достижение желанной цели. И нет сомнения, что [наступит] настоящее утро [надежд] и что оно (сочинение) будет одобрено чудодейственным взором хана, как бадахшанский рубин, как йеменский сердолик. Этот труд, как звезда славы, будет сиять на горизонте державы, пока небеса будут вращаться вокруг земли, имя и лакабы [217] августейшего [хана] останутся на чеканке этого восхваления до исчезновения мира, до прекращения жизни людей.
/10а/ Стихи
Что осталось в этом мире
От стольких богатств династии Саманидов и династии Сасанидов? [218]
Остались лишь восхваления Рудаки [219] и его панегирик,
Сохранились лишь песни Барбада [220] и легенды о нем [221].
Пока веет утренний ветерок на земле, а свет солнца озаряет нижние [слои] голубого неба, да сделает господь великий и святой прочными основы его державы, здание его величия, сделает ярким солнце его господства на востоке счастья, на месте восхода величия и славы.
Двустишие
Да будет украшен драгоценными камнями звезд счастья
Шахский шатер, подобный небу, [простирающийся] до солнца.
Уповающий на всемилостивого [бога] да не отчаивается: «Поистине Аллах слышит и отвечает» [222], «и мир тому, кто последовал за водительством» [223].
Начало вступления к книге. Рассказ о родословной абсолютного властелина [Абдулла-]хана от поколения к поколению, [начиная] с его святейшества, прибежища пророчества, то есть пророка Нуха, предтечи нашего пророка [Мухаммада], да благословит и приветствует его щедрый податель (бог), до отца [Абдулла-хана, Искандар-хана], величественного, как Искандар. Рассказ о приверженности [Абдулла-хана] к его святейшеству, ведущему по пути истинной веры, [Ходже Исламу]
Те, которые сочиняют прелестные стихи, и красноречивые [писатели] на страницах времени, на пестром шелке, с помощью мускуса и амбры поведали, что у Нуха, предтечи нашего пророка, мир над ним, было три сына: Яфес, от которого ответвились тюркские племена, Сам, который является родоначальником арабов и персов, Хам, от которого происходят темнокожие жители Индии. По словам некоторых историков, все три сына его святейшества [Нуха] были посланы пророками.
Солнце пророчества Нуха засияло в странах востока и запада для пояснения законов веры и объяснения того, что дозволено, и того, что запретно господом миров, оно поднялось над всеми народами, над всеми разрядами людей, и весь мир оказался под его властью и в сфере его воли. Его приказы исполнялись, словно [воля] рока, имели силу во всех странах, на всех путях. Он разделил страны мира от востока до запада между этими тремя сыновьями. Жребий Турана выпал блаженному Яфесу. Согласно разделу [стран] Иран достался счастливому Саму, округа Хинда были отданы благословенному Хаму. Каждый из них отправился в свою страну и воссел на трон счастья, на престол блаженства.
Яфес благодаря справедливости и заботам о народе превратил Туран в предмет зависти высочайшего рая, [предмет] ревности китайской галереи. Славу о [своем] достоинстве, похвальных качествах, щедрости он вознес до высшей точки Плеяд, выше лотоса крайнего предела.
Месневи
Когда он засиял на престоле счастья,
Благодаря [его] справедливости еще больше украсился Туран, /10б/
Исчезло с лица земли притеснение,
Обрадовалось опечаленное сердце всего мира.
В его эпоху справедливости голубь снова
Обрел безопасность в [своем] гнезде от когтей сокола.
Когда тюрки упоминают о нем, они всегда называют его Илджа-ханом. Его славное имя приводится также в виде Абуййа в «Джами' ат-таварих» («Собрание историй»), которое написано пером красноречия, изложено тонким пером гордости везиров эпохи, мученика за веру ходжи Са'ида Абу-л-Хайр Мухаммада Рашиди. В конечном счете судьба, которая выставляет напоказ пшеницу, но продает ячмень, развеяла по ветру гумно его жизни. Его имя и титулы, естественно, исчезли с монет и хутбы, «и прошел уже пример первых» [224].
Его сын, которого звали Диббаукуй-хан, стал царствующим государем, обладателем короны и перстня, царем, украшающим не только Туранское царство [225], но и всю землю. Он с многочисленным народом, славным войском и свитой обитал между двумя горами, называемыми Ортак и Картак. В этой прекрасной местности, в красивой, приятной обители, которая из-за чрезвычайной приятности, исключительной свежести является [предметом] зависти рая, он все время поднимал знамя власти, стяги счастья.
У него было четверо красивых достойных сыновей: Кара-хан, Ур-хан, Гур-хан и Кун-хан, «и большая часть их была неверующей» [226]. Из их числа славный и благословенный Кара-хан унаследовал корону и трон, он стал повелителем на троне царства, на подушке власти, слава о его победах, слух о [его] владычестве распространились по всей земле, вступление в высокую летопись, введение в великую книгу украсились рассказом о [его] храбрости и повествованием о его щедрости.
Все, что было изложено до сих пор о Яфесе, которого тюрки называют Яфес оглан, было взято и приведено слово в слово из «Джами' ат-таварих», [принадлежащей] лучшему из везиров — ходже Рашиду.
Что же касается наилучшего из историков Эмир-хана, сына Саййида Хаванда, то он в «Раузат ас-Сафа» говорит следующее: У Диббаукуй-хана был сын, именуемый Киюк-хан. После отца он воссел на ханский престол, на трон миродержавия. В конце своей жизни он сделал наследником своего сына Алинча-хана и завязал пожитки для путешествия в потусторонний мир. Во времена Алинча-хана тюрки возгордились своей многочисленностью, они избрали путь неверия и греховности. У него родились сыновья-близнецы. Одного он назвал Татаром, другого — Монголом. Когда сыновья стали взрослыми, Алинча-хан распределил между ними земли Туркестана.
Поколение Татара состояло из восьми человек, поколение Монгола — из девяти человек.
У Монгол-хана было четыре сына: Кара-хан, Уз-хан, Куз-хан, Кун-хан. Хотя во дворе Кара-хана были безграничны и беспредельны всякого рода богатства, разнообразные драгоценные вещи, однако, поскольку нет ничего более приятного, чем потомство, он все время просил у бесподобного великого [бога даровать] ему любимого сына. Наконец щедрый, ни в чем не нуждающийся даритель (бог), тот, кто дарит без причины, велики богатства бога, его милости [объемлют] всех, его сила безгранична, согласно великому чуду [стихов Корана]: «Он изводит живое из мертвого» [227] — подарил ему сына. По божьему учению, с божественной помощью [дитя] из-за неверия матери трое суток не прикасалось губами к груди ее [228], головку серебряного граната ее оно не брало ртом, прелестным бутоном [согласно стиху]: «И запретили Мы ему кормилиц до этого» [229]. Мать измучилась оттого, что сын голоден, и была готова умереть. Беспрерывно она обращалась [к богу] с мольбой раскрыть эту тайну. Обессилев, она неизбежно подняла завесу с чела красавицы тайн:
