Все девять соединений, когда они согласуются, звучат в унисон, и всем это слышно, а происходит это именно по причине [их согласованности]. Девять раз Хуань-гуну удавалось объединить хоу, и потому однажды он спас дом Чжоу, и все его послушались. Вот откуда родилась эта его способность — из внушения к себе доверия. Что касается Гуань Чжуна, то о нем можно сказать, что он понимал, как сообразовываться с обстоятельствами. Он умел обратить позор в славу, несчастье — в успех, и хотя терял спереди, можно сказать, приобретал [то же самое ] сзади. Он понимал, что вещи таковы, что не могут обладать совершенством-полнотой!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Браться за трудное / Цзюй нань
Трудно найти человека, о котором можно было бы сказать, что он целостен, ибо такова общая природа вещей. Люди даже о Яо сплетничают, что он, мол, не был чадолюбив, обвиняют Шуня в непочтительности к родителю. Юя считают честолюбцем, стремившимся занять первое место, Тана и У обвиняют в том, что они слишком свободно распоряжались чужими жизнями, а о пяти бо болтают, что они занимались нападениями и захватами.
Если смотреть с этой точки зрения, разве может быть в существах цельность? Следовательно, когда правитель требует от людей, он исходит из реальных человеческих возможностей; когда же он требует от себя, он исходит из нравственного закона. Если от человека требовать только человеческого, ему легко будет выполнить требуемое; если ему будет легко выполнять, приобретешь его на свою сторону. Если требовать от себя, исходя из нравственного закона, трудно допустить неправду; когда же трудно допустить неправду, действия правильны, и поэтому такой не гневит небо и землю и имеет от них избыток.
Не таков неразумный: он, требуя от других, исходит из нравственного закона, от себя же требует лишь человеческого. Если же требовать от других по меркам нравственного закона, им это будет трудно вынести; когда трудно выносить, люди утрачивают понятие о родственных чувствах, питаемых по отношению к ним другими. Когда же к себе обращаются с меркой человеческого, легко пускаются во всевозможные предприятия, а когда с легкостью пускаются в авантюры, действия по необходимости становятся изощренными. Поэтому и Поднебесная при всем своем величии не может вместить таких, и сами они подвергаются опасностям, и царства их гибнут — таков был образ действий Цзе, Чжоу, Юя и Ли.
В веточке дерева длиной всего в один чи непременно найдется сучок; в кусочке яшмы длиной в один цунь непременно обнаружится пятнышко. Прежние ваны знали, что в вещах невозможна целостность, и потому они перебирали вещи-события и больше всего ценили выбор единственной вещи из многих.
Когда Цзисунь Ши узурпировал власть гуна, Конфуций желал было обличить его со свойственным ему искусством [аллегорически], но в этом случае он был бы изгнан, поэтому он принял от него жалованье и выступал соответственно. За это в Лу над ним стали смеяться. Конфуций тогда сказал: "Дракон питается в чистых водах и плавает в чистых водах. Однако безрогий дракон питается в чистой воде, а плавает в мутной, и только рыба питается в мутной и плавает в мутной. Я, Цю, не скажу, чтобы достиг уровня дракона наверху, и не скажу, чтобы опустился ниже рыб внизу; Цю как раз как безрогий дракон!"
Когда желают преуспеть, разве можно при этом оставаться в поведении совершенно прямым? Кто спасает утопающего, замочится; кто ловит убегающего, запыхается.
Вэйский Вэнь-хоу имел младшего брата по имени Цзи Чэн и друга по имени Дичжай Цзайхуан. Вэнь-хоу хотел одного из них назначить первым министром, но не знал которого и обратился за советом к Ли Кэ. Ли Кэ сказал в ответ: "Вы, государь, хотите поставить кого-то министром, тогда необходимо испытать, кто разумнее — Лэ Тэн или Вансунь Гоудуань?" Вэнь-хоу сказал: "Отлично! Если неразумным окажется Вансунь Гоудуань, Ди Хуан займет пост министра. Если же Лэ Тэн окажется разумнее, то Цзи Чэн займет пост". В результате пост был занят Цзи Чэном.
Тому, к кому обращается за советом властитель, нельзя не быть осмотрительным в оценке людей. Ли Чэн был младшим братом, а Ди Хуан другом, и если в отношении их ничего невозможно было знать, то как можно было знать о Лэ Тэне и Вансунь Гоудуане? Противоестественно знать о дальних и чужих больше, чем о близких и своих. Естественно, судить о том, кому быть министром, было ошибкой. Такой ошибкой и был ответ Ли Кэ Вэнь-хоу. И хотя тут все были не правы, все же если сравнить дерево и металл, любой металл все равно тверже дерева!
