Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница

Когда он вернулся домой, Химэгими лежала за пологом, уставившись в одну точку, она была погружена в свои мысли. Она пыталась спрятать слезы, и была красива, как никогда. Когда Химэгими поднялась с постели, он с болью подумал, что понимает одолевавшие ее чувства. Он рассказал ей о своем посещении дворца, и Химэгими с грустью думала, что раньше во дворец ходила она сама.

Зная о том, в каком положении находится Ённокими, Вакагими не мог просто так отступиться от нее, он хотел непременно ее увидеть. Однако она так явно привязалась к Сайсё, что уже не казалась Вакагими слишком милой и привлекательной. Конечно, если бы она была его единственной избранницей, это остановило бы его, но он одновременно хотел продолжать тайно посещать Принцессу, а старшую принцессу Ёсино поселить у себя. К Ённокими же его влекло оттого, что Химэгими считала ее очаровательной. Поэтому он все-таки написал ей письмо:

«Невозможно описать все причины моего отсутствия. Расскажу при встрече.

Когда отец Ённокими узнал, что муж дочери появился на людях, он стал недоумевать, что это может значить. Если бы Советник окончательно отвернулся от мира, и его сердце отдалилось от мирских дел, с этим можно было бы смириться, но если он не стал монахом, но перестал даже писать Ённокими — это было бы нестерпимо горько. «Что с ней будет?» — думал отец. Поэтому, когда от Вакагими пришло письмо, сердце Удайдзина забилось. Взять письмо или отослать обратно? У Удайдзина закапали слезы.

— Всякой женщине нелегко смириться с тем, что ее забыл тот самый первый мужчина, с которым она обменялась любовной клятвой. Но не только это неприятно, есть вещи и похуже. Об этой оскорбительной для тебя истории — о том, что муж тебя оставил — очень много болтают. Но что можно поделать, если его чувств хватило только на письмо. Ответь ему, — велел отец.

Ённокими не хотелось браться за кисть: она полагала, что ничего хорошего из всего этого не выйдет, но не посмела сделать, как велело сердце. Отец сидел рядом с ней и говорил, что писать. Страшась того, как бы он снова не изменился к ней, Ённокими испуганно поглядывала на него.

Письмо получилось благородным и изысканным, оно взволновало Вакагими, ему хотелось узнать, что за этим стоит. Вакагими показал письмо сестре. Химэгими с грустью вспоминала, как она любовалась Ённокими, когда та держала в руках кисть. И брат, и сестра были взволнованы: оба они были связаны с Ённокими неразрывной клятвой.

Вакагими тосковал по Принцессе и печалился, но он продолжал думать и о той, что осталась в горах Ёсино. Ему хотелось увидеться и с Ённокими, и он решил посетить ее. Стемнело, Удайдзин как раз подумал о том, что, может статься, сейчас явится муж Ённокими, он сам обеспокоился убранством комнаты и нарядом дочери. Ённокими думала:

«Когда мне было по-настоящему плохо, рядом со мной был Сайсё, и я привыкла к его заботам. Если вернется муж, что подумает Сайсё? Мне больно и стыдно это представить. Этот человек никогда не был откровенен со мной, и он не приходил несколько месяцев, это так стыдно, что хочется спрятать глаза. Мне было неловко с ним, даже когда мы проводили вместе дни и ночи. Но как я могу отказаться от встречи? Мы знакомы не первый день, и я не в силах поступить по велению сердца. Как мне себя держать, если он придет?» Она выглядела жалкой, страдала и плакала.

Ённокими была тронута тем, что отец сам позаботился о ней, приказал уложить волосы, заколоть их гребнем, а великолепные одежды надушить и затянуть поясом. «Что будет?» — думала она с тревогой и тоской. Когда настала глубокая ночь, потихоньку вошел Вакагими, он старался не показать, что дом ему незнаком. Он пребывал в возбуждении. При тусклом освещении его изящные женственные манеры ничем не отличались от манер Химэгими. Раньше все думали, что больше никогда его не увидят, но оказалось, что он ничуть не изменился и был прекрасен, как видение. Все роняли слезы.

Стараясь говорить как можно меньше, он спросил лишь «Ты здесь?» Ённокими не могла пошевелиться.

— Ну же, давай, поэтому о тебе и говорят невесть что, — в беспокойстве прошептал отец.

