Махмуд Абдул Бакы
(1526–1600)
«От кожи нежных щек твоих идет благоуханье…»
От кожи нежных щек твоих идет благоуханье,
Пушок твой — абиссинский раб, Рейхан ему прозванье.
И родинка твоя — Биляль[100], а две твоих губы —
Одна коралл, другая лал, готов платить им дань я.
Вовеки будь благословен и черный локон твой,
Который амброю твои наполнил одеянья.
Сатурн мечтает в небе стать невольником луны,
Я стать хочу твоим рабом, другого нет мечтанья.
Рудник возможностей своих кто исчерпал до дна?
Слагать бесценные стихи твое, Бакы, призванье.
Перевод Н. Гребнева
«Двух щечек белизна с водой бесценной схожа…»
Двух щечек белизна с водой бесценной схожа,
И шея у тебя с морскою пеной схожа.
На щечках вязь пушка, и эта вязь, быть может,
С узором мудрых книг, книг совершенных, схожа.
Ты видишь: стынет кровь в моих глазах, о боже.
Быть может, их печаль с напитком пенным схожа.
Мне снится день и ночь сиянье нежной кожи
Любимой, чье лицо с луной степенной схоже.
Бакы, влюбленным нам она всего дороже,
Сияние ее с сияньем денным схоже.
И родинка ее для нас священна тоже,
И с амброю она благословенно схожа.
Перевод Н. Гребнева
«Не остается от весны ни знака, ни именья…»
Не остается от весны ни знака, ни именья,
Сады утратили свои былые украшенья.
Им ветер ветки оголил, похожие на руки,
Свой плащ дервишский сад надел в минуту оскуденья.
Роняют золото сады и плачут в час разлуки,
Уносит вдаль всю их казну ручьев и рек теченье.
И молодые деревца, утратив все, что было,
Предвидят, что их ждут зимой печаль и злоключенья.
Бакы, казну своей листвы не сам ли ты растратил?
Зачем же сетовать теперь на дождь и ветр осенний?
Перевод Н. Гребнева
«Кравчий, бокалы налей, нынче ль не время пиров…»
Кравчий, бокалы налей, нынче ль не время пиров?
Слышишь: из ближних садов вешний доносится зов.
Там аромат ветерка, свежее благоуханье, —
Все, чем весною аллах нас осчастливить готов.
Не проводи эту жизнь в вечной никчемной печали,
Место влюбленных в садах, возле речных берегов.
Случая не упускай, помни: на свете мгновенны
Молодость, счастье людей, время цветенья цветов.
Ты совершенен, Бакы, в тонком искусстве газелей,
Сладки для мудрых твои хитросплетения слов.
Перевод Н. Гребнева
«Пусть розою в саду сосуд с вином становится…»
Пусть розою в саду сосуд с вином становится,
Кто аромат вдохнет, пусть соловьем становится.
О кравчий дорогой, налей вина и мне.
Пусть рана у меня в груди цветком становится.
От локонов твоих, где столько синевы,
Спокойней и светлей мне с каждым днем становится.
Волна твоих кудрей отгородила нас,
И дивный облик твой заветным сном становится.
Ужели влага встреч Бакы не оживит!
Лишь мысль одна о том в груди огнем становится.
Перевод Н. Гребнева
«Не слезы ль вдоль щеки, кружась, кружась, кружась…»
Не слезы ль вдоль щеки, кружась, кружась, кружась.
Бегут, как ручейки, кружась, кружась, кружась.
И в небо из моей груди взлетают искры,
К мирам, что не близки, кружась, кружась, кружась.
На ложе горестей не спится мне и ночью,
Мечусь я от тоски, кружась, кружась, кружась.
В водовороте слез глаза мои потонут,
Как челн в волнах реки, кружась, кружась, кружась.
И сердце, чтоб сгореть, летит к свече любимой,
Как ночью мотыльки, кружась, кружась, кружась.
