27. Увидев это, юноша бежит к своему учителю и говорит: — Учитель, девушка, которую ты считаешь мертвой, жива. Чтобы ты скорее мне поверил, я восстановлю ее застывшее дыхание. — Взяв с собой людей, он отнес девушку в свою спальню, положил на ложе, раздвинул полог; согрев масло, он окунул туда шерсть и приложил к груди девушки; застывшая от холода кровь благодаря теплу снова стала жидкой, и возобновилось совсем не слышное прежде дыхание. После кровопускания она открыла глаза, впервые за долгое время глубоко вздохнула и сказала очень тихо заплетающимся языком: — Прошу тебя, врач, обойтись со мной должным образом: я — супруга царя и царская дочь. — Юноша, увидев, что сделало искусство и как ошибался его учитель, побежал на радостях звать его. — Приди, учитель, посмотри, чего добился твой ученик! — Учитель вошел в спальню и, увидев живой ту, кого считал умершей, сказал юноше: — Я признаю твое искусство, хвалю умение, дивлюсь твоему усердию. Но выслушай меня: я не хочу, чтобы ты лишился благ, приносимых нашим искусством. Получи свою награду: у этой девушки есть деньги. — С этими словами он дал ученику десять сестерциев золота, больную же велел лечить питательной пищей и тепло укутывать. Спустя несколько дней, узнав, что девушка эта царского рода, он в присутствии своих друзей удочерил ее, и так как она слезно молила, чтобы никто не прикасался к ней, внял ее мольбам и позволил удалиться к жрицам Дианы, которые нерушимо блюли целомудрие.
28. Между тем Аполлоний, в великой скорби продолжавший плавание, по воле божьей достиг Тарса; там он сошел с корабля и отправился к дому Странгвиллиона и Дионисиады. Произнеся обычные приветствия, он рассказал им о своих злоключениях и добавил: — Сколь горьки были слезы по умершей супруге, столь сладостным утешением будет мне оставшееся в живых дитя. Теперь, дорогие друзья, после смерти жены я не хочу ни принять царства, ни вернуться к тестю, чью дочь сгубил во время плавания; мне лучше всего заняться торговлей. Поэтому я вверяю малютку вашим заботам: растите ее вместе со своей дочерью. Полюбите ее вашим добрым и простым сердцем и назовите в честь вашей родины Тарсией. Кроме того, я оставлю на ваше попечение кормилицу моей жены Ликориду и хочу, чтобы она растила и холила девочку. — Сказав так, Аполлоний передал им малютку, а вместе с нею дал серебра, золота, дорогие одеяния и принес клятву не брить бороды и не стричь волос и ногтей до того дня, пока не выдаст дочь замуж. Странгвиллион и Дионисиада, пораженные такой страшной клятвой, поручились своей совестью, что воспитают девочку. И вот Аполлоний, оставив у них дочь, снова взошел на корабль и, выйдя в открытое море, достиг дальних и неизведанных частей Египта.
29. Малютку же, названную Тарсией, когда ей исполнилось пять лет, стали обучать искусствам, подобающим свободной девушке; вместе с нею занималась дочь Странгвиллиона и Дионисиады… <..текст испорчен..> ума, развивали слух, учили изящно говорить и достойно держать себя. Однажды Тарсия, достигшая уже четырнадцати лет, вернулась из школы и застала свою кормилицу пораженной внезапной болезнью; присев возле нее, девушка стала расспрашивать о причинах нездоровья. Кормилица же, приподнявшись с ложа, сказала ей: — Выслушай, госпожа моя, Тарсия, последние слова умирающей старухи; выслушай и сохрани их в своем сердце. Скажи мне: кто твой отец и мать и где твое отечество? — Девушка ответила: — Отечество мое — Тарс, отец Странгвиллион, мать Дионисиада. — Кормилица вздохнула и сказала: — Выслушай, госпожа, от меня, каково твое происхождение, чтобы после моей смерти ты знала, как тебе следует поступать. Отечество твое Тир, отца твоего зовут Аполлонием, а мать твоя — дочь царя Архистрата. Как только мать во время благополучного пути домой разрешилась тобою, удушье положило предел ее жизни. Твой отец велел сделать для нее гроб, положил туда царские украшения и двадцать сестерциев золота и опустил ее в море, чтобы там, где ее похоронят, она сама свидетельствовала о себе. Корабли наши, борясь с ветром, привели твоего горюющего отца и тебя, еще в колыбельке, в этот город. Здесь отец поручил тебя заботам своих друзей, Странгвиллиона и Дионисиады, оставил тебе царское платье и дал обет не стричь волос и ногтей, пока ты не выйдешь замуж. Если после моей смерти воспитатели, которых ты называешь родителями, причинят тебе когда-нибудь обиду, поднимись на форум: там ты увидишь статую своего отца Аполлония; прикоснись к ней и воскликни: «Я — дочь того, кто здесь изображен!» Граждане Тарса, помня благодеяния, оказанные им Аполлонием, непременно тебе помогут.
