Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Нежным ветерка дыханьем
Мне милы апрель и май!
Соловьиным щекотаньям
Хоть всю ночь тогда внимай!
А едва заря пожаром
Встанет из ночных теней,
Час наступит птичьим парам
Миловаться меж ветвей.

Люб весной земным созданьям
Их зазеленевший край.
Люб и мне — напоминаньем,
Что любовь для сердца — рай.
И тревожит нас недаром
Дуновенье теплых дней:
Я, подвластный вешним чарам,
Рвусь к избраннице моей.

С Донною кудрей сияньем
И Елену не равняй.
Донны голосок мечтаньем
Полнит сердце через край!
А блеснут нежданным даром
Зубки, жемчуга ясней,
Вижу — бог в сем мире старом
Не хотел соперниц ей.

Где предел моим страданьям,
Май цветущий, отвечай!
Иль она, воздавши дань им,
Поцелует невзначай?..
Так, томим любовным жаром,
Я брожу в мечтах о ней,
С утренним впивая паром
Вешний аромат полей. 

Вас, Донна, встретил я — и вмиг
Огонь любви мне в грудь проник.
С тех пор не проходило дня,
Чтоб тот огонь не жег меня.
Ему угаснуть не дано —
Хоть воду лей, хоть пей вино!
Все ярче, жарче пышет он,
Все яростней во мне взметен.
Меня разлука не спасет,
В разлуке чувство лишь растет.
Когда же встречу, Донна, вас,
Уже не отвести мне глаз,
Стою без памяти, без сил.
Какой мудрец провозгласил,
Что с глаз долой—из сердца вон?
Он, значит, не бывал влюблен!
Мне ж не преодолеть тоски,
Когда от глаз вы далеки.

Хоть мы не видимся давно,
Но и в разлуке, все равно,
Придет ли день, падет ли мрак,—
Мне не забыть про вас никак!
Куда ни поведут пути,
От вас мне, Донна, не уйти,
И сердце вам служить готово
Без промедления, без зова.
Я только к вам одной стремлюсь,
А если чем и отвлекусь,
Мое же сердце мне о вас
Напомнить поспешит тотчас

И примется изображать
Мне светло-золотую прядь,
И стан во всей красе своей,
И переливный блеск очей,
Лилейно-чистое чело,
Где ни морщинки не легло,
И ваш прямой, изящный нос,
И щеки, что свежее роз,
И рот, что ослепить готов
В улыбке блеском жемчугов,
Упругой груди белоснежность
И обнаженной шеи нежность,
И кожу гладкую руки,
И длинных пальцев ноготки,
Очарование речей,
Веселых, чистых, как ручей,
Ответов ваших прямоту
И легких шуток остроту,
И вашу ласковость ко мне
В тот первый день, наедине...

И все для сердца моего
Таит такое волшебство,
Что я бледнею и в бреду
Неведомо куда бреду.
И чувствую — последних сил
Порыв любви меня лишил.

Ночь не приносит облегченья,
Еще сильней мои мученья.
Когда смолкает шум людской
И все уходят на покой,
Тогда в постель и я ложусь,
Но с бока на бок лишь верчусь.
От горьких дум покоя нет,
И я вздыхаю им в ответ.
То одеяло подоткну,
А то совсем с себя стяну.
То вскинусь, то лежу опять,
А то примусь подушку мять,
Ту ль, эту ль руку подложу,—
Покоя я не нахожу.
И, изнурен в бессонной муке,
Вот я совсем раскинул руки,

Глаза уставя в темноту,
Чтобы страну увидеть ту,
Где издалёка ищет вас
Моей любви печальный глас:
«Ах, Донна милая, когда ж
Найдет поклонник верный ваш
Приют иль просто уголок,
Где б свидеться он с вами мог,
Чтоб этот нежный стан обнять,
Чтоб вас ласкать и миловать,
Вам целовать глаза и рот,
Теряя поцелуям счет,
Сливая все в одно лобзанье
И радуясь до бессознанья.

Быть может, речь моя длинна,
Но в ней ведь объединена
Вся тысяча моих речей —
Бессонных дум в тоске ночей...»

Всего я не договорил —
Порыв любви меня сморил.
Смежились веки, я вздохнул
И, обессиленный, заснул.

Но и во сне вы предо мной
Желанной грезою ночной.
Хоть день и ночь моя мечта
Одною вами занята,
Но сон всего дороже мне:
Над вами властен я во сне.
Я милое сжимаю тело,
И нет желаниям предела.
Ту власть, что мне приносит сон,
Не променял бы я на трон.
Длись без конца, мой сон,— исправь
Неутоленной страсти явь!

