится стать посмешищем суду. Опьянение еле стоит, как видишь.
Правда. Так пусть попросит кого-нибудь из числа присутствующих произнести речь за нее. Наверно, много таких, которые за три обола готовы разорваться на части.
Гермес. Но никто не пожелает открыто говорить в пользу Опьянения; впрочем, кажется, благоразумно следующее предложение.
Правда. Какое именно?
Гермес. Академия ведь всегда готова к речам за и против и упражняется в том, чтобы быть в состоянии произнести прекрасно речь противоположного содержания. "Пусть она, — говорит Опьянение, — сперва скажет речь за меня, а потом и за себя".
Правда. Хотя предложение и ново, но все же произнеси, Академия, обе речи, если тебе это легко.
16. Академия. Выслушайте, судьи, сперва речь в защиту Опьянения; сейчас ведь время богини говорить. Она, несчастная, потерпела величайшую несправедливость от меня, Академии.
Единственный благоразумный и верный ей раб, который не считал постыдным, что бы она ни приказала, похищен у нее — вот этот Полемон. Он с наступлением дня ходил по городской площади, окруженный музыкантшами, и пел с утра до вечера, всегда пьяный и отягченный вином, украшенный венками из цветов. А что все это правда, тому могут быть свидетелями все афиняне, никогда не видевшие Полемона трезвым. Когда же этот несчастный веселился у дверей Академии, как он обыкновенно это делал и перед домами других, Академия поработила его, насильно вырвав из рук Опьянения, и увела в свой дом. Академия заставила Полемона пить воду, научила его новому делу — быть трезвым — и разбросала его венки. Она научила его, что следует пировать возлежа, научила запутанным и трудным речам, полным мыслей. Вследствие этого несчастный человек потерял свой прежний цветущий румянец, пожелтел, осунулся и, отучившись от песен, сидит иногда без еды и питья до вечера, болтая о многих вещах, которым я, Академия, научила его. Самое же важное то, что он, обратившись ко мне, бранит Опьянение и рассказывает про богиню много дурных вещей.
Теперь за Опьянение сказано приблизительно все. Я буду говорить сейчас за себя, и пусть теперь вода течет для меня.
Правда. Что она, собственно, скажет на это? Все же налей ей равное количество воды.
17. Академия. Таким образом, судьи, поверенная сказала речь за Опьянение, речь убедительную и разумную. Если же вы и меня выслушаете благосклонно, то узнаете, что я богиню ни в чем не обидела. Полемон, которого она считала своим рабом, от природы не дурен и ей не под стать, мне же он родствен и походит на меня своими качествами. Он был похищен Опьянением, будучи еще молодым и нежным, с помощью богини Наслаждения, которая ей во многом помогает. Она испортила несчастного тем, что приучила его к попойкам и к гетерам, так что в нем не осталось даже незначительного следа стыдливости. И то, что она недавно считала сказанным в ее защиту, вы еще больше считайте сказанным за меня. Действительно, несчастный гулял с утра по городской площади, украшенный и отягченный вином, в сопровождении флейт посреди агоры, никогда не бывая трезвым, пируя со всеми, позор для родных и всего города, посмешище для иностранцев. Когда же Полемон пришел ко мне, то я, открыв по своей привычке двери, вела в то время с присутствующими из моих друзей какой-то разговор о добродетели и благоразумии. Полемон, остановившись с флейтами и венками, сперва было закричал и попытался перебить наш разговор, смутив нас шумом. Но мы не обратили на него никакого внимания, и Полемон через некоторое время — он не совсем еще был пропитан вином — протрезвился от наших слов, сорвал венки, заставил флейтистку замолчать и устыдился своего пурпурного плаща. Как будто проснувшись от тяжелого сна, он посмотрел на себя и на свой внешний вид, ему стало стыдно своей прежней жизни, и румянец, который он получил от пьянства, отцвел и исчез. Он покраснел, стыдясь своего поведения, и наконец, убежав от Наслаждения как был, перешел ко мне, причем я не звала и не принуждала его, как говорит Опьянение. Он перешел ко мне по своей доброй воле, считая это лучшим для себя. Да вот призови Полемона, чтобы вы могли узнать, как ему живется у меня. Его, судьи, я получила в смешном виде. Он не мог, под влиянием несмешанного вина, ни говорить, ни стоять прямо. Я повела его по новому пути, протрезвила и сделала вместо раба порядочным человеком, разумным и достойным уважения эллинов. Он сам и его родные мне за это благодарны.