Ощущая себя скорей мертвой, чем живой, в полном ужасе Ённокими придвинулась к нему. Ённокими не думала, что ей еще придется встретиться с ним лицом к лицу, она считала, что он коварно оставил ее, все казалось ей нереальным. В тусклом освещении он видел, что она заплакана, и так благородна, слаба, бессильна, прекрасна. Вакагими понял, что она и вправду необыкновенна, и его сердце забилось еще сильнее.

— Знаю, я вел себя странно, и ты была на меня в обиде. Я думал, что мне следует повернуться спиной к этому миру и постарался найти успокоение в горах Ёсино, но от самого себя не спрячешься. Я скучал по ребенку, эти узы слишком крепки. Мне стыдно, я столько передумал, знаю — вина моя тяжела, но я бы хотел быть уверенным, что ты не таишь на меня зла, — Вакагими говорил и говорил — нежно и влюблено, никому бы и в голову не пришло, что это другой человек. Ённокими было нечего ответить, и она прочла:

Она была такой юной и такой утонченной. «Мне следует ответить тем же», — подумал Вакагими, влюблено улыбаясь.

— Мне было так горько, мне казалось, что мне нет места рядом с тобой, — сказал Вакагими.

Ённокими стало нестерпимо стыдно, зачем она вдруг так прочла, у нее выступил пот. Она была так хороша — сердиться на нее было невозможно.

Ённокими привыкла к тому, что они жили очень нежно и дружно, часто разговаривали. Поскольку ей не показалось, что он изменился, она подумала, что и теперь будет точно так же, однако его сердце очень изменилось. Ей было еще более стыдно, чем в первый раз с Сайсё, но она не могла ему отказать. Она вздыхала и была подавлена, ясно, что на самом деле ей неприятно, с грустью подумал Вакагими. Сайсё решительно считал ее своей, поэтому Вакагими не мог быть с ней до конца откровенным, но и прекращать эти отношения он не хотел, хотя испытывал к ней меньше чувств, чем к другой. Вот та, что окутана снегами в горах Ёсино, от любви к нему она не спит, думает о нем, ее он не может забыть, это настоящая любовь.

Вакагими по-прежнему стеснялся, он не остался у Ённокими утром и постарался, чтобы никто не заметил расстроенное выражение его лица, но ночью он снова был у нее. Когда ее муж жил с ней, они, как ни странно, только разговаривали, он был изящным, мягким, нежным. И этот тоже был таким же нежным и очаровательным, и все же этот мужчина — не другой ли это человек? Это было бы весьма странно, но Ённокими не могла отделаться от ощущения, что она угадала верно. Не в силах скрыть это, она со вздохом прочла:

Выходит, что-то в нем беспокоило Ённокими, что ж, на то были основания.

Читая стихотворение, Вакагими старался в точности подражать Химэгими, и Ённокими не уловила разницы.

Дни складывались в месяцы, мальчик, сын Сайсё, подрастал, становясь еще более милым и красивым, он уже начал садиться, взрослел. Сайсё глядел на него и не мог наглядеться. «На Химэгими было приятно смотреть — столько в ней было прелести, и хотя она думала все больше о печальном, она всегда пеклась о ребенке, обнимала его, заботилась. Куда же она делась, кем стала, куда ушла, где скрылась? Она ведь ничего не знает о сыне!» — думал Сайсё, ночью и днем, не останавливаясь, по его лицу текли кровавые слезы, он был жив, но сознавал, что жизнь его подходит к концу — у такова, знать, его судьба.

Кто-то передал ему: «Советник уже не скрывается, он здесь, в столице. Он появлялся и во дворце».

Сайсё был потрясен. «Значит, она здесь! — думал он, чувствуя, как к нему возвращается жизнь. — Хотя это и трудно понять, но она привыкла быть мужчиной, и потому, наверное, решила снова стать мужчиной. Но в женском облике она была так женственна, если она вернулась, чтобы снова стать мужчиной, это решение странное и необдуманное. Что же все-таки случилось?» Он мог бы размышлять об этом бесконечно, но сейчас было не время, сначала он хотел взглянуть на нее — что с ней сталось. Решив так и сделать, он взял с собой младенца и тут же направился в столичную усадьбу своего отца. Предполагая, что Советник должен непременно присутствовать на дворцовом совете, Сайсё пошел во дворец. Как он и предполагал, прибытие Советника было обставлено великолепно — он явился в блестящем окружении своих приближенных. «И вот это моя возлюбленная? Да, если человек привык к такой обстановке, ему не понравиться жить взаперти, это так понятно», — подумал Сайсё.