и споспешествовать безграничное благоволение и милость государя, согласно исполненным красноречия строкам — стихотворение:
Кто бы ни был тот, кто, опасаясь за жизнь и честь [свою],
Прибегнет к покровительству этого дома,
Я не позволю нанести ему обиды и оскорбления,
Даже если это мне будет стоить головы.
Мы даровали тому оплоту власти место под этой благодатной сенью, /429/ вознесли его до степени хана, нарекли его именем Шараф-хана и, препоручив ему руководство таваджиями высочайшего дивана, включили в число достойных ханов и эмиров августейшего двора. Мы пожаловали тому прибежищу власти звание эмира эмиров и старшинство “ад всеми эмирами Курдистана, управление Бидлисом, Ахлатом, Мушем и Хнусом вместе с относящимися к ним районами и остальными областями, что до настоящего времени пребывали во владении у вышеупомянутого эмира, и признали его одним из августейших наместников нашей богом хранимой державы. Мы передали в его могучую десницу бразды управления теми районами, дабы с неизменным почтением он помнил [1103] скрытый [в этих словах смысл]: “Человек — раб благодеяний, [ему оказанных]”. Пусть он, неуклонно следуя путем служения и душевной преданности и не отступая от кафедры признательности и приверженности, явит такое рвение в упрочении устоев единодушия и верности, что станет примером для окрестных правителей и вали, и изо дня в день будет возрастать его влияние. Достойным эмирам, городским старшинам и правителям Курдистана надлежит признать упомянутого эмира своим эмиром эмиров и, засвидетельствовав послушание и единомыслие, не опускать ничтожнейшей из мелочей в повиновении вышеупомянутому. Пусть явятся они по [первому] слову и зову его и почтут первым долгом засвидетельствовать необходимую покорность изо дня в день возрастающей мощи его. Городские и сельские старшины, квартальные, крестьяне, оседлые жители, все население упомянутого вилайета и главы улусов и кочевых племен тех районов должны признать вышеупомянутого — прибежище власти — [своим] правителем и владетелем тиула на те земли, /430/ быть послушными и покорными его повелениям и не уклоняться от слова и совета его. Упомянутый же правитель обязан так обходиться с местными раийятами и жителями, чтобы сильный не чинил несправедливостей слабому и [не имел к нему] никаких притязаний. И повсюду пусть поступают так. Когда [грамота] украсится благородною, драгоценною, достойнейшею и высочайшею печатью, пусть ей верят. Писано в двадцатый [день] месяца сафара — да будет он отмечен преуспеянием и удачей! — 939 (21 сентября 1532) года согласно высокому повелению — да возвеличит его великий Аллах и да сохранит вечным в отношении него повиновение, подчинение и покорность!”
Осыпанный монаршими милостями и щедротами [1104], Шараф-хан привез из крепости Ахтамар своего любимого сына эмира Шамсаддина и определил его на служение при стремени государя. Знамена государева кортежа обратились в сторону Азербайджана и утвердились над монаршей резиденцией.
В это время до царственного слуха дошло известие о захвате Хорасана 'Убайд-ханом узбеком и о том, что Бахрам-мирза [уже] около года осажден в городе Герате [1105]. По рассказам, недостаток провианта довел осажденных до того, что люди Бахрам-мирзы провели несколько дней, [питаясь] вареной кожей. По услышании этого тревожного известия шах Тахмасб разрешил эмиру Шамсаддину уехать, составив [на имя] Шараф-хана грамоты, исполненные благоволения, [согласно которым Шараф-хану] препоручалось ведение [всех] важных дел в Азербайджане. Его помощниками и опорой он поставил нескольких кызылбашских эмиров, как то: Халхал-султана арабгирлу, Увайс-султана пазуки, Аджал-султана каджара, Амира-бека махмуди и правителя Тебриза Муса-султана, дабы в любое время, когда ему понадобится содействие и поддержка, /431/ он призывал на помощь упомянутых эмиров и они являлись бы [на его зов] незамедлительно.
Сам же [государь] собственною персоною устремился в Хорасан, [вознамерившись] изгнать 'Убайд-хана. [Сему] бедняку довелось слышать от своего родителя, тот рассказывал: “Когда получил я от шаха Тахмасба позволение ехать в Бидлис, он изволил сказать: “Передай своему отцу, чтобы до нашего возвращения из Хорасана он во что бы то ни стало следовал в отношении османцев путем учтивости и дружбы, сколь Улама стал его врагом, а в населенной четверти [мира] не найдется подобного ему злодея и подстрекателя. Я уверен, что он не даст покоя османцам и станет побуждать их ко многим враждебным действиям”.
Шараф-хан не последовал совету шаха и решил [прежде всего] расправиться с теми курдскими эмирами, что были его соседями и во время осады крепости Бидлиса выступали заодно с Фил-Иа'куб-пашой и Уламой. Первым делом он двинул войска на мир Давуда Хизани и часть его вилайета предал грабежу и разрушению. Трое суток держал он в осаде мир Давуда в крепости Хизан. Когда с обеих сторон несколько человек было убито и ранено, распространился слух о прибытии Уламы в Бидлис. Шараф-хан прекратил осаду крепости и возвратился обратно. Воспользовавшись этим, вероломные эмиры разом изменили Юараф-хану и перешли на сторону Уламы. Таким образом, будучи обиженными на Шараф-хана, к Уламе примкнули из аширата рузаки сын Шайх Амира Ибрахим-ага билбаои, мир Будак Кисани, сын Мухаммад-аги Калхуки Каландар-ага и Дарвиш Махмуд Каладжири.
Словом, /432/ осенью 940 (1533-34) года [во главе] около десяти тысяч пеших и конных, копьеносцев, мушкетеров и лучников, поддерживаемый Фил-Иа'куб-пашою, Улама, уступая настояниям знати, во второй раз направился через Хизан в район Татига. Под знаменем Шараф-хана было не более пяти тысяч человек. В связи с этим пришел ему на память совет шаха Тахмасба, и он решил направиться в Алатаг и Алашкерт, послать в Тебриз за Муса-султаном и эмирами, вызвать войска и дать Уламе сражение. Но знать [племени] рузаки не поддержала то мнение, в особенности Саййиди 'Али-ага Партафи, который в то время был полномочным векилем Шараф-хана [1106], а также предводителем и старейшиной [людей племени] рузаки. От избытка недомыслия и глупости он заявил в помещении дивана и в присутствии Шараф-хана: “Коль проявит ашират рузаки в сражении с Уламой беспечность и нерадение, я соберу неверных и армян Бидлисского вилайета и выступлю против “его”. Шараф-хан, имея полную осведомленность в искусстве гадания по песку и звездам, заявил: “В соответствии с линиями на песке звезда Уламы на этот раз в зените, а наша звезда переживает падение. В такое время никоим образом не следует и недопустимо вступать в битву”.
Но из-за лишенных смысла речей и глупой болтовни курдов он не смог найти правильного решения вопроса и с тем небольшим отрядом принял сражение с многочисленным войском Уламы. Когда Улама подошел к границе области Татиг, которая относится к Бидлису, он выступил ему навстречу. Встреча враждующих сторон произошла несколько южнее крепости Татиг. Улама обратил
