В романе Кеведо, как и в «Ласарильо», есть эпизоды, профанирующие самое таинство причастия: это рассказ Паблоса о двух трапезах — об обеде в доме дяди-палача в Сеговии (гл. XI) и об ужине в обществе убийцы Маты и его друзей (гл. последняя). На обеде у дядюшки Паблос, студент Алькала, играет роль мнимого священника (студенты, как и священники, носили сутаны) н чуть было не оказывается вынужденным есть пирог с начинкой из мяса собственного отца — во время причастия верующий, съедая священный хлебец, символически вкушает плоть своего создателя — бога. Дядюшка же Паблоса, поглощая сосиски, произносит звучащую в такой момент богохульно клятву: «Клянусь этим хлебом, который господь создал по своему образу и подобию». И на обеде у дяди-палача, и во время ужина в Севилье пьется вино — также один из обрядовых мотивов — за упокой душ усопших, а Мата, как и дядюшка, клянется хлебом, именуя его «ликом господним» (см. об этом сравнении во вступ. заметке к «Ласарильо»).
Эти и многие другие случаи профанации католического культа прекрасно воспринимали современники Кеведо: инквизиционная цензура отметила в романе шестнадцать случаев вольного обращения автора с религиозной символикой.
В самом стиле романа Кеведо есть многое, связанное с поэтикой карнавального обряда. В частности, большинство имен персонажей, фигурирующих в романе, — это имена-прозвшца, так или иначе соотнесенные с ролыо герои в сюжете. Например, имя лисенсиата Брандалагаса, вызволяющего Паблоса из гостиницы под видом посланца инквизиции, можно расшифровать как «выжигающий язвы» (родом Брандалагас из Орпильос, что по-испански означает «печь», «горн»); имя тюремщика Бландонеса де Сан Пабло можно поревести как «Свечи святого Павла» — намек на то, что этого стража закона можно купить так же, как благосклонность небес с помощью свечки, поставленной в честь святого; имя сводни Марии Наставницы является откровенно травестирующей параллелью к традиционному прозванию Марии Богородицы — «наставляющая» (верующих на путь истинный); лисенсиат Флечилья назван так с намеком на быстроту его ума, вор Мерло Диас — с намеком на его хитрость, подруга Паблоса Грахаль — не что иное, как «сойка», то есть «болтушка», и т. д.
Таким образом, мир, возникающий со страниц романа Кеведо, — это мир, построенный по карнавальной «логике обратности», «мир изнутри», как назвал Кеведо одно из своих «Сновидений», и в этом отношении «Пройдоха» во многом предвосхищает и «Сновидения», и «Час воздаяния», и другие творения писателя более позднего времени. Ужо в «Пройдохе» встречается образ преисподней — по определению М. Бахтина, центральный образ карнавального действа, — так или иначе проступающий во многих эпизодах романа и превратившийся чуть ли не в основную арену действия «Сновидений». Всякое «избиение» героя — его развенчание, увлекает его вниз, приводит его в «преисподнюю». «Сеньор, а уверены ли вы, что мы живы? — спрашивает Паблос дона Дьего в первую же ночь их пребывания в доме лисенсиата Кабры. — Мне вот сдается, что в побоище с зеленщицами нас прикончили и теперь мы души, пребывающие в чистилище». Но чаще образ «преисподней» заменяется у Кеведо другим, более «прозаическим» и бытовым образом «грязи», «навоза» и т. п. И в целом многие карнавальные символы теряют у Кеведо свой ритуальный смысл, и в роман проникают элементы натуралистического видения мира. Смех Кеведо уже не столько смех «амбивалентный» — и развенчивающий и утверждающий одновременно, — сколько смех отрицательный, имеющий явно сатирическую направленность. Резко сатирический пафос романа Кеведо во многом предопределил его дальнейшую судьбу: сразу после выхода «Пройдохи» в свет появились доносы инквизиции на содержащиеся в романе насмешки над церковью и на аморальность его содержания. В 1646 году «Пройдоха» был внесен в список книг, подлежащих серьезной «чистке».
Однако у читателей роман пользовался несомненным успехом: кроме переиздания его на испанском языке, последовавшим почти вслед за сара- госским изданием, появились переводы романа на другие европейские языки— на итальянский (1634), французский (перевод, сделанный знаменитым создателем «Комического романа» Скарроном и вышедший в 1633 г., выдержал более 20 изданий!), голландский (1642, 1699), английский (1657, 1670) и другие языки. Русский перевод романа, принадлежащий К. Н. Державину и снабженный обстоятельным комментарием, увидел свет в 1950 году — Франсиско де Кеведо-и-Вильегас. История жизни пройдохи по имени дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников. М. — JI., Гослитиздат, 1950. Этот перевод, с незначительными изменениями, внесенными в текст в соответствии с последним испанским изданием, публикуется в настоящем томе. При составлении комментария использованы как материалы комментария К. Н. Державина, так и аппарат к изданию «Пройдохи», осуществленному в 1927 году А. Кастро.
