большого (7, 165, 326); малое и тонкое, относящееся к смыслу (7, 344); и предельно малое и тонкое, выходящее за пределы умопостигаемого: это есть «сокровенная тонкость, глубочайшая малость, которую не постигнуть рассуждением, не изъяснить в речах» (7, 90, вар. 91). Малое и тонкое средней ступени поддается расчету (7, 25), но предельно малое и тонкое уже настолько мало и тонко, что становится равно самому большому, как бы растворяясь в нем (7, 280, 289), и такое малое и тонкое уже не поддается расчету, поскольку не имеет меры (7, 178). Это последнее есть качество
дао и бесформенного.
Тьма и свет. Эти две категории, пожалуй, самые трудные для понимания. Основными терминами здесь являются мин — глубокая бездонная тьма и чжао в разных написаниях — со значением «ясный», «светлый», «свет». Синонимами к темному являются также следующие слова: ю — «темный» в смысле «лишенный света»; хунь мин — букв. «струящаяся тьма», «поток тьмы»; яо мин — с оттенками тьмы далекой дали, где уже ничего нельзя рассмотреть именно из-за дальности, недоступности зрению.
Тьма и глубокий мрак опять-таки прежде всего характеризуют небытие: «Свет спросил у Небытия: «Ты действительно существуешь или ты на самом деле не существуешь?» Небытие не отвечало. Не получив ответа, Свет стал всматриваться в его облик: темное, неразличимое, смотришь — не видишь его формы, слушаешь — не слышишь его голоса, хочешь схватить — не можешь, вглядываешься в даль его — не видно края» (7, 206). И второй фрагмент, в котором одна душа спрашивает другую о дао, и та отвечает, что телом дао является небытие: «Я однажды встретилась с ним: смотришь — нет формы, слушаешь — нет голоса. Называют Темный мрак. Темный мрак походит на дао, но это не дао» (7, 271). Тьма и глубокий мрак характеризуют дао (7, 2, 129). Во времена далекого прошлого, когда еще не было нарушено Великое Единство, люди жили в покое, не зная ни обрядов, ни долга, ни насилия, ни жестокостей, как будто «в центре струящейся тьмы» (7, 21, 115). Таков и мир странствий мудреца: «Он овладевает снежной белизной и не бывает черным; поступки его кристально чисты и не имеют примеси; обитает в сокровенной тьме, а не темен, отдыхает в природном горниле и не переплавляется» (7, 23); «Мудрец скрывается в безначальном... вращается в бесформенном... наверху достигает вершины совершенной высоты, внизу измеряет дно совершенной глубины... сердцем устанавливается в далекой тьме» (7, 262, см. также 7,22, 25,98,156).
Тьма связывается в тексте «Хуайнаньцзы» с представлением о глубочайшем смысле, запрятанном так далеко и являющемся такой тонкостью, что овладение им не под силу чувственному знанию (7, 91). Поэтому искать знания этого смысла с помощью глаз и ушей означает «отказаться от яркого света и дать дорогу темному мраку. Это означает утратить дао» (1, 30). Здесь-то мы и встречаемся со сложным значением термина «тьма». В самом деле, из приведенного фрагмента явствует, что следование тьме есть незнание, а свет значит знание. Но все дело в том, что и глубочайшая тьма обладает светом, доставляющим знание. Есть свет и свет. Различие между ними раскрывается в диалоге Тени и Полутени, где Тень говорит: «На Фусане (священное дерево, на котором, согласно мифологическим представлениям, отдыхает солнце, свершив свой очередной круг по небу. — Л. IT.) происходит смена дня и ночи. Солнце освещает космос. Лучи света заливают пространство меж четырех морей. Но закрой двери, прикрой окна, и этот свет не сможет проникнуть. Божественный же свет льется сразу с четырех сторон, нет места, которого бы он не достигал. Вверху граничит с небом, внизу доходит до земли. Преобразует и пестует тьму вещей, но не имеет образа... Разве сравнится с его светом [солнечный] свет!» (7, 206). Но «божественный свет» — это «божественный разум» дао (см. с. 46-47). Солнечный свет способен «проливать свет» на материальный мир, смысл которого может быть истолкован в речах (7, 156), но есть нечто неподвластное ему, неподвластное речам. Оно доступно только мудрецам, постигшим божественный свет, или разум дао. Поэтому мудрец «внутри темного мрака один видит свет» (7, 25), он «выходит из света и вступает во тьму, чтобы проникнуть в дао» (7, 321). Но из этой тьмы он, обогащенный новым представлением о свете, вновь возвращается в область «солнечного света». Поэтому с тем, кто «прошел через тьму и вошел в светлое, можно говорить о совершенном» (7, 164). Другие же не обладают «талантами мудрецов... всю жизнь барахтаются во мгле хаоса и так и не овладевают искусством пробуждения в свете» (7,374).
Подведем некоторые итоги этого анализа. Есть свет, и есть тьма. Свет — способность различения, дающая знание. Тьма скрывает различия и потому есть незнание (в темной комнате и тот, кто способен догнать быструю лань, оказывается не способным поймать даже черепаху. — 7, 294). Но в мире есть множество вещей, скрытых от света и потому недоступных зрению. Прежде всего тот смысл, который не дается простым наблюдением и не лежит на поверхности вещей и явлений, а предполагает глубокое вхождение в их внутреннюю суть, познание тончайших нитей, связывающих все разнообразие и множество вещей и явлений в один тугой узел. Этот смысл, это идеальное есть «тьма», однако такая, которая обладает своим светом, не физическим, а тоже «идеальным». Высшей же формой идеального являются небытие и дао, таящие в своей глубокой тьме и высший свет — «божественный свет (разум)». Тот, для кого открылся высший свет, оказывается и в краю физического света видящим более, чем это доступно простому зрению. Физическое зрение, чувственное знание [1308] уступает место внутреннему зрению, интеллектуальному знанию.
До сих пор речь шла о терминологии, связанной большей своей частью с описанием свойств идеального, стоящего за пределами мира явлений. То же, что в мире явлений есть от этих свойств, представляет собой только их отражение, слабое подобие, «тень». Мудрецы подражают, следуют этим образцам и как высшая степень этого «следования» уподобляются их чистоте, простоте, беспримесности, цельности, покою, равновесию, а свой разум уподобляют тонкости, тьме и свету одновременно.
Но и мир явлений может быть совершенным, если он руководится принципами, приближающими его к совершенству идеального самого по себе. Эти принципы организуют и оформляют бытие, которое предстает как произведение искусства, в котором внешнее и внутреннее, идеальное и материальное приведены в гармоническое единство. Поэтому следующий ряд терминов, который мы рассмотрим, будет относиться к характеристике этих принципов.
Гармония (хэ, тяо). Гармония употребляется в тексте прежде всего в прямом значении — как музыкальное согласие,
