Уже в школьные годы у Е. Ч. определилась склонность к внимательному изучению памятников духовной культуры Европы. Ее привлекало западное средневековье, исполненное необыкновенного психологического напряжения и драматизма. Как важнейшие события школьных лет в памяти Е. Ч. запечатлелись работа над сочинением о Бернаре Клервоском и признание, которое эта работа получила: учитель попросил автора сочинения прочитать его перед классом. Тогда же восприняла она и особый культ Италии как страны, исключительно богатой памятниками культуры. Вполне осознанным было для нее поступление в 1912 г. на историко-филологический факультет Санкт-Петербургских высших женских (Бестужевских) курсов, где тогда преподавали одновременно несколько выдающихся отечественных медиевистов, изучавших прежде всего духовную историю западного средневековья с особым вниманием к истории Италии.
Одно важное свойство как свидетельство высокого уровня, достигнутого к тому времени отечественной наукой о западном средневековье, отличало научное творчество петербургских медиевистов: сколь бы широкими и смелыми ни были их построения, в какие бы головокружительные выси умозрения эти ученые не пускались, всегда в своем творческом воображении они отправлялись от основательного и всестороннего изучения источников. В этом отношении все учителя Е. Ч. были крупными эрудитами. Именно умению понимать разнообразные источники, самостоятельно разбирать их во всех деталях, пользуясь справочной литературой, в первую очередь и учили тогда начинающих историков на Бестужевских курсах. Семинарские занятия, посвященные всегда изучению памятников определенного рода, превратились к тому времени в главную форму обучения, что составляло основу так называемой «предметной системы».[213] Таким образом, уже на первых подступах к исторической науке Е. Ч. была приучена получать знание об истории непосредственно из многочисленных и строго интерпретированных источников, невзирая на их сложность, и проверять по источникам любой научный труд.
Подготовка, полученная Е. Ч. в школьные годы, вполне отвечала тем требованиям, которые предъявлялись к курсисткам, избравшим своей специальностью историю западного средневековья. Е. Ч. знала основные европейские языки, включая начала итальянского, и латинский. На курсах она испробовала свои силы и в чтении греческих авторов в семинарских занятиях у М. И. Ростовцева (1872—1952).
Душой историко-филологического факультета был тогдашний его декан, патриарх петербургской медиевистики И. М. Гревс (1860—1941). Именно ему принадлежит главная честь введения «предметной системы», давшей столь замечательные результаты, что курсистки показывали себя на заключительных экзаменах по специальным отделам так, как если бы они держали экзамен на ученое звание магистра наук. Велико было нравственное влияние И. М. Гревса на начинающих историков. Он умел выразить важные общественные настроения, последовательно утверждал ценности духовной культуры в своей преподавательской и научной деятельности. Исходя из восприятия всей человеческой культуры как целого, он призывал обращаться от умозрительных занятий текстами к подлинным памятникам общественного быта в их реальном историческом и природном окружении и прежде всего к памятникам эстетически полноценным. Е. Ч. непосредственно развила идеи И. М. Гревса в своих последующих разработках экскурсий по монументальным памятникам Крыма. Знаменательно, что именно ей принадлежит первый развернутый очерк жизни и деятельности И. М. Гревса – достойный памятник этому замечательному человеку[214].
Еще большую роль в становлении Е. Ч. как ученого сыграла О. А. Добиаш-Рождественская (1874—1940). Ко времени поступления Е. Ч. на Бестужевские курсы бывшая ученица И. М. Гревса О. А. Добиаш-Рождественская, по собственному его признанию, уже превзошла учителя своим мастерством, развитым ею в занятиях у классиков французской историографии Ф. Лота (1866—1952) и Ш. Ланглуа (1863—1929). Позднее Е. Ч. стала сотрудницей О. А. Добиаш-Рождественской и в свою очередь заслужила высокое признание со стороны бывшего учителя. В письме к О. Л. Вайнштейну (1894—1980) от 19 июля 1938 г. О. А. Добиаш-Рождественская писала: «Е. Ч. Скржинская – такая давняя моя ученица, а в последние годы – сотрудница, которую из старших моих учеников не могу по совести не признать лучшей как по ее глубокой, разносторонней и тонкой учености... так и по яркой и живой талантливости, литературной, педагогической и научной...»[215]
Вместе с М. А. Тихановой, в будущем известным археологом (1898—1981), и Р. Н. Блох (1899—1943), позднее сотрудницей немецкого исторического института Monumenta Germaniae Historica и признанной поэтессой, Е. Ч. занималась в семинаре по истории средневековых ересей, которым руководил видный историк и философ Л. П. Карсавин (1882—1952). Учитель был покорен личностью молодой Е. Ч. Об этом свидетельствуют, в частности, около 300 писем, адресованных Е. Ч. в разные годы Л. П. Карсавиным. Когда в 1919 г. Е. Ч. закончила Петроградский университет, в состав которого были ранее включены Бестужевские курсы, то по рекомендации именно Л. П. Карсавина Е. Ч. была зачислена в штат вновь образованного научного учреждения – Российской Академии истории материальной культуры, более известной под сокращенным названием ГАИМК (Государственная Академия истории материальной культуры), которое она получила в 1926 г.