30. Тарсия ответила: — Милая кормилица, клянусь богом, если бы со мной что-нибудь случилось до того, как ты мне это сказала, я бы совершенно ничего не знала о своем происхождении! — Во время этой беседы кормилица на руках у своей воспитанницы испустила дух. Тарсия предала ее тело земле и оплакивала ее целый год. Когда горе ее улеглось, она обрела прежний свой вид, вернулась в школу, к своим обычным занятиям, но никогда не прикасалась к еде, не побывав прежде на могиле и не снеся туда благовоний и цветов. Там она призывала души своих родителей.
31. Так все и шло. Однажды в праздник Дионисиада, гуляя со своей дочерью, которую звали Филомусией, и с Тарсией, оказалась в толпе народа. Увидев красоту и богатые уборы Тарсии, граждане, не исключая и самых уважаемых, приняли ее за чудо и все в один голос твердили: — Счастлив тот, кому Тарсия приходится дочерью! А вот девушка, что идет рядом с нею, ужасно безобразна, сущий урод! — Дионисиада, слыша, как восхваляют Тарсию и поносят ее собственное дитя, обезумела от злости. Сидя как-то одна, она размышляет так: «С тех пор как отец девушки, Аполлоний, покинул Тарс, прошло четырнадцать лет; он за Это время не приехал за своей дочерью, ни разу не прислал нам даже письма. Вероятно, он либо умер, либо утонул. Кормилица ее тоже умерла. Никто мне не помеха. Нужно убить ее мечом или ядом; ее уборами я тогда украшу свою дочь». Пока она сама с собою об этом раздумывает, ей докладывают, что пришел их управитель Теофил. Дионисиада зовет его к себе и говорит ему так: — Если ты хочешь получить свободу и награду, убей Тарсию. — Управитель спрашивает: — А что дурного сделала невинная девочка? — Преступная женщина в ответ: — Ты что же, мне не повинуешься? Делай, что я велю! А не станешь, тебе придется испытать на себе гнев господина и госпожи! — Управитель спросил: — А как можно выполнить твою волю? — И злодейка рассказала ему: — У Тарсии есть привычка — когда она возвращается из школы, то не прикасается к еде, пока не побывает на могиле своей кормилицы. Тебе следует с кинжалом в руке спрятаться там; когда она придет, убей ее и брось труп в море. Как только ты вернешься и скажешь, что исполнил это, ты получишь свободу и деньги. — Управитель взял кинжал, спрятал его на боку и, подняв очи к небу, произнес: — Боже, разве я не достоин получить свободу иначе, как пролив кровь невинной девушки? — С этими словами, вздыхая и проливая слезы, он отправился к могиле кормилицы Тарсии и там притаился. Девушка же, воротясь из школы, по обыкновению наполнила сосуд вином; придя на могилу, она возложила на нее венок и стала призывать души своих родителей; тут управитель напал на нее, схватил сзади за волосы и поверг на землю. Когда он уже готов был пронзить ее кинжалом, Тарсия сказала: — Теофил, что я, невинная девушка, сделала дурного, почему должна умереть от твоей руки? — Управитель на это ответил: — Ты не сделала ничего дурного, но отец твой, Аполлоний, поступил дурно, оставив тебя с большими деньгами и царскими уборами на попечение Странгвиллиона и Дионисиады. — Выслушав это, девушка со слезами стала молить Теофила: — Надежда и утешение мое, Теофил, позволь мне помолиться господу! — И Теофил сказал: — Молись! Богу известно, что не по своей воле я совершаю это злодеяние.
