Письмо г-на де Живри к м-ль де Гиз:
«Услышав о моем конце, вы убедитесь, что я человек слова и говорил сущую правду, утверждая, что хочу жить лишь покуда вы оказываете мне честь вашим благорасположением. Ибо, узнав о перемене ваших чувств, я прибегаю к единственному доступному мне целительному средству и, должно быть, погибну: вас слишком любит небо, чтобы сохранить то, что вы желаете утратить, и только чудо может спасти меня от гибели, навстречу коей я устремляюсь. Смерть, коей я ищу и которая ждет меня, заставляет прервать сии строки. Судите же, прекрасная принцесса, сколь почтительно мое отчаяние, какою силою обладает ваше презрение и заслужил ли я его».
И в самом деле, во время осады Лаона он углубился столь далеко во вражеские ряды, что был сражен. (Канцлер де Шиверни, его зять, говорит в своих Мемуарах, что Живри, производя под Лаоном рекогносцировку вражеского фланга, на который он хотел; навести пушку, был убит.) Ему, как я слышал незадолго до этого, предсказали, что он умрет devant l'an[63], a это могло означать и «до конца года», и «под Лаоном».
Еще скажу немного о г-не де Живри. Некогда он любил даму, имени которой я так и не мог узнать. Поскольку он был настойчив, ибо отлично видел, что дама его любит, она сказала однажды, тяжело вздохнув: «Знали бы вы, как я мучаюсь, вы бы меня пожалели. Я боюсь потерять вас, но когда б я согласилась дать вам то, о чем вы меня просите, я, кажется, умерла бы от печали». По тому, как это она говорила, и по ее слезам кавалер понял, что это не притворство, был глубоко тронут и, хоть и был уверен, что ему стоит лишь проявить упорство, и он добьется всего, — поклялся ей небом никогда более не говорить о своей страсти и любить ее с той поры, как сестру.
М-ль де Гиз вела себя впоследствии так, что один только принц де Конти способен был на ней жениться. (Он был глуп.)
В маленьком городке, через который проезжал Двор, судья, произнеся приветственную речь Королю, обратился затем с приветствием к принцессе де Конти, которую принял за Королеву. Король рассмеялся и во всеуслышание сказал: «Он не слишком-то ошибся: она бы ею стала, когда б вела себя добродетельно».
Рассказывают, будто, когда она стала просить г-на де Гиза, своего брата, не играть более в карты, ибо он много проигрывал, тот ответил: «Сестрица, я перестану играть, когда вы перестанете заниматься любовью». — «Ах, негодник! — воскликнула она. — Значит, он никогда не перестанет!».
Она была весьма неглупа и даже написала нечто вроде небольшого романа под названием «Приключения при Персидском Дворе»[64], где говорится о многом, случившемся в ее время. Она была добра и жалостлива, помогала сочинителям и оказывала услуги кому только могла. Правда, она бывала беспощадна к женщинам, коих подозревала в том, что они отбили у нее возлюбленных. Под конец жизни она стала несносною, совершенно помешавшись на величии своего рода, и настолько поглощена была этим, что вела себя иной раз довольно странно. Одержимая своими мыслями, она, проходя однажды с покойною графиней Суассонского мимо ворот Малого Бурбонского дворца, выходящего на реку, указала ей, что на них еще заметны следы желтой краски, коею их выкрасили в ту пору, когда коннетабль Бурбонский бежал из Франции. «Надобно признаться, — ответила Графиня, — что наши короли проявили в свое время большую небрежность, не вымазав в желтый цвет ворота Гизов»[65]. (Впоследствии с ними это произошло.) Принцесса де Конти сказала как-то графине Суассонской: «Вы должны быть очень мне благодарны за то, что у меня не было детей». — «По правде говоря, — отвечала та, — меньше, чем вы думаете; мы совершенно уверены, что это не от вас зависело».
Когда кардинал де Ришелье сослал принцессу де Конти в графство д'Э, она по пути остановилась у некоего дворянина по имени Жонкер, близ Компьена, так как ее карета сломалась. В доме было трое-четверо юношей; это не помешало ей на следующий же день в их присутствии румяниться, набелить себе кисточкой грудь и плечи. В вечер приезда она, дабы развеять свое огорчение, спросила какую-нибудь книгу и с удовольствием прочла старого, засаленного «Жана Парижского»[66], найденного на кухне.
В Истории о г-не де Бассомпьере будет сообщено еще кое-что о ней.
