скот. От этого
инь-ян беспорядочно сталкиваются, четыре времени года теряют свой порядок, гром и молнии несут гибель и разрушения, снежная крупа и град нещадно бьют живое. Пары и туманы, иней и снег не прекращаются, и тьма вещей гибнет, не созрев. Дикие травы, кустарник и сорняки, собранные, лежат на межах. Скашивают любую травину, давая место [хлебным] росткам и побегам. Растениям, у которых поломаны всходы, смяты цветы, подавлены плоды, — несть числа.
А теперь еще высокие хоромы, дворцовые постройки, ряды приусадебных садов. Балки, стрехи, решетины и головки — все в резьбе, рисующей длинные ветви высоких дерев, острые листья водяного каштана, лилии и лотосы. Соперничают все цвета, смешиваясь и переливаясь. Стелются извивы, то развертываются, то свертываются завитки, слоятся кривые острия, разбегаются во множестве сплетения корней. Гуншу Бань и Ван Эр не нашли бы, куда приложить свои кривые ножи, сверла, тесаки и пилы. А страстям властителей все нет успокоения. Вот почему и кипарис с сосной, и бамбук цзюньлу усыхают даже летом. Пересыхают воды Цзян и Хэ и трех рек, на выпасах появляется баран и [745], саранча заполоняет поля. Небо раскалилось, земля растрескалась. Фэнхуан более не спускался. Когтистые, острозубые, рогатые, иглокожие звери кинулись на добычу. Люди ютились в тростниковых лачугах, где не было места гостю. От голода и холода погибало столько люду, что трупы лежали один на другом.
А потом дело дошло до того, что разделили горные и речные долины на обрабатываемые земли, определили их границы, посчитали людей — сколько кого, каждому отвели его долю. Стали строить стены, прорывать рвы, соорудили из оборонительные машины, возвели препятствия и заграждения. Установили службы и занятия, определили ступени подчинения, провели различие между благородными и худыми, отделили достойных от недостойных, изъяснили, что есть зло, а что добро, ввели в действие награды и наказания. И тогда оружие и щиты явились во множестве, и поднялись тяжбы и раздоры. С того времени начались гибель и подавление людей, преждевременная смерть и страдания, жестокие убийства невиновных, наказания и казни не свершивших преступления.
Небо и земля сливаются в гармонии, инь и ян формуют тьму вещей. И вся она несет в себе человеческий эфир. Вот почему когда сердца высших и низших в раздоре, эфир клубами уходит вверх. Когда между господами и слугами нет согласия, пять злаков не вызревают. На 46-й день после зимнего солнцестояния небо затаивает в себе Гармонию и допускает ее на землю, а земля хранит свой эфир и не дает ему подняться. Инь и ян перекатываются, дыша и увлажняя. Берут под свою опеку нравы и обычаи, взвешивают меру, по которой разнится тьма особей, сближая и пригоняя друг к другу множество сходств, ласково лелея, сбраживая как вино, формируя и выращивая все живое. Поэтому когда весна сурова, а осень цветуща, когда зимой гремит гром, а летом падает иней, это рождено разбойным эфиром.
С этой точки зрения небо и земля, пространство и время [, космос,] — одно человеческое тело [746], посреди шести сторон все управляется как в человеке. Поэтому тот, кто познал природу вещей, для того не существует угроз неба и земли, того, кто постиг закон совмещения [747], не смутят чудеса.
Вот почему мудрец на основании того, что близко, познает далекое, — для него тьма различий имеет одну основу.
В древности люди дышали единым эфиром с небом и землей, шли вровень со своим веком. В те времена не знали выгоды от поздравлений и подарков, страха от наказаний и штрафов. Ритуал и чин, совестливость и стыд еще не выявились [748], хула и слава, добропорядочность и подлость не были введены, а люди жили, не нападая друг на друга, не обижая, не чиня разбоев и не проявляя жестокости, — словно во времена первобытной Тьмы.
Когда же наступили времена упадка, то людей стало много, а имущества мало, трудились до изнеможения, а пропитания не хватало. От этого родились раздоры и ссоры. Тогда-то и оценили добропорядочность Добропорядочные и подлые перестали составлять одно. Содружества и партии стали замышлять козни, строить коварные и хитрые планы, а природные свойства вещей утратились. Тогда-то и стали ценить справедливость и долг. Мужчины и женщины скопом поселялись в разных местах и не знали различия между собой. Обладание инь и ян всех делает способными к чувствам — через кровь и эфир. Тогда-то и стали ценить ритуал. Свойственные от природы чувства, переливаясь через край, стали опасными, невольно утрачивалось спокойствие. Тогда-то и оценили музыку. Так что милосердие, долг-справедливость, ритуал и музыка могут спасти от краха, но не являются лучшим средством устроения мира.
Милосердие спасает от споров. Долг-справедливость спасает от утраты природных свойств. Ритуал спасает от несдержанности чувств. Музыка спасает от печалей. Когда божественный разум устанавливается в Поднебесной, сердца возвращаются к своему истоку. Когда сердца возвращаются к своему истоку, то людская природа становится доброй. Когда людская природа становится добра, а небо и земля, инь и ян идут своим порядком и пекутся о вещах, то имущества становится достаточно, а люди безмятежно-спокойны, и нет места алчности, низости, ссорам и тяжбам. Если смотреть с этой точки зрения, то милосердие и долг-справедливость не нужны. Когда дао и дэ устанавливаются в Поднебесной и люди просты и безыскусственны, то их взоры не смущает красота, их слух не упивается звуками. Развлекаются зрелищами, поют песни или вольно бродят, распустив волосы. И пусть завидят красоту, подобную Мао Цян и Си Ши, это не доставит им радости, танцы «Колыхающиеся перья» и «Боевые слоны» они не почтут за музыку [749]. И здесь нет места несдержанности и незнанию правил вежества. С этой точки зрения ритуал и музыка не нужны.
Так что когда дэ разрушается, тогда и рождается милосердие. Каноны поведения разрушаются, и рождается долг-справедливость. Гармония утрачивается, и рождается музыка. Ритуал переходит меру, и возникают внешние украшения.
Только познав божественный разум, понимают, что дао и дэ не могут помочь. Только познав дао и дэ, узнают, что милосердие и долг-справедливость не нужно насаждать. Только познав милосердие и долг-справедливость, узнают, что ритуал и музыка не стоят усилий. Ныне повернулись спиной к корню и ищут в верхушках, отказались от главного, а заняты подробностями. С ними нельзя говорить о высшем.
Всю великость вселенной можно измерить угольником и солнечными часами [750]. Ход звезд и луны можно рассчитать с помощью календаря. Удары грома можно воспроизвести барабаном и колоколом. О переменах ветра и дождя можно узнать по музыкальным трубкам.
