4 Рамфий — отец Клеарха (ср. V12 —14; VIII8,2)Мелеатп — второй раз был послом в Афинах (II12,1–2). Агесандр — отец Агесандрида (VIII91,2).
5 Опять обывательское мнение, будто отменой мегарской псефисмы можно было избежать войны.
6 Пассаж написан, следовательно, после 432 г. до н. э.
140. «Я всегда держусь, афиняне, такого мнения, что не следует уступать пелопоннесцам, хотя и знаю, что люди с большим воодушевлением принимают решение воевать, чем на деле ведут войну, и меняют свое настроение с переменой военного счастья. Но я и теперь вижу, что должен вам посоветовать то же, или почти то же, что и ранее, и считаю справедливым, чтобы те из вас, кто согласился с общим решением, поддержали его, даже если нас постигнет неудача, а в случае успеха не приписали его своей проницательности. Ведь исход событий так же нельзя предвидеть, как проникнуть в человеческие мысли. Поэтому мы и непредвиденные бедствия обычно приписываем случайности. Лакедемоняне уже давно открыто замышляют против нас недоброе, а теперь — особенно. Хотя они и согласились улаживать взаимные притязания третейским судом и признали, что обе стороны должны сохранять свои владения, но сами никогда не обращались к третейскому суду и не принимали наших предложений передать спор в суд. Они предпочитали решать споры силой оружия, нежели путем переговоров. И вот ныне они выступают уже не с жалобами, как прежде, а с повелениями1. Действительно, они приказывают нам снять осаду Потидеи, признать независимость Эгины и отменить мегарское постановление. И наконец, недавно прибывшие и присутствующие здесь послы даже объявляют, что мы сверх того должны еще признать и независимость эллинов. Не думайте, что война начнется из-за мелочей2, если мы не отменим мегарского постановления. Именно это они чаще всего и выставляют доводом и постоянно твердят; отмените мегарское постановление, и войны не будет. Пусть нас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Ведь эти пустяки предоставляют вам удобный случай проявить и испытать вашу силу и решимость. Если вы уступите лакедемонянам в этом пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха. Если же вы решительно отвергнете их требования, то ясно докажете, что с вами следует обращаться как с равными.
1 Это главный довод: лакедемоняне предъявляют ультиматум, который уважающее себя государство не может принять (ср. 1140, 5; 141,1; 144, 2; 145).
2 Это как раз то, что утверждали враги Перикла (ср.: Plut. Nic 9,9; Plut. Per. 31,1–2).
141. Поэтому обдумайте, желаете ли вы идти на уступки лакедемонянам, пока вы еще не пострадали от войны, или мы будем вести войну (что мне, по крайней мере, думается, лучше), не уступая ни при каких обстоятельствах и без страха отстаивая наше достояние. Ведь любое требование — малое или большое, — выставляемое против равных себе до решения суда, притязает на порабощение. Что касается нашей и их боевой силы и наличия средств, то знайте, что мы не слабее пелопоннесцев1. Выслушайте об этом подробнее. Пелопоннесцы — земледельцы и живут от трудов рук своих. И ни в частных руках, ни в казне денег у них нет. На долгие войны, да еще и в заморских странах, дни не решаются, но по бедности ведут войны только между собой — и то лишь кратковременно. Такие люди не могут снаряжать корабли и редко выступают в походы на суше, так как им приходится оставлять свои занятия (а жить они должны на свои средства), к тому же они отрезаны нами от моря. Полная казна скорее дает средства для войн, чем принудительные налоги. Земледельцы, живущие своим трудом, готовы на войне скорее рисковать жизнью, чем своим добром, зная, что жизнь свою могут и сохранить, тогда как деньгам угрожает опасность иссякнуть, особенно если война вопреки расчетам (как это вполне вероятно) затянется надолго2. Ведь в одном сражении пелопоннесцы с союзниками могут устоять против всех эллинов. Вести же войну с противником совершенно иначе вооруженным, чем они, они не в состоянии, пока у них нет единой постоянной союзной власти. Поэтому-то они и не способны тотчас же быстро и решительно действовать. Действительно, при всеобщем равноправии это — разноплеменный союз, и каждый союзный город стремится соблюдать лишь свои частные интересы; отчего у них обычно не выходит ничего дельного. Ведь если одни желают причинить кому-либо как можно больший урон, то другие стремятся потратить как можно меньше средств для войны. На коротких совещаниях у них редко обсуждаются общесоюзные дела, а большей частью — только частные дела отдельных городов. Каждый считает, что его собственное нерадение не принесет вреда и что об общем благе позаботится вместо него кто-нибудь другой. И именно потому, что каждый занят своими частными делами, они не замечают, что страдают их общие интересы.