Прах от ее стопы летит, чтоб стать сурьмою
Для звезд, что далеки, кружась, кружась, кружась.
Мир — ювелир, в морях высверливает жемчуг
По мерке слез Бакы, кружась, кружась, кружась.
Перевод Н. Гребнева
«Что сделать мы хотим, все, как ни странно, сделаем…»
Что сделать мы хотим, все, как ни странно, сделаем.
Мы сердце розою или тюльпаном сделаем.
Мы вороты одежд свободно расстегнем,
Кто к нам на пир придет, того мы пьяным сделаем.
Один глоток вина на землю мы прольем.
То место, где сидим, мы Бадахшаном[101] сделаем.
Мы наш веселый пир, наш дружеский союз
Свободными от зла и от обмана сделаем.
Чтоб слышал мир стихи влюбленного Бакы.
Мы соловья чтецом его дивана сделаем.
Перевод Н. Гребнева
Прекрасный облик твой
я вижу вдалеке,
Я вижу тонкий стан,
цветок в твоей руке.
Я вижу все: пушок
над верхнею губою
И родинку твою
на розовой щеке.
Твой стан как нить души,
грудь что сосуд хрустальный,
И две серьги в ушах —
две капли на цветке.
И локоны и взгляд —
в тебе все совершенно.
Лишь верность — вот беда! —
что крепость на песке.
Пусть на любовь твою
нет у Бакы надежды,
Тебе повелевать,
ему страдать в тоске.
Перевод Н. Гребнева
«В сем мире счастья нет, есть боль и есть смятенье…»
В сем мире счастья нет, есть боль и есть смятенье.
Мелькают сотни лет, как краткие мгновенья.
И все ж, пока весна и ты еще не стар,
Пей сладкое вино, красавиц слушай пенье.
Не отрицай, захид[102], значение вина,
О том и в Книге книг есть мудрое реченье.
Я у глухих дверей возлюбленной моей
Все жду, не видя в том и тени прегрешенья.
Но грешен и Бакы: он солнцем почитал
В сосуде дорогом любимой отраженье.
Перевод Н. Гребнева
«Что нам цветник; в кабак тропа нас привела…»
Что нам цветник; в кабак тропа нас привела,
Зачем тебе цветок? Ведь в чаше нету зла.
Кто тянется своей душой к свече свиданья,
Готов, чтобы свеча его огнем сожгла.
И вот во прах я пал, я стал твоей тропою,
Так почему же ты с тропы своей сошла?
Пусть я мечусь в огне разлуки и страданья,
Мне боль сладка, и я готов сгореть дотла.
Газель Бакы всегда звучна, стройна, красива.
Во все века такой поэзия была!
Перевод Н. Гребнева
«О том, что сердце у любви во власти, не говори…»
О том, что сердце у любви во власти, не говори,
Возлюбленной своей, предмету страсти, не говори.
О слабости твоей она узнает, и не вино —
Кровь будет пить твою со сладострастьем. Не говори!
Познай себя и жизнью наслаждайся, коль суждено.
Но о своей любви, своей напасти, не говори.
Пусть тайна эта грудь твою сжигает давным-давно.
Невежде даже самой малой части не говори!
Бакы, хоть будь Юсуфом, и Якубу ты все равно
Ни слова, чтобы не стряслось несчастья, не говори!
Перевод Н. Гребнева
«Ты, милая, идешь к покою сна в объятья…»
Ты, милая, идешь к покою сна в объятья,
Так в небе к облаку идет луна в объятья.
Голубка, почему ты плачешь на заре,
Ведь ты к любимому упасть вольна в объятья?
О горлинка моя, кто мысль тебе подаст;
Ты броситься ко мне, в мои должна объятья.
В объятья пусть тебя возьмут мои стихи,
Так в море жемчуга берет волна в объятья.
Кровь на груди Бакы горит, как будто вновь
Охапка красных роз заключена в объятья.
Перевод Н. Гребнева
«Пусть будет около тебя…»
