Григорий Абуль-Фарадж - Книга занимательных историй

— Слышал я, что ты дал пустить себе кровь из затылка, а тебе следовало бы пустить кровь из руки.

И он выпустил ему из руки много крови, а перед уходом получил от сборщика налогов динар.

И рассказал он об этом своему зятю. И пришел зять к сборщику налогов, постучался в дверь, вошел в помещение и сказал:

— Тебе следовало бы пустить кровь из другого места, например из бедра.

Сборщик налогов побоялся, что если он не согласится, тот разозлится и укажет дом, где он прячется. Поэтому он сказал:

— Пусть будет так, как ты советуешь.

И когда тот выпустил ему кровь из бедра и собирался уходить, сборщик налогов дал ему динар и просил больше никому не говорить о том, где он находится.

Спустя некоторое время, после долгих раздумий, этот сборщик налогов решился отправиться к царю и поведать ему сию историю.

— Эти негодяи, — сказал он, — своими скальпелями хотели постепенно выпустить всю мою кровь. Так выпусти ты ее сразу своим мечом, лиши меня жизни и избавь от всех огорчений!

Услышав это, царь рассмеялся и освободил его от причитавшейся казне большой суммы денег.

У одного шута спросили:

— Почему петух, просыпаясь по утрам, поднимает одну ногу?

Он ответил:

— Потому что петух упал бы, если бы поднял сразу обе ноги.

Другой шут сказал:

— Если в рай прежде всего попадают мученики, дабы почить там, как было сказано нашим господом через апостола Матфея, то никто не войдет в рай раньше кифары,[59] ибо много приходится терпеть ей, много испытаний выносит она. Ее горлышко всегда сдавлено, ее ушко скручено, по животу ее бьют, а когда кифара стареет — ее бросают в огонь.

— Когда я был еще маленьким, — рассказывал некий шут, — и учился актерскому ремеслу, мой наставник, бывало, говаривал:

«Смотри, учись, как смешить людей, делая противоположное тому, что они просят. Например, когда тебе скажут: „уйди!“ — оставайся, а когда скажут: „останься!“ — уходи. По утрам говори: „добрый вечер“, а по вечерам: „доброе утро“».

Однажды мой наставник был у царя и так рассмешил его, что царь приказал выдать ему бумагу, по которой он должен был получить из казны тысячу серебряных монет. Получив эту бумагу, он дал ее мне и сказал:

«Храни ее».

Я взял бумагу и, памятуя совет учителя — делать все наоборот, — окунул ее в воду. Когда я затем вернул своему наставнику бумагу, она превратилась в лоскутья.

Мой учитель хотел пройти к царю, чтобы получить другую бумагу, но его не пропустила охрана.

Тогда, рассердившись, он сказал мне:

«Проваливай в преисподнюю! Ты в совершенстве усвоил свою профессию, и я тебе больше не нужен».

Другой шут говорил:

— Одним простым опытом я опровергаю тех, кто утверждает, что все в жизни — и хорошее и плохое — от бога, а по своей воле человек ничего не в силах сделать.

Когда его спросили, как он это доказывает, шут сказал:

— Я кладу свою руку на шею того, с кем спорю, и спрашиваю его: «Могу ли я стукнуть, тебя по шее?» Если он отвечает «да», то этим он опровергает свое утверждение, что человек сам, бессилен что-либо сделать. Если же он говорит «нет», то я ударяю его по шее и тем самым доказываю свою правоту.

Шута, который вдруг стал хромать, спросили, что с ним случилось. Он ответил:

— Завтра я собираюсь в далекую дорогу по пустыне и, кажется, там заножу себе ногу…

Один шут сказал:

— Я и мой брат — близнецы, в одно время мы вышли из чрева нашей матери, но он стал богатым торговцем, а я бедным шутом. Можно ли после этого верить астрологам? Нужно ли другое доказательство их лживости?

Актер сидел и ужинал со своим другом. Внезапно с крыши свалился камешек. Некоторое время спустя упал второй, затем третий… Заметив это, актер сказал своей служанке:

— Подымись, пожалуйста, на крышу и посмотри, закатилось ли солнце.

Она поднялась на крышу, задержалась там на часок, затем спустилась и сказала:

— Да, солнце закатилось.