1 Ср. подобное же утверждение коринфян (1121,2).
2 В соответствии с Перикловой стратегией «измора».
142. Однако важнейшим затруднением для них будет постоянный недостаток денежных средств, которые они так медленно и с трудом добывают. А военные обстоятельства ведь не ждут. Более того, даже их укреплений и флота нам не стоит опасаться. Что касается укреплений, то трудно даже в мирных условиях построить город, который мог бы сравняться с Афинами1, тем более — во вражеской стране, после того как мы также построим не менее сильные пограничные укрепления против них2. Если же они создадут какой-нибудь укрепленный пункт, то, конечно, смогут опустошать оттуда набегами отдельные части нашей страны и переманивать наших рабов на свою сторону3. Однако это, разумеется, не сможет нам помешать на кораблях напасть на их землю. Построив там укрепления, мы будем затем нападать на них на море нашим флотом (на чем и зиждется наша мощь). Ведь от морской войны мы приобрели больше опыта для войны на суше, чем они в своих сухопутных войнах для мореходства. А стать опытными мореходами им будет нелегко. Ведь и вы, хотя и обратились к мореходству уже со времени мидийских войн, все же еще не овладели им в совершенстве. Как же эти земледельцы, чуждые морю, обреченные к тому же на бездействие под постоянной угрозой блокады их гаваней вашим многочисленным флотом, могут совершить что-либо достойное упоминания? Вступить в борьбу с несколькими блокирующими кораблями они, пожалуй, еще осмелятся, успокаивая себя тем, будто их неопытность можно возместить численным превосходством. Однако против большой эскадры блокирующих кораблей они не рискнут выйти в море. Оттого-то при отсутствии упражнения они всегда останутся менее искусными мореходами и именно поэтому — более нерешительными. Морское дело — это искусство, как и всякое другое, и ему нельзя предаваться от случая к случаю, и даже — более того — наряду с ним не должно заниматься ничем другим, а посвящать ему все силы.
1 По мощи своих укреплений.
2 Как Пилос, Метана (IV 45,2), Кифера (IV 54).
3 То, что как раз и произошло после взятия и укрепления Декелей. Можно думать, что эта речь Перикла написана уже после 413 г. (дата укрепления Декелей).
143. Предположим, далее, что пелопоннесцы действительно завладеют храмовыми сокровищами в Олимпии и в Дельфах и попытаются переманить к себе более высоким жалованием наших иноземных моряков. Это было бы, конечно, опасно, если бы мы не могли сравняться с ними, набрав необходимый экипаж среди наших граждан и метеков. Но такая возможность у нас есть, и — что самое важное — кормчие у нас — граждане, а остальных моряков больше и они искуснее в своем ремесле, чем во всей остальной Элладе. Когда же дело дойдет до войны, тогда ни один из наших наемников, пожалуй, не оставит своей родины, чтобы со слабой надеждой на военный успех сражаться за пелопоннесцев только ради более высокого жалования в течение нескольких дней. Так, по моему мнению, или приблизительно так, обстоят дела и таковы возможности у пелопоннесцев. У нас же не только не существует подобных трудностей, но и вообще мы в несравненно более благоприятном положении. Если они нападут на нашу землю по суше, то мы нападем на них на море, и тогда опустошение даже части Пелопоннеса будет для них важнее опустошения целой Аттики. Ведь у них не останется уже никакой другой земли, которую можно было бы захватить без боя, тогда как у нас много земли на островах и на материке. Так важно преобладание на море! Подумайте: если бы мы жили на острове, кто тогда мог бы одолеть нас? Поэтому нам уже теперь следует как можно яснее мысленно представить себе такое положение, при котором нам придется покинуть нашу землю и жилища, ограничиться обороной города и войной на море и не вступать в порыве гнева в бой с далеко превосходящими сухопутными силами пелопоннесцев1. Действительно, если мы даже и победим, то нам опять придется иметь дело с не меньшим числом врагов. А потерпи мы неудачу, то погибнет, кроме того, и наш союз — основа нашего могущества. Ведь союзники не останутся спокойными и восстанут, как только мы окажемся не в состоянии сдерживать их силой оружия. Поэтому следует не скорбеть о наших жилищах и полях, а подумать о нас самих. Ведь вещи существуют для людей, а не люди для них. Если бы я мог надеяться убедить вас в этом, то предложил бы добровольно покинуть нашу землю и самим опустошить ее, чтобы доказать пелопоннесцам, что из-за разорения земли вы не покоритесь им.
