ВТОРОЙ ТАЙНЫЙ ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА К ТАРИЭЛУ
Лик луны вдали от солнца полон дивного сиянья.
Рядом с солнцем он сгорает, обречен на умиранье.
Но без солнца вянет роза — беззащитное созданье.
Так и мы в разлуке с милой умираем от страданья.
Лишь теперь я продолжаю мой рассказ об Автандиле.
Ехал он с кипящим сердцем, удержать тоску не в силе,
Образ девы солнцеликой узнавал в дневном светиле,
Отводя глаза от солнца, сеял слезы в изобилье.
Иногда, позабываясь, слова он сказать не мог.
Из очей, подобно Тигру, падал слез его поток.
Оборачиваясь к дому, тосковал он, одинок,
И не знал, куда несется без тропинок и дорог.
"О любимая! — рыдал он. — Как в разлуке не томиться!
Разум мой с тобой остался, и душа к тебе стремится!
Жаждет взор мой изнемогший на тебя взглянуть, царица,
Плохо сделает влюбленный, коль любви не подчинится!
Где искать мне утешенья, как прожить до новой встречи?
Уж давно б я закололся, чем вести такие речи,
Но тебя сразит известье, что скончался я далече...
Пусть же льются, словно реки, эти слезы человечьи!"
И воззвал он к солнцу: "Солнце! Ночи солнечной сиянье!
Ты есть образ всеблагого и его напоминанье!
Не ему ли хор созвездий служит в бездне мирозданья?
Примири меня с судьбою, не отринь мои рыданья!
Ты, в котором виден образ созидателя вселенной,
Помоги мне снять оковы, ибо я страдаю, пленный!
Потеряв свои агаты, я ищу рубин бесценный
И томлюсь один в разлуке, как когда-то с незабвенной!"
Так молился он и таял, как горящая свеча,
Но спешил на помощь другу, путь томительный влача.
Ночью сравнивал он деву с блеском звездного луча,
И беседовал он с небом, речи жаркие шепча.
Божьим именем скиталец заклинал луну, взывая:
"От тебя в сердцах миджнуров страсть пылает роковая!
Дай же мне терпенье сердца, чтоб не тратил зря слова я,
Чтобы лик, тебе подобный, вновь увидел, изнывая!"
День его терзал и мучил, ночь несла ему отраду.
Иногда, к реке спускаясь, он вдыхал ее прохладу.
Слезный ток его кровавый был подобен водопаду.
И, взнуздав коня поспешно, вновь скакал он до упаду.
Стройный станом, как алоэ, плакал он, угрюм и дик,
И, убив козу из лука, ел у скал береговых,
И, насытясь, снова ехал, ибо грудь пронзал Марих,
И твердил он: "Нет мне счастья без любимых роз моих!"
Передать слова скитальца я уже не в силах ныне, —
Как он жаловался звездам, как скитался по пустыне,
Как сжигал слезами очи, как терзал себя в кручине...
Наконец пещеры дэвов он заметил на чужбине.
И Асмат, увидев гостя, вышла к витязю поспешно,
И не знала, что ей делать, и рыдала безутешно.
Витязь спешился и деву обнял горестно и нежно, —
Люди радуются встрече — те, кто ждет ее прилежно.
Автандил спросил у девы: "Где твой брат и господин?"
Слезы девы покатились из агатовых стремнин.
"Без тебя, — она сказала, — он не мог страдать один.
Я не знаю, где он бродит средь ущелий и долин".
Содрогнулся юный витязь, словно грудь копье пронзило:
"О сестра, позор герою, коль его исчезла сила!
Как он мог, нарушив слово, позабыть про Автандила?
Для чего он мне поклялся, если трудно это было?
Ведь и я терпел лишенья, изнывая от разлуки!
Отчего ж он сумасбродом снова сделался от скуки?
Как он смел нарушить клятву, если мы пожали руки?
Мне ль, однако, удивляться, обреченному на муки!"
Но ему сказала дева: "Витязь, ты, возможно, прав,
Но не думай, мне внимая, будто мой угодлив нрав.
Мог ли он, лишенный сердца, клятвы выполнить устав?
А ведь он покончил с сердцем, счеты с жизнью оборвав!
Сердце, разум и сознанье цепью связаны одною.
Если сердце умирает, остальных берет с собою.
Человек, лишенный сердца, жизнью брезгает земною.
Ты еще не знаешь, витязь, каково ему, герою!
Не застав в пещере друга, был ты вправе рассердиться,
Я же толком не умею за миджнура заступиться:
Говорить язык устанет, сердце в пепел обратится, —
Рождена я, видно, в горе, чтобы с витязем томиться.
Муки этого миджнура столь безмерно велики,
Что страшатся даже камни, не стерпев его тоски.
Слезы витязя могли бы затопить русло реки...
Впрочем, все в чужих страданьях мы большие знатоки.
