объявили члены собрания:
— О Намби, Арура житель, отныне ты принадлежишь этому старому муни, знатоку вед великих. Тяжбу ты проиграл, твой долг — повиноваться, как положено рабу.
Намби воскликнул:
— О, может быть, теперь мне приличествует молчать, но я не согласен с этим решеньем, хоть и вынесло его столь высокое собранье!
Тогда святые брахманы сказали дряхлому истцу:
— Великий муни! Покажи нам твой дом, о котором говорилось в расписке. Покажи, что принадлежит тебе в этом городе, в нашем славном городе.
И муни, который победил в тяжбе, сказал:
— Что ж, если ни один из вас не знает, где я живу, идемте, я поведу вас.
Он вышел, и вслед за ним двинулось все собрание великих брахманов, а с ними и Намби. Вот дошли они до храма Тируваруттурей [146], и первым вошел туда старик. Затем вошли остальные, но вдруг остановились, недоумевая: «Куда же он — исчез, этот старик, выигравший тяжбу?»
И стали восклицать они тогда:
— Что же это значит? Он «вошел в храм Шивы, как в свой дом!..
А Намби, который первым последовал за стариком, теперь стал громко звать его. И тут в небесах явился ему тот божественный старик. Рядом с прекрасной женщиной восседая на быке [147], явился он. Да, это был Шива.
И сказал Шива:
— Прежде на Кайласе ты был нашим рабом, но потом родилась в тебе страсть к женщинам, и тогда по веленью нашему ты вновь родился на земле. Теперь мы пришли за тобой, чтобы освободить тебя от рабства бесполезной жизни и обратить тебя в иное, высшее рабство!..
Услышав этот голос свыше, жених застонал, подобно теленку, что услышал призывное мычание кормящей его буйволицы. От волненья волосы у него зашевелились, и, почтительно склонившись, он приложил руки к голове.
И тут в небе, заполненном звуками [148], пролился обильный дождь из цветов. Земля, преисполнившись радостью, расцвела, ее жители замерли в восторге, и великие веды вскричали изумленно. И заговорил тогда тот, кто, олу предъявив, поэтом великим [149] завладел:
Ты грубо говорил со мною — потому
Тебя я нарекаю — «Грубый раб».
Теперь, о Грубый раб, ты сложишь гимн хвалебный,
Исполненный любви и красотой обильный.
Нас ты воспой на языке тамильском!
Так сказал тот, чьи уста некогда пропели веды.
А Намби ответил:
О чистый мед сладчайший! Победитель мудрый,
Меня в спасительное рабство обративший!
Божественный истец, мне истину открывший!
А я-то! Я, безмозглый пес, хозяина учуять не сумел!
Как воспою тебя?..
Тогда прекрасноглазый, на друга милостиво глядя, соизволил изречь:
— Ты назвал меня сумасшедшим, так воспевай же меня отныне под именем Сумасшедшего!
Вот так расстроилась свадьба Сундарара, так стал петь он, чтобы спасти эту землю всю и все миры другие. И первое его песнопение [150] начиналось словами:
О Сумасшедший, чья глава украшена луною,
Ты на мгновенье даже из памяти моей нейдешь…
А невеста Сундарара, дочь брахмана Садангави из Путтура, так и не став женой поэта, покинула вскоре земную жизнь и достигла небесного мира Шивы.
Шли дни. Сундарар прославлял в стихах своего Шиву, пока не овладело им желание посетить великий храм в Чидамбараме. Он пустился в путь, перешел реку Пенней, и вот поэт уже идет вдоль ограды «золотого зала». Но внутрь храма пока не входит.
Вечерело. Утомленный долгим путем по жаре, поэт уснул неподалеку, во дворе одного небольшого монастыря. И тут, когда совсем уже стемнело, вошел какой-то старый-старый брахман и наступил на голову спящего. Поэт тотчас проснулся и спросил, отчего, мол, этот старик ему на голову ногу поставил. Тот ответил, что подслеповат стал к старости, а в темноте-то и подавно ничего разобрать не может. Повернулся Сундарар на другой бок. Но только заснул, как тот брахман опять наступил ему на голову. Поэт рассердился:
— Что ж это такое?! — говорит. — Или тебе, старик, ногу некуда поставить — только мне на голову? Не понимаю я тебя, старик!
— И впрямь не понимаешь, — отвечает брахман, — если во второй раз не можешь меня узнать.
Сказал и тут же исчез.
Стыдно стало Сундарару, что опять не признал он господина своего Шиву. И, печальный, запел он тогда чудные стихи, начинающиеся словами:
Да, есть на свете скудоумные такие,
Которые не узнают того, кто вечно с ними…
Наутро посетил он великий храм Чидамбарама, а затем совершил паломничество в Шийяли, где сочинил стихи, начинающиеся словами: «О ты, кто смерть отринул и рожденье!»
Так повсюду странствовал он и у каждой святыни, у каждого храма воспевал Шиву, пока не пришло ему время вернуться в родной Арур. Навстречу ему вышли благочестивые жители этого города. Он же направился прямо к храму друга своего и, остановившись перед оградой, произнес первые слова новых стихов: Ты и море, и берег морской…» Но только вошел Сундарар в храм, как раздался голос Шивы:
— Эй, друг! Надень-ка снова свой свадебный наряд и поскорее! Ведь ты женщиной еще не насладился — перед самым сочетанием я твой брак расстроил.
Послушался поэт и с того дня ходил только в свадебном наряде.
А в то время жила в Аруре одна совсем еще юная девушка из касты храмовых прислужниц. Звали ее Паравай. Раз шла она с подругами в храм, а навстречу им Сундарар. Только увидел он ее, как захватило его всего страстное желание. И она тоже, только лишь взглянула на Сундарара, вся задрожала от нежности и от желания ласк. Стал поэт расспрашивать людей, откуда эта девушка, кто ее родители и прочее. А когда разузнал о ней все, что следовало ему знать, тут же бросился в храм, приник к стопам владыки, что некогда брак его расстроил, и молвил:
— Шива, если б ты знал, как нужна мне эта девочка! Дай мне скорее жениться на ней!
Охотно согласился несравненный; он-то знал, что Паравай в прошлом своем рождении тоже пребывала на Кайласе, в раю Шивы, что она и была той прислужницей прекрасной по имени Камалини, в которую с первого взгляда влюбился Сундарар. А Паравай в ту же ночь стала просить Шиву соединить ее с Сундараром. Уже на следующий день быстро сыграли свадьбу, и поэт обрел наконец свою женщину.
Новобрачный с еще большим рвением принялся прославлять Шиву и тех,
