прибытии сыновей их благодетеля, потребовать у них помощи и содействия и приступить к завоеванию вилайета [Бидлиса].
Случилось так, что ассирийцы тем временем взбунтовались против своего правителя 'Иззаддин Шира и вступили в распри с ним, свернув с пути покорности и послушания, верной службы и повиновения и избрав путь мятежа. 'Иззаддин Шир, желая наказать их, двинул войска на непослушное племя. Те недостойные тоже приготовились к битве и сражению и показали чудеса храбрости и героизма. Стихотворение:
Когда не остается другого выхода,
Рука хватает рукоять острого меча.
Хасан 'Али и брат его, будучи среди ассирийского племени, погибли в том сражении. После того как Мухаммад-ага Калхуки радостною вестью о прибытии сыновей эмира привлек на свою сторону ашират рузаки и заручился его поддержкой, договорился о совместных действиях с великими эмирами. Курдистана, /393/ внезапно пришло известие о трагическом душераздирающем событии, о печальной участи, [постигшей] сыновей эмира. Судьба отвернулась от него. От носа стариков и молодых того несчастного племени к изменчивым небесам поднялся дым горестного изумления, а крики и стенания достигали зенита небесной сферы. От фонтанов их глаз образовались потоки крови. В безысходном отчаянии катались они в прахе и крови, накинув на плечи черные покрывала и накрывшись траурными плащами, и вместо воротника раздирали одеяния своей души. Стихотворение:
Не осталось ока, которое бы не оплакивало кровавыми слезами этого несчастья.
Груди, которая бы не печалилась этому событию.
Действительно, на горизонте явлений не восходила ни одна звезда счастья, которая бы не закатилась, а на созерцаемой [нами] поверхности к небу не возносил вершины ни один дворец, который бы не пострадал от ударов бренности. Стихотворение:
В цветнике вселенной [еще] не вырастало дерево,
Которое бы пощадил удар секиры.
В этом разноцветном, как оперенье фазана, саду
Не останется ни цветка на лужайках, ни кипариса.
Словом, после этого события Мухаммад-ага погрузился в бездну смятения, и поединок с пучиной страданий стал уделом того несчастного. Ураган горя и волны скорби унесли якорь его терпения и покорности [судьбе], и корабль его смирения стал добычей крокодила небытия в водовороте бед и несчастий. Обезумев от предельной тоски, он спустил паруса мужества [1056] со словами: “Жаль те два бутона цветника власти, что выросли в розовом саду эмирата и увяли под знойным самумом смерти, так и не насладившись благоуханным дыханием ветерка управления; увы, погибли от пламени судьбы те два вольных кипариса, что раскинулись над полноводною рекою царства, /394/ [погибли], так и не испив воды из истоков владычества”.
Одновременно с этим роковым событием один из друзей известил Мухаммад-агу, что брат эмира Ибрахима эмир Шамсаддин находится в округе Арух — в то время когда Сулайман-бек Бижан-оглы осадил эмира Ибрахима в Бидлисской крепости, он (Шамсаддин) каким-то образом бежал из Бидлисской крепости и укрылся в аширате бохти. Там он взял в жены дочь эмира Мухаммада Арухи, и от нее у него есть сын по имени Шараф-бек. И ныне отец и сын — оба находятся в аширате бохти.
Мухаммад-ага, услыхав такую весть, преисполнившись радости, отправился туда и удостоился счастья служения эмиру Шамсаддину. При встрече с ним, когда [Мухаммад-ага] увидел воочию на челе его деяний знаки величия, а на лбу его упований признаки проницательности, Мухаммад-аге пришлись по нраву похвальные его манеры и обращение. И поведал он свою исполненную скорби историю с самого начала до того момента, так что эмир Шамсаддин явил сострадание и сказал: “Каковы же теперь ваши цели и устремления?” Тот доложил: “Я умоляю вашу милость [1057] протянуть руку решимости из рукава мужества, вставить ногу удачи в стремя неустрашимости и направиться на завоевание Бидлисского вилайета”. Шамсаддин удостоил его просьбу согласия, и они вместе отправились в Бидлисский вилайет.
Ко времени его прибытия в те пределы вокруг него собралось тысяча пятьсот пригодных к делу людей из аширата рузаки, и вскоре они приступили /395/ к осаде крепости. Управление Бар'гири, Арджишем и Адилджевазом тогда принадлежало туркменам племени мухаммад-шалуи. Узнав, что эмир Шамсаддин подошел к Бидлисской крепости, несметным полчищем они двинулись [на Шамсаддина], и эмир Шамсаддин выступил навстречу туркменскому войску. Встреча двух враждующих сторон произошла в районе Рахва. Обе приложили большие старания и усилия, мужественные курды проявили чудеса доблести и геройства, но все оказалось бесполезным. Стихотворение:
Коль не даруют [тебе] счастья эти старые небеса,
Силой его на аркане не притянешь.
Под конец поражение потерпело войско [племени] рузаки. Прежде чем эмир Шамсаддин завладел вилайетом, ангел смерти стер его имя со страниц бытия. Не успел он сорвать и одной розы в цветнике власти, как студеный ветер судьбы разломил в его сердце колючку безнадежности. [Что же до] Мухаммад-аги, то с тысячей трудностей и лишений он выбрался из того опасного места и, отрешившись от жизни и [этого] мира, убрал голову в воротник, а ноги под подол со словами — стихотворение:
Что за судьба у меня, несчастного, о боже,
Что не исполняет она ни одного моего желания.
Когда спрятал он голову в карман ожидания и избрал угол затворничества, страстное желание величия покинуло его сердце. Он пребывал на коленях отчаяния, как неожиданно до его достойного слуха донесся небесный глас и божественное речение — стихотворение:
“Приди, о слабый разумом! К чему эта немощность?
Правило путешественников — быстрота и находчивость.
Зерно начинает прорастать под землей,
Но, сколь есть у него упорство, под конец оно поднимается над нею.
Именно энергии обязан янтарь неодолимой силой,
С которой он притягивает к себе солому /396/ без помощи рук.
Да что янтарь, что притяжение [к нему] соломы, —
Когда гору с пути сносит старание и упорство.
Вставай, шпорами решимости пусти вскачь коня устремления, ступай в Ирак и доставь в ашират рузаки эмира Шах. Мухаммада, сына эмира Ибрахима, что остался в Куме, — это дело касается его”.
Уповая на слово божье, которому чуждо подобие лжи и лицемерия и которое преисполнено истинности и правдивости, Мухаммад-ага без промедления направился в Ирак. По прибытии туда рассказал он печальную историю Хасана и Хусайна, в точности напоминающую событие, имевшее место в Кербеле. Без прибавления и без утайки поведал