Провожая Тариэла, я спросила на прощанье:
"Что же делать Автандилу, коль приедет на свиданье?"
Он ответил: "Пусть поищет, как искал когда-то ране,
Далеко я не уеду, не нарушу обещанье.
Я исполню эту клятву, хоть страдаю я жестоко.
Буду ждать я, как ни тяжко, до назначенного срока.
Коль найдет меня умершим, пусть схоронит недалеко,
А найдет живым — дивится, ибо жизнь — мгновенье ока!"
Скрылось солнце за горами для меня, и с этих пор
Я горючими слезами орошаю камни гор,
Как безумная, стенаю, проклинаю свой затвор, —
Смерть и та меня забыла: вот он, божий приговор!
Есть в Китае некий камень с мудрой надписью такою:
"Кто друзей себе не ищет, тот враждует сам с собою".
Ныне стал шафранным витязь, сходный с розой молодою.
Поищи его, исполни то, что велено судьбою!"
"Ты права, — ответил странник, — мне не нужно оправданья!
Но не я ль, миджнур, миджнура не оставил без вниманья?
Увидав источник жизни, прибежал к нему как лань я,
Все поля вокруг обрыскал ради этого свиданья!
Ту жемчужину, с которой сочетается кристалл,
Я покинул, и на счастье уповать я перестал.
Уезжая самовольно, я доверье потерял:
Огорчил царя с царицей, недостойный их похвал.
Господин мой воспитатель — государь весьма могучий.
На меня его щедроты, словно снег, летят из тучи.
Но ушел я, вероломный, все забыл в печали жгучей...
Согрешив перед владыкой, уж не жду я жизни лучшей!
Я для друга эти беды, о сестра, претерпеваю!
Чтоб свое исполнить слово, по чужому езжу краю!
Он же скрылся из пещеры — тот, по ком я умираю,
И теперь, устав смертельно, я в тоске изнемогаю!
Но оставим эти речи. Мешкать в поисках грешно.
Сожаленья не изменят то, что минуло давно.
Иль найду его, иль сам я с ним погибну заодно, —
Богохульствовать не буду, если это суждено!"
Не сказав ни слова больше, он помчался сквозь теснину,
Пересек ручей и лесом устремился на равнину.
Леденил холодный ветер розу, равную рубину, —
"Никогда, — шептал он, — больше солнцеликой не покину.
В чем мой грех, великий боже? — говорил он божеству. —
Почему я не с друзьями, обездоленный, живу?
О двоих зачем тоскую, вижу гибель наяву?
Пусть же кровь моя, о боже, на мою падет главу!"
ВСТРЕЧА АВТАНДИЛА С ФАТЬМОЮ
У дверей жена Усена гостя встретила с поклоном.
Взор ее сиял довольством и казался благосклонным.
Привела и посадила, как предписано законом,
Было видно: не гнушалась тем купцом иноплеменным.
По летам немолодая, но красивая собою,
Смуглолицая хозяйка притворялась молодою.
По душе ей были пляски, а не то и пир горою.
Песни, музыка, наряды не давали ей покоя.
Засидевшись за обедом, гость подарки ей дарил.
Удивленная хозяйка говорила: "Как он мил!
Дай же бог, чтоб не впустую этот пир устроен был!"
Наконец в опочивальню был отпущен Автандил.
Утром он, открыв товары, выбрал шелка дорогого
И послал его владыке края этого морского.
Остальное он торговцам возвратил, напомнив снова:
"Продавайте, как хотите, но о витязе — ни слова!"
Даже в скромном одеянье витязь всех сводил с ума!
То он шел к хозяйке в гости, то к нему — она сама.
Речи были их красивы, встречи — длительны весьма.
Как влюбилась Вис в Рамина, так и в витязя — Фатьма.
ФАТЬМА ВЛЮБЛЯЕТСЯ В АВТАНДИЛА
Лучше с женщиной не знаться тем, кому под силу это:
Ты отдашь жене все сердце, нежной ласкою согрето,
А она тебе изменит, позабыв слова обета.
Доверять не нужно женам даже малого секрета!
Вожделенье к Автандилу в сердце женщины запало.
Как Фатьма ни огорчалась, пламя крепло, возрастало.
Обнаруживалась тайна, как хозяйка ни скрывала.
"Как мне быть и что мне делать? — день и ночь она рыдала. —
Если я ему откроюсь, он, быть может, удалится.
Промолчу — еще ужасней буду в пламени томиться.
Объяснюсь я, будь что будет, коль я в мире не жилица!
Не открыв врачу болезни, разве можно исцелиться?"
И письмо она решила написать купцу и в нем
Рассказала, как страдает, угасая с каждым днем.
Зачастую эти письма опаляют нас огнем.
Их беречь на память надо, мы ж теряем их и рвем.
ЛЮБОВНОЕ ПОСЛАНИЕ, НАПИСАННОЕ ФАТЬМОЙ АВТАНДИЛУ