Мэнчанский правитель спросил у Бо Туя: "Слава вэйского Вэнь-гуна превосходит славу Хуань-гуна, тогда как успехи его несравнимы даже с успехами пяти бо. В чем причина этому?" Бо Туй ответил: "Вэнь-хоу учился у Цзы-ся и дружил с Тянь Цзыфаном, он почтил Дуань Ганьму, поэтому славой он превзошел Хуань-гуна". Когда гадали о том, кого назначить первым министром, вопрос был составлен так: "Кого назначить, Чэна или Хуана?" — поэтому успехи его несравнимы с успехами пяти бо. Ведь министр — это глава всех чинов. Тому, кто выбирает его себе, необходимо стремиться к тому, чтобы это был мудрейший из мудрых. А тут при выборе всего два кандидата — как это далеко от того, чтобы использовать на службе даже личного врага. При этом быть наставником и другом — это общественные и деловые связи; родственники же и любимчики — это личные пристрастия. Когда частное берет верх над общим — это политика царства, переживающего упадок; если притом имя и слава все же сияют и гремят, то это только благодаря помощи тех трех мужей, дружба с которыми пересилила собственные неразумные намерения с назначением первого министра.
Нин Ци желал встретиться с циским Хуань-гуном, но, несмотря на все усилия, не мог к нему подступиться; тогда он нанялся к одному купцу, который ехал в Ци возничим, чтобы хоть так попасть в Ци. На закате они заночевали у городских ворот, снаружи. Когда Хуань-гун выехал в предместье навстречу гостям, ночью ворота открыли, возниц разогнали. Кругом пылали факелы, свита была огромной. Нин Ци сам кормил быка, спал под телегой. Увидев Хуань-гуна, он закручинился и, в такт дуя в рог буйвола, громко запел. Услышав его пение, Хуань-гун схватил за руку своего слугу и сказал: "Удивительное дело! Тот певец, наверное, человек непростой!" И он велел тому ехать следом за последней повозкой. Когда Хуань-гун возвращался, сопровождающие пригласили [Нин Ци] с собой. Хуань-гун послал в подарок одежду и шапку, а затем велел предстать. Когда Нин Ци явился, он изложил свой план: как Хуань-гуну навести порядок внутри границ. На другой день он вновь предстал перед гуном и изложил план приобретения Хуань-гуном Поднебесной. Хуань-гун был чрезвычайно обрадован и взял его на службу. Но подданные воспротивились этому, говоря: "Этот гость — вэйец, а Вэй недалеко от Ци. Не лучше ли вам, господин, послать туда порасспросить о нем, чтобы убедиться в том, что он человек стоящий. А на службу его взять никогда не поздно". Хуань-гун ответил: "Не надо этого. Если мы начнем наводить о нем справки, может оказаться, что у него были в прошлом мелкие недостатки, однако если из-за мелких недостатков забывать о больших достоинствах человека, то мы пойдем по пути тех, из-за кого властители теряли Поднебесную".
Слушают не без причины, и если уж [Хуань-гун] послушал и больше ни о чем не спрашивал, значит, в речах [Нин Ци] было нечто созвучное его собственным планам. Вообще же говоря, среди людей найти совершенство конечно же трудно, так что нужно решиться дать власть и использовать сильные стороны подданного. Все дело в правильном выборе — Хуань-гун это постиг.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Заслуги правителя /Ши цзюнь
Природа людей такова, что их когти и зубы не могут быть достаточными для самозащиты и самообороны, а кожа и мышцы недостаточны для того, чтобы защитить от жары и стужи. Сухожилия и скелет устроены у них так, что с их помощью трудно добиться выгоды и избежать ущерба; смелость и решительность у человека не таковы, чтобы с их помощью вести себя по-настоящему дерзко и решительно.
Все это так, но при этом человек распоряжается всем существующим, правит птицами и зверями, одевается в кожи и шкуры, и ни холод, ни жара, ни влага, ни сушь не в состоянии ему повредить — он не только заранее готов ко всему этому, но и способен выступить против напастей вместе с другими.
То, что существует множество способов организоваться, происходит оттого, что люди могут обмениваться услугами. Возможность выгод происходит от множественности — для того, чтобы можно было извлекать во множестве эти выгоды, и учреждается путь правителя. Поэтому после установления пути правителя становится возможным рациональное использование ресурсов, получаемых от многих, и люди становятся вооруженными против любых неожиданностей.
