Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин

дал Байджу-нойону сражение в местности Косэ-даг и был разбит. Байджу занял весь Рум и производил грабежи и убийства. Хулагу-хан с царевичами Кули, Булгаем и Тутаром и старшими эмирами Бука-Тимуром, Кудусуном, Ката, Сунджаком и Коке-Элькэем расположился в хамаданской степи, близ ..., [98] которое |A 197а, S 452| есть пастбище ... [99] и занялся устройством и вооружением войска. Аминь.

В 654 году [1256], в конце лета, произошло великое наводнение и город Багдад был затоплен, так что нижние [100] ярусы тамошних зданий погрузились в воду и стали невидимы. В течение пятидесяти дней это наводнение нарастало, а затем стало убывать. Половина уездов Ирака была опустошена и до сих пор еще муста‛симский потоп на устах народа. Во время этого события городские подонки и сволочь, бездельники и бродяги [101] протянули руку насилия и власти и каждый день убивали народ. Муджахид-ад-дин Эйбек, даватдар, склонил к себе бродяг и бездельников и в короткое время приобрел большую силу. Когда он окреп и увидел халифа Муста‛сима нерешительным, нерассудительным и простодушным, он посоветовался с некоторыми сановниками, как бы его свергнуть и на его место посадить другого из рода [тех] же Аббасидов. Везир Муаййид-ад-дин ибн Альками проведал об этом обстоятельстве, наедине уведомил Муста‛сима и сказал: «Необходимо-де принять меры против них». Халиф тотчас же призвал даватдара, передал ему доклад везира и сказал: «Из-за доверия, которое я к тебе имею, я не послушал слов везира о доносе на тебя и передаю [его слова] тебе. Ни в коем случае ты не должен обольщаться и не сходить с пути повиновения». Когда Эйбек почувствовал прощение, снисхождение и милосердие халифа, он в ответ промолвил: «Ежели-де за мною будет доказана вина, то вот моя голова, а вот меч. Однако, куда же направлено прощение и помилование халифа. Коварного везира див попутал и в помраченном мозгу его появилась склонность и любовь к Хулагу-хану и монгольскому войску. Он клевещет на меня, дабы от себя отвести подозрения. Он против халифа и между Хулагу-ханом и ним беспрерывно обращаются лазутчики». Халиф выразил ему расположение и сказал: «Впредь будь бдителен и благоразумен». Муджахид-ад-дин Эйбек вышел от халифа и высокомерно собрал вокруг себя множество бродяг и городских подонков, злоумышляя на халифа. Денно и нощно они служили ему. Халиф стал подозревать, собрал войска, чтобы его отразить, и смута и смятение в Багдаде возросли.

Тамошние жители были удручены Аббасидами, стали гнушаться ими и считали, что [наступил] последний час их могущества. Среди них появилось разногласие и [разгорелись] страсти. Халиф перепугался и повелел Фахр-ад-дину Дамгани, сахиб-дивану, успокоить смуту. Собственноручно он написал послание, что-де то, что говорят о даватдаре — клевета и ябеда, у нас к нему полное доверие и он-де под нашим покровительством. Это послание он отправил через Ибн Дарнуша к даватдару, чтобы он явился на служение к халифу. Снискав благоволение, [даватдар] с почетом и уважением вернулся. В городе кликнули клич, что речи, которые говорили о даватдаре, все ложны. В хутбе после поминания халифа поминали имя даватдара, и таким путем та смута была устранена.

Идя на Багдад, Хулагу-хан 9 числа месяца раби‛-ал-ахыра 655 года [26 IV 1257] дошел до Динавера, а оттуда повернул обратно и прибыл в Тебриз [102] 12 числа месяца раджаба [27 VII] того же года. 10 числа месяца рамазана того же года он прибыл в Хамадан и послал гонца к халифу с угрозами и посулами: «Когда-де мы воевали крепости еретиков, то посылали к тебе гонцов и просили помощи ополчением, [103] ты же ответил: «Я, мол, покоряюсь», — а войска не прислал. Признак покорности |A 197b, S 453| и единодушия в том, чтобы ты во время похода на врага оказал помощь войском, ты же его не прислал и привел отговорку. Хотя дом ваш древен и велик и видел могущественный род, [однако]

Без сомнения из уст вельмож и простого народа до вашего слуха дошло о том, что произошло для мира и людей от монгольской рати, [начиная] с поры Чингиз-хана и поныне и до какой степени силою древнего, извечного господа были унижены дома Хорезмшахов, Сельджуков, меликов дейлемских, атабеков и прочих, которые все были великими и могущественными властелинами. Ни для одного из этих родов врата Багдада не были закрыты, и они там имели столицу. Как же они закроются для нас при той силе и мощи, что у нас имеется? Мы и раньше тебе советовали, да и теперь говорим: воздержись от вражды и борьбы с нами, не бей кулаком по стрекалу, не замазывай солнца глиною, а то пострадаешь. Однако то, что было, то было. Ежели ты [104] разрушишь крепостные стены, засыплешь рвы и явишься повидать нас, препоручив царство сыну, а не хочешь явиться [сам], то пришлешь везира, Сулейман-шаха и даватдара, всех трех, чтобы они, не прибавляя и не убавляя, передали тебе наше слово, словом — ежели ты будешь повиноваться нашему указу, то нам не придется враждовать, и владение, войско и подданные останутся тебе. А ежели совета нашего не послушаешься, задумаешь противиться и враждовать, [тогда] строй войска и назначай поле битвы, потому что мы стоим, изготовившись и снарядившись [для борьбы]. Когда я в гневе поведу рать на Багдад, то, хоть в небе ты укроешься или в земле,

Ежели ты желаешь пощадить свой древний род, то внемли разумно моему совету, а ежели не послушаешься, тогда я погляжу, какова воля божия».

Когда гонцы приехали в Багдад и передали известие, халиф отправил обратно в сопровождении гонцов Шараф-ад-дина ибн ал-Джавзи, человека красноречивого, и Бадр-ад-дина Мухаммеда Дизбеги Нахчуванского и в ответ молвил: «Ах ты, юноша неопытный, домогающийся вечной жизни, удачей и счастьем десятидневным мнящий себя одолевшим и объявшим весь мир и считающий свой указ непреклонной судьбой и незыблемым приговором, у