Филипп Депорт был родом из Шартра и довольно низкого происхождения, но преуспел в учении. Он стал клерком у некоего парижского прокурора. У этого прокурора была довольно хорошенькая жена, которой молодой клерк нравился немного более, чем следует. Муж это заметил и однажды, когда Депорт отправился в город, взял его вещи, связал их в узел и повесил у входа на дверной колотушке с надписью: «Когда Филипп вернется, пусть забирает свои пожитки и уходит». Депорт берет свой узел и отправляется в Авиньон (быть может, Двор находился на пути туда)[67], на городской мост, где, как на ступеньках Дворца Правосудия в Париже, стоят те, кто хочет наняться в слуги. Он услышал, как какие-то молодые люди говорят: «Господину епископу дю Пюи надобен секретарь». Депорт идет к нему: епископ в то время, по-видимому, пребывал в Авиньоне. Физиономия молодого человека понравилась прелату. Находясь на службе у г-на дю Пюи, который происходил из рода Сенетерр, (Это от Сен-Нектер.) Депорт влюбился в его племянницу, сестру м-ль де Сенетерр, о которой речь впереди. Эта возлюбленная зовется в его стихах Клеонис[68].
Именно в пору своей службы у прелата Депорт постепенно становится известным благодаря стихотворной пьесе, начинающейся словами:
О ночь, ревнивая… и т. д.
Он, разумеется, никому не говорил, что это всего лишь перевод из Ариосто или во всяком случае подражание ему. К стихам этим придумали мелодию, и все стали их распевать. (Незадолго до своей смерти он, к огорчению своему, увидел книгу, озаглавленную «Сходство Муз итальянских и Муз французских», где сонеты, заимствованные и переведенные им, помещены рядом с его собственными.) Значительное свое состояние Депорт составил себе в пору милостивого расположения к нему г-на де Жуайеза, у которого был постоянным советником. Он получил четыре аббатства, приносившие ему более сорока тысяч ливров. Г-н де Жуайез сумел так расположить Генриха III к Депорту, что тот стал принимать большое участие в делах государства. Именно тогда он сделал немало для сочинителей и способствовал пожалованию им множества бенефиций.
Не знаю, Депорт ли определил к особе Короля некоего Отрона, услугами коего Его Величество пользовался для составления речей; однако никто не предупредил сего Отрона, чтобы он не позволял себе шуток со своим властелином; однажды в Сен-Клу Король, выпаривая венерин недуг, спросил Отрона, о чем говорят в Париже. «Государь, — ответил тот опрометчиво, — говорят, что в Сен-Клу очень жарко». Король осерчал и велел ему выйти вон.
Однако Депорт покинул стан Короля и перекинулся к Гизам, ибо полагал, что Королю не миновать поражения[69]. Он отправился в Руан вместе с адмиралом де Вилларом, подле которого занял то же место, что занимал при г-не де Жуайезе. Все же впоследствии они с Адмиралом рассорились, и вот по какой причине.
У королевы Екатерины Медичи была фрейлиной м-ль де Витри, легкомысленная, привлекательная и остроумная. Как-то, когда она находилась в покоях Королевы, Депорт сделал ей дочку; говорят, будто однажды поутру она отправилась рожать в предместье Сен-Виктор, а вечером появилась на бале в Лувре, где даже танцевала; что с ней неладно, заметили по тому, что у нее открылось кровотечение. Она шутливо говорила, что женщинам пояс святой Маргариты ни к чему: им-то ведь можно кричать до хрипоты, а носить его подобает девицам, которые даже «Ах!» громко произнести не решаются. Впоследствии, как то часто бывает меж любовниками, она охладела к Депорту и поссорила его с адмиралом де Вилларом, который, хотя де Витри была уже в летах, влюбился в нее без памяти. Она коварно внушила Адмиралу, что, ежели он всегда будет держать при себе Депорта, люди станут думать, будто он ни в чем не может обойтись без его советов и все делает по его указке, ибо только благодаря влиятельности Депорта де Виллар был сделан тем, кем он теперь является. Адмирал был от своей возлюбленной без ума — настолько, что в Пикардии, уже примирившись с Генрихом IV и отправляясь в бой, в котором он пал, стал целовать браслет из волос г-жи де Симье (так звали впоследствии эту даму) и сказал г-ну де Буйону, стыдившему его за это: «Воистину, я верю в нее, как в бога». И тем не менее он был убит.
Г-ну Депорту пришла довольно странная фантазия получить одному все отцовское наследство. У него были брат и шесть сестер, из коих три не пожелали продать ему свою долю. Им он не стал помогать. Трем остальным он помогал, но особенно брату.
Сатирический поэт Ренье, его племянник, зажил безбедно только после смерти Депорта, когда маршал д'Эстре выхлопотал для него аббатство, приносившее пять тысяч ливров дохода. К тому времени он уже имел доход по своей должности каноника в Шартре[70].
