вверяет себя] движению. Тот, кто спокойно [вверяет себя] движению, проходит через изменение [в смерти] и вступает в пустоту, естественность, единое.
Сын Ласточки встретился с Никого не Стесняющим, и тот его спросил:
– Что посоветовал тебе Высочайший?
– Высочайший сказал, что мне следует, склонясь, подчиниться милосердию и справедливости и [тогда я] стану верно судить об истинном и ложном, – ответил Сын Ласточки.
– И зачем только ты пришел [ко мне]? – задал ему вопрос Никого Не Стесняющий. – Если Высочайший наложил на тебя клеймо своего милосердия и справедливости [116], отрезал тебе нос [своим суждением] об истинном и ложном, разве сумеешь ты странствовать в области безграничного наслаждения, необузданной свободы и бесконечного развития?
– И несмотря на это, я хочу вступить за ее ограду, – ответил Сын Ласточки.
– Это невозможно! – воскликнул Никого не Стесняющий. – Незрячему незачем [толковать] о красоте глаз, бровей, лица; слепому не познать ни темное и желтое, ни красоты [орнамента] расшитых царских одежд.
– Но, – возразил Сын Ласточки, – ведь Пренебрегшая Украшениями утратила свою красоту, Схвативший Балку [117] утратил свою силу, а Желтый Предок забыл о своих знаниях, – все они попали под молот на наковальне. Как знать, [быть может], то, что творит вещи, снимет с меня клеймо, восстановит мне нос, чтобы я снова, целый, смог последовать за [вами], Преждерожденный?
– Ах! Заранее этого не узнаешь! – воскликнул Никого не Стесняющий. – Я расскажу тебе [лишь] об основном. О, мой учитель! О, мой учитель! [118] Крошишь [всю] тьму вещей, но не вершишь справедливости. Взращиваешь тьму поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной древности, а не стар. Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и высекаешь тьму форм, а не [проявляешь] мастерства. Вот в чем [я] и странствую.
Янь Юань сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
– [Я], Хой, забыл о милосердии и справедливости.
– Хорошо, [но это] еще не все.
На другой день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
– [Я], Хой, забыл о церемониях и о музыке.
– Хорошо, [но это] еще не все.
На следующий день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
[Я], Хой, сижу и забываю [о себе самом].
– Что это значит, «сижу и забываю [о себе самом]»? – изменившись в лице, спросил Конфуций.
– Тело уходит, органы чувств отступают. Покинув тело и знания, [я] уподобляюсь всеохватывающему [119]. Вот что означает «сижу и забываю [о себе самом]».
– Уподобился [всеохватывающему] – значит, освободился от страстей; изменился – значит, освободился от постоянного. Ты воистину стал мудрым! Дозволь [мне], Цю, следовать за тобой.
Носильщик и Учитель с Тутового Двора [120] были друзьями. Однажды, когда дождь лил целых десять дней, Носильщик [сам себе] сказал:
– Как бы с Учителем с Тутового Двора не случилась беда!
[Он] захватил с собой еду и отправился кормить друга. У самых ворот [дома] Учителя [Носильщику послышался] то ли плач, то ли пение. За ударом [по струнам] циня последовали слова:
«О отец!
О мать!
О природа!
О люди!..»
Слабевший голос спешил допеть строфу.
– Почему пел ты такую песню? – войдя к нему, спросил Носильщик.
– Я искал того, – ответил Учитель, – кто довел меня до такой крайности, но не знаю – кто. Неужели отец и мать желали мне такой бедности? Небо ведь беспристрастно [все] покрывает, а земля беспристрастно [все] поддерживает. Неужели небо и земля были пристрастны ко мне, сделав меня бедным [121]? Я искал, кто это сделал, но не мог [никого] найти. Значит, то, что довело меня до такой крайности, – судьба [122].
Глава 7
Достойный быть предком и царем
Четырежды обратившись к Наставнику Юных с вопросами [123] и четырежды [услышав] «не знаю», Беззубый подпрыгнул от радости, пошел и сообщил об этом Учителю в Тростниковом Плаще. Тот сказал:
– Теперь-то ты это понял? Ведь роду Владеющих Тигром [124] далеко до рода Великих [125]. [Человек] из рода Владеющих Тигром таил в себе милосердие, чтобы привлекать людей и завоевывать [сердца], но еще не начал делать [различие между] человеческим и нечеловеческим [126]. [Человек] из рода Великих спал спокойно, пробуждался довольный, мнил себя то конем, то буйволом. Знания его были достоверными, чувства – надежными, свойства – настоящими. Он даже не подошел к [различию между] человеческим и нечеловеческим.
Цзянь У встретился с Безумцем Встречающим Колесницы, и тот его спросил:
– Что сказал тебе Начало Полудня? [127]
– [Он] мне сказал: «Когда сам правитель образцово выполняет правила и обряды, никто не осмелится [его] ослушаться и все преобразуются», – ответил Цзянь У.
– Это свойство ложное, – ответил Безумец. – [Применить] его к управлению Поднебесной все равно, что [пытаться] перейти вброд море [128], проложить русло для Реки или заставить комаров перенести гору. Разве мудрец своими знаниями [способен] управлять внешним? [Если сам он], став образцом, начал действовать, то добьется воистину лишь того, чтобы выполнялись его дела. Ведь птица, спасаясь от стрелы, привязанной на бечеве, улетает ввысь; а мышь, [когда ее] выкуривают или выкапывают, роет нору глубоко под Священным холмом. Неужто [у правителя] знаний меньше, чем у этих тварей?
Корень Неба [129], прогуливаясь на солнечном склоне [горы] Темнокрасной, дошел до реки Заросшей Осокой. [Тут он] случайно встретился с Безымянным и обратился [к нему] с вопросом:
– Дозвольте спросить, [что нужно] сделать для Поднебесной?
– Иди прочь, невежда! – ответил Безымянный. – Что надоедаешь вопросами! Я готовился к общению с тем, что творит вещи, как с себе подобным, а пресытившись, собирался подняться на птице неведомых далей за пределы всех шести стран света, странствовать в царство небытия, пребывать в бескрайних просторах. К чему тревожишь мое сердце [вопросом об] управлении Поднебесной?
[Но Корень Неба] повторил вопрос, и Безымянный ответил:
– Наслаждайся сердцем в бесстрастии, соединись с эфиром в равнодушии, предоставь каждого естественному [пути], не допускай ничего личного, и в Поднебесной воцарится порядок.
Ян Чжу встретился с Лаоцзы и спросил:
– Можно ли сопоставить с мудрым царем человека сообразительного и решительного, проницательного и дальновидного, который без устали изучает путь?
– При сопоставлении с мудрым, – ответил Лаоцзы, – такой [человек выглядел бы] как суетливый мелкий слуга [130], который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь говорят: «красота тигра и барса – приманка для охотников» [131]; «обезьяну держат