В этом высоком учреждении, в окружении крупнейших отечественных ученых окончательно определилась творческая индивидуальность Е. Ч. История этого учреждения освещена в историографии главным образом как история Института археологии. Но ГАИМК была учреждением, организующим научную деятельность отнюдь не только в области археологии. Непосредственные задачи, поставленные перед вновь образованной Академией, были вполне практическими и внешне ограниченными: изучение «памятников древности, искусства и старины», открытие новых памятников путем раскопок, иные виды их разыскания и сбора, оценка памятников, разработка основ охраны и реставрации, а равно и популяризация знаний о культурно-исторических памятниках[216]. Однако изучение конкретных памятников истории, культуры и быта оказалось весьма подходящей основой для объединения крупнейших историков России – исследователей докапиталистических обществ, этнографов, историков искусства. Позднее, вспоминая пору создания ГАИМК, академик С. А. Жебелев мог с достаточным основанием сказать, что в составе возглавлявших ее действительных членов оказались собраны «почти все наличные в нашей стране научные силы из лиц старшего и среднего поколения»[217].
Ведущие ученые ГАИМК были редкой силы исследователями, сформировавшимися в обстановке общественного подъема в предреволюционные десятилетия; они заново открывали или существенно обновляли обширные области исторического знания на основе самостоятельной проработки часто ими же найденных источников. И можно смело сказать, что для этих ученых, умевших достичь живого видения изучаемой эпохи, памятники истории и культуры не только служили источником знания, не только заключали в себе стимул к упражнению критических способностей и профессионального мастерства, но и являлись предметом настоящего культа как подлинные свидетели и нередко совершенные порождения былой жизни и культуры.
В ГАИМК Е. Ч. перешла от изучения текстов к самостоятельному исследованию подлинных памятников средневековья – надписей на камне, оставленных итальянцами в бывших их колониях в Крыму. На склоне лет она с гордостью вспоминала о замечательных ученых, рядом с которыми пришлось ей работать в начале ее научного поприща. В своих рассказах она рисовала их живые портреты, исполненные достоинства и вместе с тем не лишенные иронических черт. В их числе были сам основатель и глава ГАИМК, лингвист и кавказовед академик Н. Я. Марр (1864—1934), ученый секретарь, историк античности и искусствовед Б. Ф. Фармаковский (1870—1928), византинист А. А. Васильев, возглавивший позднее византинистику в США, и многие другие замечательные ученые. Вероятно, именно в ГАИМК Е. Ч. развила всегда отличавший ее интерес к смыслу и стилю работы историков самых разных специальностей.
В 1930 г. Е. Ч. была уволена из ГАИМК вследствие проводившейся тогда «чистки». Ей были поставлены в вину посещение церковной службы и приверженность идеям Л. П. Карсавина. Продолжительное время Е. Ч. жила случайными заработками, но не оставляла научной работы и в первой половине 30-х годов сумела опубликовать некоторые свои исследования в авторитетных зарубежных периодических изданиях[218]. Важную веху в ее научной судьбе составило участие в трудах Института истории естествознания и техники, где было собрано большое число высококультурных и талантливых работников. Накануне Великой Отечественной войны Е. Ч. стала доцентом кафедры истории средних веков Ленинградского университета и приступила к чтению курса латинской палеографии. Самый трудный период блокады Е. Ч. провела в осажденном Ленинграде, но затем она была переправлена в Москву и вновь принята на работу в Институт истории материальной культуры (бывшую ГАИМК). В Московском и Ленинградском отделениях этого института она работала с 1943 г. по 1953 г. В период очередных чисток и сокращений в академических институтах Ленинграда Е. Ч. была снова уволена уже в качестве пенсионера.
