“Эмиры Курдистана взывают к милости и доброте владыки мира, дабы пожаловал он им их наследственные области и назначил среди них кого-нибудь старшим и
беглербегом. [Тогда] все вместе они пойдут на Кара-хана и прогонят его из Диарбекира”. Покоритель вселенной — государь пожаловал [им такой ответ]: “Будет назначен среди них любой из эмиров и правителей Курдистана, достойных [звания] эмира эмиров, с тем чтобы остальные курдские эмиры, явив ему послушание и покорность, принялись за истребление и искоренение кызылбашей” — “Им от природы, — заявил Хаким Идрис, — в большой мере присуще своенравие, и ни один из них перед другим не склонит головы. /
417/ Сколь помыслы [ваши] обращены на раскол и разобщение рядов кызылбашей, следует это важное дело поручить одному из служителей двора — прибежища мира. Они подчинятся ему, и эта задача будет решена без промедления”.
Следуя [совету, султан] назначил эмиром эмиров Диарбекира и начальником войск Курдистана Мухаммад-агу чауш-баши, известного под именем Бийикли-Мухаммад, и послал [его] на завоевание тех районов. Подобно грозовым тучам, выстроились друг против друга в Коч-Хисаре [1084] в окрестностях Нисибина [1085] две армии, два войска, напоминающие вздымающееся море. Первыми разожгли огонь битвы и побоища [люди] племени рузаки, а именно Тадж-Ахмад, Касим Андаки, мир Шах Хусайн Кисани, мир Сайфаддин и 'Умар Джандар — герои [своего] времени и богатыри [своей] эпохи, испившие в тот день напиток смерти. Большинство знати [аширата] рузаки, проявившей в том кровавом сражении чудеса храбрости и отваги, было ранено, как то: мир Мухаммад Насираддини, Кара Йадгар, Саййид Салманан кавалиси и другие. Кара-хан был убит, и поражение потерпели войска кызылбашей. Много народу было захвачено в плен. Стихотворение:
Принятые под сень счастливой судьбы государя,
Отобрали они владения свои у врагов,
Обнажили они мечи мести против врага,
Опрокинули основание заблуждения [1086].
Когда каждый из курдских эмиров отправился на завоевание своей области, эмир Шараф тоже пошел на Бидлис и приступил к осаде. Ему помогали Мухаммад-бек Хазуи, мир Давуд Хизани, мир Шах Мухаммад /418/ ширави и эмиры Мокса и Асбайирда. После нескольких дней осады осажденные были доведены до крайности. Кызылбапш согласились на то, чтобы Мухаммад-бек 'Азизани и мир Шах Мухаммад поручились за их жизнь, имущество и состояние, что им никто не причинит вреда, — [тогда] они сдадут крепость эмиру Шарафу. Упомянутые эмиры выступили посредниками, крепость и вилайет были переданы их законному наследнику охотно [и без промедления]. Эмир Шараф людей кызылбашей поручил эмирам, дабы, препроводив до границы Арджиша и Вана, они отправили их на родину. И в течение долгого времени [сначала] султанским диваном, а впоследствии султаном Сулайман-ханом охрана и оберегание [тех] рубежей и границ были возложены на эмира Шарафа. Тот достойно исполнял эту обязанность и снискал покровительство обеих сторон [1087], пока во времена шаха Тахмасба эмиром эмиров Азербайджана не стал Улама такалу. Большею частью он проживал в Ване и Востане и являл усердие в наблюдении за границей.
[В то время] ведение дел государства пребывало в могущественной деснице Чуха-султана такалу. Когда Хусайн-хан шамлу в сговоре с другими кызылбашскими племенами убил Чуха-султана на летних становищах Исфаханского Гендумана [1088], эмиры текелу разошлись по разным сторонам. Улама в Тебризе поднял знамя бунтарства, завладел казною и сокровищницами шаха Тахмасба, конфисковал [имущества] богачей Тебриза и награбил много добра. Он отправился в Ван и изъявил рабскую покорность порогу султана Сулайман-хана и послал в султанский дворец через своего мулазима прошение с разного рода обязательствами.
/419/ Когда эти известия достигли славного монаршего слуха, вышел непререкаемый, как судьба, указ, дабы эмир Шараф отправлялся в Ван и доставил к государеву порогу Улама-султана с семьей и приверженцами. Повинуясь повелению, эмир Шараф собрал свое войско и кошун [1089] и отбыл в Ван, Улама тоже выступил ему навстречу вплоть до местечка Харкум в сопровождении около двухсот человек из начальников и знати [племени] текелу. Встретились они у реки Харкум.
Улама пригласил его (эмира Шарафа) в крепость Вана, мол, “несколько дней он побудет там, а затем, отдав должное законам гостеприимства и по соблюдении предписаний учтивости, мы отправимся в Бидлис”. В это время несколько жителей Вана и Востана обратили внимание эмира Шарафа на следующее: “Улама свою жену, которая является кормилицей шаха Тахмасба, направил вместе со своим братом ко двору шаха Тахмасба для установления между ними основания мира и согласия. Поскольку Улама человек коварный, то, не дай бог, он заманит вас в крепость, вместе со [своими] ага замыслит недоброе, придумает хитрость, и ему удастся изыскать средство для сближения и повод, чтобы прибегнуть к нашей помощи и встретиться [с нами]”.
Эти тревожные сообщения напугали и привели эмира Шарафа в замешательство, и сколько Улама ни настаивал на отъезде в Ван, он находил извиняющие предлоги и предпочитал не торопиться. Под конец порешили на том, что Улама-султан и эмир Шараф остановятся в селении Харкум и отправят в Ван Амира-бека махмуди с несколькими надежными людьми из знати Уламы, дабы /420/ те доставили из Ванской крепости семью, приверженцев и знать, и [потом] они все вместе направятся в Бидлис.
Когда Амира-бек и знатные ночью прибыли в Ван, брат Уламы, ступив с несколькими своими ага на путь мятежа и бунтарства, укрепил ворота крепости и не позволил ни Амира-беку и начальникам Уламы войти в крепость, ни семье и сторонникам выйти оттуда. Когда эта весть дошла до эмира Шарафа, он понял, что идти на крепость и осаждать ее не имеет смысла. Кроме того, собравшиеся [со всех] сторон кызылбашские эмиры тоже помогут Уламе ускользнуть из его рук. [Эмир Шараф] был вынужден, захватив Уламу и около двухсот знатных, которые вместе с ним прибыли на встречу, направиться в Бидлис. То сборище, побросав имущества и пожитки, отчаявшись увидеться с семьями, [оставшись] лишь с тем, что на них было, на непокрытых конях, с глазами, полными слез, и истерзанным сердцем в осеннюю пору следовало за ним.
Мухаммад Шахниман кавалиси, питавший к сочинителю этих строк привязанность опекуна [1090], поведал [нам]: “Когда Улама и эмир Шараф остановились в районе Карджигана, я, несчастный, и несколько человек из ночной стражи охраняли эмира Шарафа. Наступила полночь, и в шатер вошел посланец Уламы с двумя-тремя надежными ага, умоляя о встрече с эмиром Шарафом, мол, “Улама-султан послал [нас] с несколькими важными сообщениями, дабы мы их доложили”. Эмиру Шарафу сообщили об этом, и он разрешил их пропустить. Когда их
