районе Лояна (Хэнань), археологи обнаружили изображение Чжан Ляна, выделяющегося среди других изображенных здесь же персон необычной, женственно прекрасной внешностью.
В кн. 5, гл. 1 «Исюй» «Лунь хэна» Ван Чун специально касался такого явления, как предчувствие бури и дождя птицами и насекомыми. «Когда обитатели гнезд выражают беспокойство накануне бури, — писал он, — а насекомые становятся возбужденными перед дождем, то это потому, что на них оказывают воздействие мельчайшие частицы (ци) ветра и дождя». Это объяснение уточняет и понимание Ван Чуном того, что он называет врожденным знанием, которое оказывается у него не мистическим прозрением или божественным озарением, а особого рода воздействием материальной среды на живых тварей и специфическим ее восприятием последними.
Ди-ку, Предок Ку — мифологический персонаж, один из обожествленных великих предков конфуцианского пантеона.
Тайшань — одна из священных гор в древнем Китае (в Шаньдуне). Восхождение на нее считалось священнодействием, входившим в круг сакральных действ правителя.
У — древнекитайское царство на территории современной провинции Цзянсу.
Об оппоненте Цзы-гуна вэйском Гунсунь Чао ничего не известно, кроме того, что он, видимо, был отпрыском царского рода из государства Вэй и к Конфуцию относился свысока, как к выскочке из низов.
Слова Цзы-гуна находим в «Лунь юе», 19, 22.
Знаменитая сентенция Конфуция из «Лунь юя», 2, 4.
Ван Чун говорит здесь о народных поверьях; в народе ходили толки, что сорока вьет гнездо вблизи земли, если год предстоит грозовой и ветреный.
О лесных людях (синсин) Ван Чун говорит в главе «О драконах» и других главах «Лунь хэна» в связи с народным поверьем о том, что синсин знают прошлое; это, видимо, исходило из представлений древних китайцев, что у человекообразных обезьян исключительная память; к разряду особых человекообразных обезьян относятся и синсин.
Уличные прибаутки ребятишек (тунъяо). Понимание термина тунъяо в значении «детские песни» имеет место как в китайской (см. толковый словарь «Цыхай»), так и в зарубежной китаеведной литературе (см., например: Watson B. Early Chinese Literature, с. 288).
В принципе к такому толкованию, хотя и с оговорками, склоняется и И. С. Лисевич, когда пишет: «Тунъяо рассматривались как некие знамения, божественные откровения ("устами ребенка глаголет истина")». Вместе с тем он считает, что, относясь к жанру афористической песни яо, большинство сатирических и насмешливых песенок тунъяо принадлежали представителям угнетенных классов и даже, точнее, рабам, исходя, в частности, из толкования термина тун (букв. «дети», «несовершеннолетние») словарем II в. н. э. «Шовэнем»: «Мужчина, совершивший преступление, считается рабом и именуется "тун"» (см.: Лисевич И. С. Древнекитайская поэзия и народная песня. М., 1969, с. 57 и сл.).
Тунъяо отнюдь не были безобидным юмором, но содержали в себе социальный протест большой взрывной силы и даже призывали к свержению власти. В народе они считались таинственными, зловещими предзнаменованиями, которым придавали мистическое значение.
С трудом понимаемые вещи и вещи легко постигаемые — здесь Ван Чун употребляет для данных понятий описательные выражения. В тех же случаях, когда речь идет о познании в онтологическом смысле, он использует для этих понятий специфическую терминологию. Так, Ван Чун, как совершенно ясно из контекста данной главы, употребляет термин бу кэ чжи чжи ши — «то, что не может быть познано», «то, что нельзя понять», не имея в виду непознаваемость вещей в философском плане (да и едва ли для мыслителей эпохи древности такая гносеологическая категория, как «непознаваемое», существовала).
Этот термин Ван Чун понимал в значении: «то, что трудно понять», «то, что пока еще не может быть познано», «то, что нельзя понять легко», «то, что нелегко понять», «трудно познаваемое» и т. п. Одновременно он использует термин кэ чжи чжи ши не в общефилософском смысле, как «познаваемое», а конкретно, как «то, что можно [легко] понять», в противоположность тому, что понять нелегко. Подтверждением такого осмысления Ван Чуном этих понятий служит следующий текст данной главы, специально посвященный этим двум терминам: «...то, что [легко] познаваемо (кэ чжи чжи ши), можно постичь посредством размышления, а то, что [трудно] познаваемо (бу кэ чжи чжи ши), нельзя познать, не изучая и не спрашивая... То, что [легко] познаваемо, при тщательном размышлении постичь нетрудно... то, что [трудно] познаваемо, даже глубоко изучая и спрашивая, постичь нелегко...» (см. выше, с. 311-312).
Приведенный текст не оставляет сомнения в том, что выражение бу кэ чжи чжи ши (в усеченной форме: бу кэ чжи) следует понимать так, как это понимал сам Ван Чун, т. е.: «трудно познаваемое», «нелегко познаваемое», но отнюдь не как «непознаваемое», «то, что невозможно вообще понять». Общий смысл приведенного отрывка сводится к следующему: трудно познаваемое можно постичь с помощью изучения, и, хотя это и нелегко, все же трудно познаваемое постичь возможно. Буквальный же перевод выражения бу кэ чжи лишает текст всякого смысла, получается, что «непознаваемое познаваемо» (букв. «непознаваемое... [познаваемо] нелегко»). Едва ли здесь скрытый силлогизм; если говорить, что вещи непознаваемы, и вместе с тем говорить, что познать их нет возможности без изучения или что познать их нелегко, — это все равно что говорить: все вещи познаваемы.
Подобным же образом и в других местах данной главы, где далее речь идет о понятии бу кэ чжи, понимание этого выражения должно вытекать из изучения контекста, а не из его формального значения. Так это делают и виднейшие в мире исследователи философии Ван Чуна — А. Петров и А. Форке. Так, вышеприведенный отрывок А. Петров переводит: «[легко] познаваемые вещи могут быть поняты посредством размышления, а трудно познаваемые вещи не могут быть познаны без изучения и исследования... Что касается [легко] познаваемых вещей, то нужно только серьезно поразмыслить над ними, и... затруднений в... познании не будет. Что же касается трудно познаваемых вещей, то здесь необходимы строгая мысль, изучение и исследование, и при этом... познать... нелегко» (см.: Петров А. А. Ван Чун, с. 87).
Что касается А. Форке, то в своем переводе данного выражения он специально оговаривает, что речь идет о вещах, «непознаваемых на первый взгляд, а не вообще» (см.: Fortce A. т. 2, с. 120, примеч. 1, с. 128).
