Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю

а также:

Лю И-цин

Подлинные события (Сюань янь цзи)

Ван Янь

Вести из потустороннего мира (Мин сян цзи)

Хоу Бо

Достопамятные происшествия (Цзин и цзи)

Тан Линь

Загробное воздаяние (Мин бао цзи)

Невыдуманные истории о невероятном, занимательном, забавном

Равно великий в свершениях и злодеяниях Первый Августейший Император династии Цинь создал неразрешимые проблемы наследнику престола: Второй (и последний) Августейший Император [1] не придумал ничего лучшего как покрыть лаком стену, ограждавшую Поднебесную. Придворный шут с воодушевлением приветствовал этот проект: народ, конечно же, пострадает от поборов, однако стена станет красивой и такой гладкой, что разбойникам-супостатам не взобраться по ней. Единственное возражение шута сводилось к тому, что потребуется навес над стеной, предохраняющий лак от лучей солнца.

У анекдота о Великой Китайской Стене, вызвавшего у читателя по меньшей мере улыбку, совсем седая борода и весьма преклонный возраст. В конце следующего века он отметит полуторатысячелетний юбилей. Следующий анекдот датирован полутора столетиями ранее и касается более прозаического предмета, нежели предыдущий.

Жуань Сянь и его дядя Цзи [2] жили на южной стороне улицы, а их остальные сородичи — на северной. В седьмой день седьмого месяца богатые «северные» Жуани, как и полагалось, вынесли под последние жаркие лучи уходящего лета роскошные одежды из шелка, узорных тканей и парчи. Сянь же посреди двора вывесил на длинном бамбуковом шесте свои холщовые подштанники. На недоуменные вопросы обывателей он отвечал, что негоже ему пренебрегать заведенными в миру порядками.

От крайних форм сарказма и эпатажа перейдем к довольно непритязательной истории из повседневной жизни эпохи Хань (206 г. до н. э.—220 г. н. э.), из которой следует, насколько близки бывают житейские ситуации, значительно отдаленные в пространстве и времени.

В такие-то годы такого-то правления в доме одного простолюдина (с указанием точного местопроживания) творились всяческие чудеса: большой жбан стал издавать звуки, исчезла кое-какая утварь, курица вывела цыплят — и те пропали. Люди приготовили много еды и поставили в доме, желая изловить нечистую силу. Услыхав все те же звуки, они схватили палку и принялись бить куда ни попадя. Наконец в углу раздался стон и мольбы о пощаде. Обнаружили старика лет этак ста, одичавшего и бормотавшего что-то невразумительное. Выяснилось, что десять лет назад неподалеку в одном доме пропал старик. Родные печалились и радовались тому, что отыскался дедушка. А через год старик вновь пропал, и в окрестных домах по-прежнему стали случаться чудеса.

Наконец, еще одна старинная история из жизни китайских духов.

Селянину, ехавшему по своим делам на повозке, повстречался отрок с лютней-пипа. Отрок попросился в повозку и стал играть песенки на своей лютне. Когда же песенки кончились, отрок выплюнул язык и вырвал свой глаз, уйдя затем прочь. Перепуганный простолюдин продолжил путь. Вскоре, еще не совсем придя в себя, он повстречал на дороге дряхлого старца, который сразу же представился: фамилия и имя были совсем обычные. Селянин помог ему взобраться на повозку и рассказал о духе-отроке, искусно игравшем на лютне. Задетый за живое старец похвастал, что и он из той же породы и к тому же не обделен музыкальными талантами. Подтверждая сказанное, он вырвал свой глаз и выплюнул язык, вконец перепугав селянина.

Искушенный читатель, познавший толк в китайской классике, вероятно, установил принадлежность пересказанных историй к жанру коротких рассказов сяошо и, быть может, припомнил сборники: «Записи, рождающие улыбку» Хоу Во, «Ходячие толки в новом пересказе» Лю И-цина, «Записки о поисках духов» Гань Бао. Три последних десятилетия читающая публика имела возможность познакомиться с переводами этих и других сборников коротких рассказов по меньшей мере в четырех подборках и отдельных изданиях [3]. Чем вызван столь взаимный и неизменный интерес издателя и читателя к этому предельно архаичному литературному явлению, рожденному в столь сложной для понимания культурной среде? Что привлекает нас в этом действительно кратком (иногда в две-три фразы), по преимуществу малоправдоподобном (хотя и претендующем на историческую достоверность) и не всегда серьезном (как мы убедились) китайском рассказе?

По-видимому, достоинства короткого рассказа становятся продолжением его же «недостатков». Мы обречены на вечную разгадку тайны близкого, но так далекого от нас великого соседа; почтенный возраст сяошо, напротив, усиливает наш интерес; краткость — то качество, к которому мы стремимся (надо сказать, безуспешно) в наш насыщенный событиями век; а страсть ко всякого рода малоправдоподобным, странным, или «аномальным», явлениям — непреходящее свойство человеческой натуры. Доля сарказма, едкая ирония и шутливая интонация, присущие некоторым занимательным историям, вполне сочетаются с современными умонастроениями.

И все же главное достоинство короткого рассказа состоит, на наш взгляд, в ином: историко-культурное значение этих занимательных историй несравненно перевешивает их литературную ценность. Эта литература «улиц и переулков, дорог и проселков» приоткрывает малоизвестный пласт древней духовной культуры человечества. Речь идет о так называемой низовой, или простонародной, культуре «безмолвствующего большинства», которая оставила относительно редкие письменные свидетельства и довольно фрагментарно представлена в письменной традиции. Сяошо дарят нам уникальную возможность приобщиться к мироощущению, представлениям и верованиям, бытовавшим в широкой социальной среде Китая, к «живой жизни» китайцев первых веков нашей эры.

Настоящая книга знакомит читателя с буддийскими короткими рассказами сяошо, которые совсем недавно были известны лишь немногим специалистам по истории китайской литературы. Наиболее полной подборке переводов из дошедшей до нас коллекции буддийских сяошо мы намерены предпослать историко-литературный обзор и краткое историко-культурное введение. Но прежде совершим небольшой экскурс в историю жанра короткого рассказа и создавшей его эпохи.

* * *

Основные жанровые признаки литературы сяошо сложились задолго до того, как буддизм укоренился на китайской почве. Категория сяошо была внесена уже в библиографический раздел династийной истории «Хань шу», составленной Бань Гу (32—92). Пятнадцать сборников, упомянутых здесь, не дошли до нас, но судя по высказыванию Бань Гу, представляли собой записи «бесед на улицах, речений в переулках, пересудов на дорогах, рассказов на проселках». Сбор этого своеобразного китайского фольклора был возложен на мелких чиновников байгуань, призванных знакомить власть предержащих с настроениями простого люда. Вместе с