Тогда обратился к актеру его друг:

— А ты сам разве не знаешь, что наступил вечер? Ведь сгустилась тьма…

— Как же мне не знать, — ответил актер. — Но если бы я не нашел предлога отправить ее на крышу к тому, кто ее там дожидается, мы бы до утра не избавились от камней, с помощью которых ее приглашали к себе. Ты понял?

— Да, теперь понял, — ответил его друг.

Когда у судьи находился шут, к нему зашла женщина; лицо ее было закрыто чадрой, виднелись только очень красивые глаза. Женщина заплакала и начала жаловаться на своего обидчика.

Тогда шут сказал судье:

— Поверь ей! Сразу видно, что это несчастная душа. Ее глаза свидетельствуют о том, что ее обидели.

Когда этот шут совсем расположил ее к себе своими речами, она открыла лицо. И оказалось, что у нее вызывавший отвращение нос, плоский как зуза.

Присмотревшись к ней, шут сказа судье:

— О нет, господин мой, не верь ей! Хотя эти глаза свидетельствуют о том, что ее обидели, этот нос доказывает, что она лгунья и во всем виновата. Она не стоит того, чтобы ее жалели.

Один шут сидел за столом вместе со своими сыновьями. Они так быстро поглощали стоявшее на столе мясо, что он не успевал брать ни кусочка. Тогда он сказал им:

— Не гоже так, дети мои! В заповеди сказано: «Почитай отца своего и мать свою». Что касается меня, то мне легче стерпеть тысячу ударов, чем видеть, как хватают лежащее передо мною мясо.

Одного спросили:

— На кого похож артист?

Он ответил:

— На нищего, у которого в левой руке комок грязи, а правая протянута за подаянием. И если ты не скажешь ему «возьми», он запачкает тебя.

Некий шут занял деньги у одного человека, а затем стал это отрицать. Пришли они к судье, а судья и спрашивает заимодавца:

— Есть у тебя свидетели?

— Нет, — ответил заимодавец. Тогда судья сказал шуту:

— Поклянись, что ты не брал у него денег.

Шут ответил:

— Разреши моему брату поклясться вместо меня, ибо мне достоверно известно, что он ничего не брал у него.

У одного комика спросили:

— Хотел бы ты сейчас получить целый динар?

Он ответил:

— Да, хотел бы, но только без двадцати палочных ударов.

— При чем тут палочные удары? — спросили его.

— Я знаю, что в наше время люди, ничего не дают даром, — ответил он.

Актер, на котором была новая муслиновая одежда, разгуливал зимой по Себастии.[60] К нему подошел человек и сказал:

— Отдай мне свою тунику, ведь у тебя останется еще плащ. А Иисус учил, что тому, кто тебя попросит, надо отдать и тунику и плащ.

Актер ответил:

— Да простит мне спаситель, если я рассужу по-своему. Мне кажется, что этот завет его не относится к жителям Себастии и к зимней поре. Ведь поучал он в Палестине и в летнее время.

Один шут сильно досаждал торговцу, которого звали Закрой. Наконец этот торговец сказал ему:

— Экий ты бездельник! Ведь твоя мать была мне как родная сестра, когда ты был еще совсем маленьким!

Шут вознегодовал, пошел к своей матери и спросил у нее:

— Знаешь ли ты, мать моя, торговца Закрона?

Она сказала:

— Ты, вероятно, имеешь в виду Закрона, сына Исхака?

Он ответил:

— Да, этот человек не солгал. Но могло ли мне прийти на ум, что ты знала не только Закрона, но и его отца?

Некий шут, придя к себе домой, застал у своей жены мужчину, причем дверь в комнату была открыта. И сказал этот шут мужчине:

— Ты рехнулся, что ли? Допустим, что женщина не соображает, что хорошо и что плохо. Но ты-то, безумец, должен был знать, что дверь следовало закрыть!

Другой шут, увидев однажды свою жену на лестнице, поклялся, что разведется с ней, если она спустится вниз или поднимется вверх по этой лестнице в его присутствии.[61] Услышав это, женщина спрыгнула вниз на землю и сказала:

— Я не спускалась и не подымалась по лестнице, я совершила прыжок…

Тогда ее муж ответил: