Всему сборнику сатир предпослан пролог, написанный «хромыми ямбами» (Гиппонактовым стихом) и носящий ярко выраженный сатирический характер.
Несмотря на несовершенство сатир Персия, в древности они пользовались несомненным успехом; об этом свидетельствует, с одной стороны, то, что они дошли до нас во многих списках, а с другой — указания таких знатоков и ценителей, как Квинтилиан, который заявляет, что «Персий заслужил большую и истинную славу, хотя всего одной книгой». Марциал, обращаясь к Пуденту, говорит:
Книжкам нашим, Пудент дорогой, их куча мешает:
До пресыщения их надоедает читать.
Редкое нравится нам: так первая овощь вкуснее,
Так же дороже для нас розы бывают зимой;
Так набивает себе любовница хищная цену
Спесью: открытая дверь не привлечет молодежь.
Часто мы больше считаемся с Персия книгой одною,
Чем с «Амазонидой» всей, Марса бесцветным трудом.
Персий считал себя продолжателем Луцилия и Горация. Однако его сатиры сильно отличаются от ранних сатир Горация и от тех сатир Луцилия, какие носили политический характер. Все сатиры Персия, не исключая даже и первой, в которой он обрушивается на страсть к стихотворству, представляют собой в основном морально-дидактические рассуждения. И хотя Персий не достигает высот ювеналовской сатиры, он гораздо искреннее и смелее обличает современных ему римлян, чем другие писатели-философы. Давая отрицательную характеристику этим последним, Энгельс в работе «Бруно Бауэр и раннее христианство» положительно отзывается о Персии: «Только очень редкие из философов, как Персий, поражали, по крайней мере, бичом сатиры своих выродившихся современников» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XV, стр. 607, 1933 г.).
Сенека
Автором памфлета на смерть предшественника Нерона, императора Клавдия, считается, согласно античной традиции и, в частности, свидетельству историка Диона Кассия, воспитатель молодого Нерона, философ Луций Анней Сенека. Его литературная деятельность была чрезвычайно разнообразна: он писал естественно-научные произведения, философские трактаты, эпиграммы и трагедии, поэтому вполне возможно, что ему принадлежит и сатира на смерть Клавдия, в которой он мог вдоволь поиздеваться над ученым и слабовольным императором, отправившим его в долголетнюю ссылку на остров Корсику, и доставить удовольствие юному Нерону.
Петроний
Время написания «Сатур» Петрония — принципат Нерона. Прямых свидетельств о том, кто был сам Петроний Арбитр, не имеется; но можно предполагать, что это тот самый Гай Петроний, о котором рассказывает историк Тацит («Летопись», кн. 16, гл. 18—20): «День он посвящал сну, ночь — делам и жизненным наслаждениям. Других приводит к славе усердие, его же привела бездеятельность; он не считался гулякою и мотом, но отличался утонченной роскошью».
Позднейшие латинские авторы называют автора «Сатур» то Петронием, то Арбитрохм, то Петронием Арбитром.
То, что дошло до нас от произведения Петрония, составляет лишь ничтожную долю из написанного им. Эти отрывки «Сатур» Петрония относятся к книгам 15-й и 16-й. Каков был объем всего произведения Петрония, неизвестно. Фрагменты не имеют ни начала, ни конца, во многих случаях разрознены; единственно цельный эпизод представляет собою отрывок, получивший название «Пир у Трималхиона».
«Сатуры» Петрония интересны и как литературное произведение и как документ, рисующий быт и нравы римского общества времен Нерона.
В дошедших до нас отрывках рассказ ведется от лица Энколпия — человека, получившего, несомненно, хорошее литературное образование, но ставшего вором, убийцей и распутником. Остальные действующие лица — бродячий поэт Эвмолп, ритор Агамемнон и другие — по своему моральному облику нисколько не выше Энколпия. Исключение составляет, пожалуй, один Трималхион — центральная фигура главного эпизода фрагментов — «Пира у Трихмалхиона».