32. Пока Тарсия молилась, неожиданно появились пираты и, увидев управителя, готового заколоть девушку кинжалом, подняли громкий крик: — Стой, варвар, стой, не смей убивать! Это теперь наша добыча, а не твоя жертва! — Управитель, как только услышал голоса, отпустил Тарсию, обратился в бегство и спрятался за надгробный памятник. Пираты между тем направились к берегу, захватили девушку с собой и, покончив со сборами, вышли в море. Переждав некоторое время, управитель оставил свое укрытие и, поняв, что девушка избегла смерти, вознес благодарность богу, уберегшему его от преступления. Вернувшись к Дионисиаде, он сказал: — Твое приказание, госпожа, исполнено. Выполни же теперь свое обещание. — Злодейка в ответ: — Ты совершил убийство и просишь после этого свободы?! Возвращайся в деревню и делай свое дело, не то придется тебе испытать гнев господина и госпожи! — Выслушав ее слова, управитель обратил взор к небу: — Ты знаешь, господи, что я не запятнал себя преступлением. Будь же нам судьей! — С этими словами он отправился к себе в деревню. Между тем Дионисиада, раздумывая о том, как бы скрыть злодеяние, обратилась к своему мужу: — Милый Странгвиллион, — сказала она, — спаси свою супругу, спаси нашу дочь! Поношения, которыми осыпали Филомусию, довели меня до страшной ярости и исступления; и вот, говоря самой себе — уже дольше четырнадцати лет, как Аполлоний оставил нам на попечение свою дочь Тарсию и ни разу не прислал даже письма, он, конечно, уже погиб в бурном море, кормилица девочки умерла, никто мне не помеха — я вдруг задумала убить Тарсию и украсить нашу дочь ее уборами. Знай, что этот замысел выполнен. Теперь оденься в траурную одежду, я сделаю то же самое, и мы с притворным плачем, чтобы удовлетворить любопытство граждан, скажем, что Тарсия внезапно умерла от болезни желудка. Поблизости, в предместье, мы устроим надгробие и скажем, что здесь ее схоронили. — Когда Странгвиллион все это выслушал, им овладели такой ужас и отчаяние, что он воскликнул: — Да, подай мне траурное одеяние, чтобы я оплакал самого себя за то, что мне досталась в супруги такая преступница. Увы мне! Горе! Что мне теперь делать? Как поступить с отцом девушки, который, попав к нам, избавил наше государство от угрозы голодной смерти и покинул его по моему наущению; из-за нас он потерпел кораблекрушение, смотрел в глаза смерти, потерял свое имущество и впал в нищету; когда бог вернул ему благосостояние, он, как человек благочестивый, не отплатил злом за добро и не имел такого намерения; напротив, он предал все зло забвению и помнил только добро, дарил нас доверием и щедро вознаградил; он и нас считал тоже благочестивыми и отдал нам на воспитание свое дитя; он чувствовал к нам такую искреннюю любовь, что по имени нашего государства назвал свою дочь. Увы мне! Я был слеп! Теперь мне остается вместе с невинной девушкой оплакивать и себя самого, связанного со злейшей и ядовитой гадиной, преступной женой! — Обратив глаза к небу, он взмолился: — Боже, ты знаешь, что я не запятнал себя кровью Тарсии, взыщи за нее с Дионисиады и покарай ее! — А потом обратился к жене: — Как же ты, противная богу, собираешься скрыть свое нечестивое злодеяние? — Дионисиада вместе с дочерью надела траурные одежды и, с притворными рыданиями созвав граждан, сказала: — Дорогие сограждане, я призвала вас потому, что мы лишились ясной надежды, плодов своего труда и награды нашей жизни; Тарсия, которую все вы хорошо знаете, доставила нам горчайшие терзания и слезы; мы ее достойно схоронили. — Граждане устремляются к тому месту, где по велению Дионисиады была устроена могила, и в память заслуг и благодеяний Аполлония, отца Тарсии, устанавливают бронзовое надгробие с такой надписью:
