ПОХОД ИСКЕНДЕРА ИЗ ИНДИИ В КИТАЙ
Дай мне, кравчий, вина! Цвет вина — аргаван.
Дряхлый старец, испив его, юностью пьян.
Дай мне сил молодых! Дней отвергни угрозу!
В аргаван обрати мою желтую розу.
* * *
Вновь я счастье узнал, — так звучи же мой сказ!
Чтоб на сазе сыграть, вновь настроил я саз.
На сплетение слов счастье вскинуло вежды,
Исполняется свет величайшей надежды.
Свой рассказ излагая, рассказом пылай.
Довести до конца эту книгу желай.
Расскажи, о воитель, набегом счастливым
Что свершил ты в бою с Фуром фуров кичливым.
* * *
Тот, кто всем огласил о минувшем отчет,
Вновь завесу раскрыл. Вновь рассказ потечет.
С Кейдом кончено. Властный, владеющий миром,
То за дичью гонялся, то тешился пиром.
И на Фура он двинулся. Яростный лик
Многославного Фура мгновенно поник.
Лишь взглянул Искендер, приготовившись к бою, —
И в силок зложелатель попал головою.
Царь зажег его край. Кровь забила ключом.
Царь венец с него снял… с головою — мечом.
И когда стал ненужен он миру земному, —
Его край покоренный был отдан другому.
Вновь царя потянуло к скитальческим дням.
Этот край нес беду ветроногим коням.
Есть три твари, которым опасны три края,
И живут они там, долгой жизни не зная:
Кони — в Индии, в Парсе — слоны, а Китай
Вреден кошкам. Не вымыслом это считай.
И, увидев, что гибнут не в скачке погони,
А от вод и травы его быстрые кони,
Царь из Индии тронулся в горный Тибет,
Из Тибета в Китай. Лишь венца его свет
Над Тибетом сверкнул, — словно шумным потехам
Предались все войска: мир наполнился смехом.
Царь спросил: «Что за радость в безвестном краю
Где бы должно оплакивать долю свою?»
Отвечали ему: «Цвет шафранный равнины
Все сердца веселит, веселит без причины».
Царь дивился весьма. Взор людской утоля,
Желтым цветом людей веселила земля.
И по тяжким путям в затрудненье немалом
Шел он вдаль и привал совершал за привалом.
Не заметил он крови в степи, но она
Вся, увидел он, мускусом ценным полна.
Сотни мускусных мчались газелей. Охоту
Искендер запретил и, не ведая счету,
Собирали войска за харваром харвар
Ценный мускус, — всем людям желанный товар.
И пройдя по безлюдной пустыне Китая,
Царь пришел в те места, где, глазурью блистая,
Красовалось прекрасное пастбище. Край
Был приветлив к пришельцам, как радостный рай,
Изумрудный простор трепетал пред очами,
Тут и там озаренный живыми ключами.
Благотворен был воздух, светлы небеса
И обильны плоды и красивы леса.
Блеск воды меж листвы, не изведавшей бури,
Словно ртуть на картине из гладкой лазури.
Мрели росы в травинках зеленых лугов,
Как в листках из финифти узор жемчугов.
Бозле мест, где ключи сладкозвучно звенели,
Легкий след: здесь брели к водопою газели.
Был онаграми прах близ потоков не взрыт:
На граве что узор след их тяжких копыт.
Темных пятен нигде вы узреть не могли бы,
Лишь темнела спина проплывающей рыбы.
Царь, лишь только узнав этих мест благодать,
Смог индийскую землю забвенью предать.
И велел он коней, утомленных походом,
Разнуздать и пустить к этим травам и водам.
Семь ночей у китайской земли рубежей
Пировал он в кругу многославных мужей.
На вторую неделю пришло его время,
И сказал небосвод: «Вдень ступню свою в стремя!»
И литавры к походу забили. Взлетай
Знамя новых побед! Он пойдет на Китай!
РАССКАЗ О ХУДОЖНИКЕ МАНИ. ПРЕБЫВАНИЕ ИСКЕНДЕРА В КИТАЕ
Я слыхал, что из Рея в далекие дни
Шел в Китай проповедовать дивный Мани.
И немало людей из народов Китая
Шло навстречу к нему и, Мани почитая,
Схожий с влагою горный хрусталь на пути
Положили они. Кто-то смог нанести
Тонкой кистью рисунок волнистый, узорный
На обманный родник, на хрусталь этот горный:
Словно ветер слегка взволновал водоем
И бегущие волны возникли на нем.
Начертал он и много прибрежных растений, —
Изумрудную вязь прихотливых сплетений.
Ехал в жаркой пустыне Мани, не в тени.
Было жаждой измучено сердце Мани.
Снял, склонившись, он крышку с кувшинного горла,
И кувшин его длань к светлой влаге простерла.
Но ведь вовсе непрочны сосуды из глин:
О сверкающий камень разбился кувшин.
Догадался Мани, что обманом шутливым
Был источник с живым серебристым отливом.
Взял он кисть, как он брал эту кисть искони,
И на твердой воде, обманувшей Мани,
Написал он собаку издохшую. Надо ль
Говорить, как была отвратительна падаль?
В ней кишели несметные черви, и страх
Вызывал у людей этот вздувшийся прах.
Каждый путник расстался б с надеждою всякой
Выпить воду: отпугнут он был бы собакой.
И когда весь Китай этот понял урок,
И о жаждущих скорбь, и насмешки упрек,
То постиг он Мани с его силой искусства,
И к Эржекгу благого исполнился чувства.
Почему о Мани вновь слышна мне молва
И к молве о Мани заманил я слова?
* * *
Царь с хаканом сдружились, дней множество сряду
Предаваясь пиров беззаботных обряду.
С каждым днем они были дружней и дружней,
Люди славили мир этих радостных дней.
Другу вымолвил царь: «Все растет в моей думе
Пожеланье, — быть снова в покинутом Руме.
Я хочу, если рок не откажет в пути,
Из Китая в Юнан все стоянки пройти».
Так в ответ было сказано: «Мир Искендеров,—
Это мир не семи ли подлунных кишверов?
Но стопа твоя всюду ль уже побыла?
А ведь ты всем народам, всем царствам — кыбла.
И куда бы ни шел, за твоим караваном
Мы пойдем, государь, с препоясанным станом»
Царь дивился хакана большому уму,
И за верность его привязался к нему.
От подарков, что слал повелитель Китая,
Царский пир озарялся, как солнце блистая.
И кольцо послушания в ухо продел
Покоренный хакан. Обо всем он радел.
И горела душа хана ханов прямая,
Солнце жаркой любви до луны поднимая.
Мог бы он помышлять о величье любом,
Но все более он становился рабом.
Если царь одаряет кого-либо саном,
Должен тот пребывать с препоясанным станом.
На какие ступени ты б ни был взнесен,
Все же должен быть низким твой рабский поклон.
Искендер для Китая стал тучею. Нужен
Влажной тучи навес для рожденья жемчужин.
Он шелками иранских и румских одежд,
На которых Китай и не вскидывал вежд,
Создал ханам Китая столь ценные клады,
Что цари всего мира им были бы рады.
Скатертями хосровов покрыл он весь Чин,
На челе у китайцев не стало морщин.
Уж твердили во многих краях тихомолком,
Что лишь в Чине одел всех он блещущим шелком.
Царь любил узкоглазых, их дружбой даря,
И срослись они с ним, словно брови царя.
И клялись они все, — сказ мой дружен с молвою,
Лишь глазами царя да его головою.
ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИСКЕНДЕРА ИЗ КИТАЯ
Кравчий! Розовой жажду воды. Ведь больна
Голова моя ныне. Подай мне вина.
Не похмелья сулящего и не тревогу,
А дающего делу благую помогу!
* * *
Для того, кто задумал весь мир обойти,
Хорошо вновь и вновь быть на новом пути, —
Все осматривать всюду, вставать спозаранок,
Покидая стоянку для новых стоянок.
Лицезреть все обличья. Входя в города,
Видеть то, что не видел еще никогда.
И постигнешь тогда, если ты беспристрастен,
Что в своем только городе ты полновластен.
Лучше быть неприметным и видеть свой дом,
Чем царить тебе в городе дальнем, чужом.
Хоть везде с Искендером бродила удача,
Но с душой своей пламенной часто судача,
Он о родине помнил. Который удел
Захватил он! Но в мыслях домой он летел.
«На коня ветроногого сяду! Воочью
Вновь увижу свой край! — он раздумывал ночью,
Без возлюбленной родины что мне мой сан!
Вновь твой воздух вдохну, о родной Хорасан!
На персидскую землю поставлю я ногу,
Снова в царство Истахра увижу дорогу,
Озарю своим блеском свой радостный дол,
До небес вознесу свой великий престол,
По стране, где рождается сладость, проеду,
Там с добром и со злом поведу я беседу,
Стародавний порядок восставлю опять,
Повелю пред царем снова прах лобызать,
Утвержу за служенье былую оплату,
Буду ласков. В свою призывая палату
Всех просящих, большие вручу им дары,
И весь мир будет радостен с этой поры!»
Так с собой он беседовал в ночи иные,
Наполняя раздумьями смены ночные.
Управитель Абхазии, мощный Дувал,
Тот, которому царь важный сан даровал,
Искендеру служил. С препоясанным станом
Он проехал по всем завоеванным странам.
И пришел он к царю. Весь горел он огнем
И стенал, как литавры под бьющим ремнем.
Услыхал Искендер, славный сын Филикусов:
«Повелитель! В Абхазии толпища русов.
Помоги, государь! Набежали враги,
Полонили весь край! Помоги! Помоги!
Из аланов и арков полночным отрядом
Вся страна сметена, словно яростным градом.
И враги всю Дербентскую заняли высь,
И до моря по рекам они добрались.
Мне прибывший сказал: «Этой смелостью ярой
Обновили они жар вражды нашей старой.
Опустел целый край изобилья и нег.
Да узнает предел этот страшный набег!
Не отыщется счета абхазцам убитым,
Не отыщется счета жилищам разбитым,
Не осталось в амбарах крупинки зерна,
Не хранит ни дирхема пустая казна!
Где сокровищниц блеск? Вновь блеснет он едва ли!
Руки вражьих бойцов шелк с престола сорвали!
Опрокинута, смята, разбита Берда,
От богатого города нет и следа.
Нушабе пленена! Радость канула наша!
Царь, о камень разбита прекрасная чаша!
Из невест, что ты видел с прекрасной Луной,
Не осталось на месте, о царь, ни одной!
Все смешалось в стране, целый мир опечален,
В подожженных селеньях лишь груды развалин.
Лучше было бы пасть мне под вражьей рукой,
Не изведав беды, погрузиться в покой!
Я возвышен тобой, а в темнице и дети
И жена моя стонут, иль нет их на свете!
Коль не двинешь войска ты навстречу врагу,
Лишь к творцу я воззвать о защите смогу.
Рум с Арменией вместе в короткое время
Может ввергнуть в беду это смелое племя.
Если к кладу дорогу сыскали они,
Поспешат они дальше. Наступят их дни,
Города завоюют и целые страны:
Лишь на битвы способны их грозные станы,
Не умеют они расстилать скатертей,
Но о смелости их много слышим вестей.
Захотят они новых набегов, и вскоре
Многим странам от них будет горькое горе.
Правосудье не наше в душе храбрецов,
Отберут все товары они у купцов.
Покоривши наш край, в своем беге угрюмом,
Завладеют они Хорасаном и Румом!»
Помрачнел Искендер, услыхав, как Дувал
О жене и о детях своих горевал.
А судьба Нушабе! Невозможной бедою
Пронеслась эта буря над милой Бердою!
Царь свой лик наклонил, и мгновенье прошло, —
И Возвышенный грозное поднял чело:
«Не напрасно душа твоя к трону воззвала:
В моем сердце печаль, как и в сердце Дувала,
Мой приказ: на уста ты наложишь печать, —
Ты сказал. Должно мне свое дело начать.
Узришь ты: я помчусь к призывающим странам,
Сколько вражьих голов захвачу я арканом!
Сколько смелых сумеют на помощь поспеть,
Сколько львиных сердец я заставлю вскипеть!
Я сломлю гордецов! Львам ведь только в забаву
Осмелевших онагров повергнуть ораву.
Что буртасы! Что арки! Иль царь изнемог?
Будут головы вражьи у этих вот ног!
Если Рус — это Миср, его сделаю Нилом!
Под ногами слонов быть всем вражеским силам!
Я на вражьих горах свой воздвигну престол,
Я копытом коня вражий вытопчу дол.
Ни змеи не оставлю нагорным пещерам,
Ни травинки — полям! Быть хочу Искендером,
А не псом! Если я этим львам не воздам, —
То у всех на глазах уподоблюсь я псам!
Если я не покончу, как с волком, с Буртасом, —
Стану жалкой лисой. Надо только запасом
Нужных дней обладать. Возмещенье сполна
От напавших получит абхазцев страна.
Мы низвергнем врагов, и вернется к нам снова
Все, что взяли они из-под каждого крова.
Мы спасем Нушабе! Возвратится тростник,
Полный сахара, сладкий засветится лик.
ИСКЕНДЕР ПРИБЫВАЕТ В КЫПЧАКСКУЮ СТЕПЬ