Стр.67…была не старой христианкой… — то есть имела в роду обращенных в католичество евреев или мавров.
…предпочитал вместо трефовой двойки вытаскивать из колоды бубнового туза. — В оригинале «metia dos dedos para sacar el as de ого» — выражение, фигурально означающее «запускал руку в чужой карман».
Стр.68…его сопровождали сотни две кардиналов… — В оригинале игра слов, основанная на том, что по-испански слово «el cardenal» означает одновременно и «кардинал» и «кровоподтек»: отец Паблоса был осужден на наказание плетьми, коих он получил около двухсот ударов.
…и пешком и на коне всегда выглядел в равной степени хорошо. — Осужденного на наказание плетьми преступника во время исполнения приговора провозили но улицам верхом на осле.
…чуть было не украсили перьями, дабы она явила свое искусство при всем честном народе. — Лиц, осужденных за колдовство, возили на осле по городу, предварительно вымазав дегтем и вываляв в перьях.
…альгвасилы и алькальды? — Альгвасил — см. прим. к с. 56; алькальд — глава городской или сельской управы, исполнявший и обязанности судьи.
…готовы преподнести нам петлю, хотя еще не наступил день нашего ангела и никто о подарках не думает? — В оригинале игра слов, использующая двойное значение слова «colgar» — «вешать», «казнить» и одновременно «делать подарок ко дню ангела».
Стр. 69…меня часто можно было увидеть в церкви. — В стенах храма преступники пользовались правом убежища: этот же мотив в более развернутом виде возникает и в «Главе последней», в которой Паблос укрывается с друзьями преступниками в Севильском соборе, то есть сын повторяет судьбу отца, кончая тем, с чего отец начинал, — положение, существенное для философии плутовского романа.
…могли бы посадить меня на осла, если б я запел на кобыле! — «Запеть на кобыле» — «cantar en el potro» на воровском жаргоне — означало «признаться под пыткой в совершенном преступлении», что, естественно, влекло за собой наказание. См. также прим. к с. 68.
…я почти каждый раз получал отличия… — В знак отличия ученику предоставлялась привилегия по указанию учителя бить линейкой своих провинившихся товарищей, то есть в начале романа Паблос выступает не в роли преследуемого, а в роли, в чем-то схожей с ролью его дядюшки — палача (см. гл. XI).
Стр. 70…потому что он кот. — «Кот» («el gato») на воровском жаргоне означало «вор».
…когда на нее напялили митру. — Осужденные инквизицией отправлялись к месту казни или наказания в колпаках, напоминавших по форме епископскую митру.
Стр. 71…увидав на улице человека по имени Понсио де Агирре… — Сюжет эпизода несомненно взят Кеведо из устной традиции, поскольку он встречается и у других писателей, например, в «Диалогах для покойного отдохновения» Гаспара Лукаса де Идальго (1605).
…назови его Понтием Пилатом… — Понтий Пилат — римский наместник в Иудее (умер в 39 г.), ко времени правления которого евангельское предание относит казнь Иисуса Христа.
Стр. 72…выбрать петушиного короля. — См. об этом во вступ. заметке…началась настоящая битва при Лепанто… — В оригинале «1а batalla naval» — «морская битва» — выражение, по традиции относящееся к морскому сражению у мыса Лепанто (1572 г.), в котором соединенный флот Испании, Венеции и папского престола разбил турецкую эскадру. В оригинале — игра слов: в Паблоса бросают брюквой — «1а nabа», то есть начинается «свекольная» битва, которую приходится вести, сойдя с лошади.
Стр. 73…для моего намерения стать кабальеро требуется именно умение писать плохо… — Намек на то, что многие аристократы имели плохой почерк, считая ниже своего достоинства уделять время школярским штудиям.
Стр. 74. Лисенсиат — звание, присваивавшееся лицам, окончившим университет.
Нос его навевал воспоминания отчасти о Риме, отчасти о Франции. — Нос лисенсиата был приплюснутым, что у испанцев считалось особенностью, характерной для лиц римлян (нечто противоположное русскому понятию о «римском» носе), и деформированным, как если бы лисенсиат переболел «французской» болезнью — сифилисом.