Трихмалхион, как показывает уже самое его имя — «втройне отвратительный», должен, казалось, быть самой непривлекательной фигурой у Петрония, но этот вольноотпущенник, земли которого, как говорит один из его сотрапезников, «коршуну не облететь», изображен вовсе не таким отвратительным, как многие другие действующие лица. Он добродушен, гостеприимен, щедр, не злобен, легко прощает проступки рабов, не скрывает своего подневольного постыдного прошлого. Словом, по существу Трималхион не столько отвратителен, сколько смешон.
Петроний ставит себе в заслугу простое и правдивое описание народных нравов — «того, что делает народ». И действительно, в эпизоде «Пир у Трималхиона» мы видим мастерское изображение представителей той среды, из которой вышел сам Трималхион.
Одной из интереснейших подробностей «Сатур» Петрония является введение в них вставных рассказов, взятых автором из устного латинского творчества, подобно сказке об Амуре и Психее, искусно обработанной Апулеем в его «Метаморфозах» («Золотом осле»). Некоторые из этих рассказов имеются и в эпизоде «Пир у Трималхиона».
Богатый материал дают «Сатуры» Петрония и для изучения разговорного латинского языка. Сознательно подчеркивая особенности народного говора, Петроний, однако, не впадает в карикатуру, а воссоздает подлинную речь различных слоев населения Италии.
Умение дать настоящую сатиру на нравы определенных слоев римского общества времен Нерона, пусть и не такую резко обличительную, какую дает Ювенал, искусство создавать типические образы, вроде разбогатевшего вольноотпущенника Трималхиона, напыщенного ритора Агамемнона, метко очерченных штрихами женщин и т. д., все это дает нам право считать Петрония одним из крупнейших римских сатириков, помогающих изучать жизнь римского рабовладельческого общества и понять те его стороны, которые без Петрониевых «Сатур» остались бы совершенно неосвещенными.
Ювенал
Децим Юний Ювенал родился в Аквине, древнем городе вольсков в Лации. Хотя никаких прямых данных о годе рождения Ювенала из его произведений установить нельзя, однако, по указаниям двух его древних биографий, время жизни его приходится на 60—140 гг. н. э., тематика же его сатир касается главным образом времен правления Домициана (81— 96 н. э.) По некоторым намекам в его сатирах можно судить, что происхождения он был незнатного. Однако родители Ювенала были люди достаточно состоятельные, чтобы дать ему риторическое образование.
Дошедший до нас сборник сатир Ювенала, несомненно, представляет собой не простой свод его произведений, а книгу, в которой отдельные части распределены по возможности систематически. Это очень хорошо видно по Сатире первой, являющейся не только отдельным, самостоятельным произведением, но и введением ко всем остальным сатирам, в которых Ювенал излагает свое писательское credo. По мнению Ювенала, поэзия должна иметь своим источником жизнь, а не выдуманную, безжизненную тематику. Жизнь во всех ее проявлениях — вот истинная основа поэзии и особенно поэзии сатирической:
Все, что ни делают люди, — желания, страх, наслажденья,
Радости, гнев и раздор,— все это начинка для книжки.
Сатира вторая направлена против лицемеров, которые, прикрываясь личиной блюстителей нравов и выдавая себя за философов-моралистов, предаются самым гнусным порокам. В этой сатире Ювенал трижды намекает на Домициана, принявшего звание «непременного цензора». В Сатире третьей Ювенал говорит о трудности жизни в Риме.
Сатиры четвертая и пятая посвящены гастрономическим темам. Сатира четвертая состоит из двух отдельных частей. Начинается она с изображения распутного обжоры Криспина, но затем Ювенал как бы забывает об этом и посредством нескольких вставных стихов (28—36) переходит к Домициану. Тема Сатиры пятой использована во многих эпиграммах Марциала, а также в одном из писем Плиния Младшего, но ни тот, ни другой не дают такой грандиозной сатирической картины, какую мы находим у Ювенала.