Мила мне радость вешних дней,
И свежих листьев, и цветов,
И в зелени густых ветвей
Звучанье чистых голосов,—
Там птиц ютится стая.
Милей — глазами по лугам
Считать шатры и здесь и там
И, схватки ожидая,
Скользить по рыцарским рядам
И по оседланным коням.

Мила разведка мне — и с ней
Смятенье мирных очагов,
И тяжкий топот лошадей,
И рать несметная врагов.
И весело всегда я
Спешу на приступ к высотам
И к крепким замковым стенам,
Верхом переплывая
Глубокий ров,— как, горд и прям,
Вознесся замок к облакам!

Лишь тот мне мил среди князей,
Кто в битву ринуться готов,
Чтоб пылкой доблестью своей
Бодрить сердца своих бойцов,
Доспехами бряцая.
Я ничего за тех не дам.
Чей меч в бездействии упрям,
Кто, в схватку попадая,
Так ран боится, что и сам
Не бьет по вражеским бойцам.

Вот, под немолчный стук мечей
О сталь щитов и шишаков,
Бег обезумевших коней
По трупам павших седоков!
А стычка удалая
Вассалов! Любо их мечам
Гулять по грудям, по плечам,
Удары раздавая!
Здесь гибель ходит по иятам,
Но лучше смерть, чем стыд и срам.

Мне пыл сражения милей
Вина и всех земных плодов.
Вот слышен клич: «Вперед! Смелей!»
И ржание, и стук подков.
Вот, кровью истекая,
Зовут своих: «На помощь! К нам!»
Боец и вождь в провалы ям
Летят, траву хватая,
С шипеньем кровь по головням
Бежит, подобная ручьям...

На бой, бароны края!
Скарб, замки — всё в заклад, а там
Недолго праздновать врагам! 

Наш век исполнен горя и тоски,
Не сосчитать утрат и грозных бед.
Но все они ничтожны и легки
Перед бедой, которой горше нет,—
То гибель Молодого Короля.
Скорбит душа у всех, кто юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.

Нe одолеть бойцам своей тоски,
Грустит о нем задумчивый поэт,
Жонглер забыл веселые прыжки,—
Узнала смерть победу из побед,
Похитив Молодого Короля.
Как щедр он был! Как обласкать умел!
Нет, никогда столь тяжко не скорбел
Наш бедный век, исполненный печали.

Так радуйся, виновница тоски,
Ты, смерть несытая! Еще не видел свет
Столь славной жертвы злой твоей руки,—
Все доблести людские с юных лет
Венчали Молодого Короля.
И жил бы он, когда б господь велел,—
Живут же те, кто жалок и несмел,
Кто предал храбрых гневу и печали.

Нам не избыть унынья и тоски,
Ушла любовь — и радость ей вослед,
И люди стали лживы и мелки,
И каждый день наносит новый вред.
И нет уж Молодого Короля...
Неслыханной отвагой он горел,
Но нет его — и мир осиротел,
Вместилище страданья и печали

Кто ради нашей скорби и тоски
Сошел с небес и, благостью одет,
Сам смерть приял, чтоб, смерти вопреки,
Нам вечной жизни положить завет,—
Да снимет с Молодого Короля
Грехи и вольных и невольных дел,
Чтоб он с друзьями там покой обрел,
Где нет ни воздыханья, ни печали!  

Люблю, чтобы под старость отдавали
И власть свою, и дом свой молодым:
В большой семье достойных нет едва ли,
Чтобы отцам наследовать своим.
Вот признаки, что больше говорят,
Чем птиц прилет или цветущий сад:
Красавицу, сеньора ли сменить
Не значит ли и жизнь омолодить?

Но наши донны юность потеряли,
Коль рыцаря у них уж больше нет,
Иль сразу двух они себе стяжали,
Иль любят тех, кого любить не след,
И честью замка мало дорожат,
Иль о делах любовных ворожат.
Что им жонглер? Ведь сами говорить
Охочи так, что не остановить!

И чтобы донну молодой считали,
Достойных чтить ей подаю совет
И отстранять все подлое подале —
Не наносить своей же чести вред;
Заботиться, чтоб тело и наряд
Неряшеством не оскорбляли взгляд,
И юношей молчаньем не томить,—
Не то легко притворщицей прослыть.

А рыцарю стареть бы не давали
Отважный риск и вкус к делам большим,
Пиры в его гостеприимном зале
И щедрость, чей порыв неудержим:
Пусть на турнир иль боевой отряд
Свое добро он тратит все подряд,
В пылу игры умеет все спустить
И знает, как красавицу прельстить.

Не молод тот, кто о вине и сале
Велит забыть нахлебникам своим
И, чтоб быстрей запасы вырастали,
Постится сам, корыстью одержим;
Кого досуг или игра страшат —
Вдруг денежек они его лишат,—
Кто впроголодь коня готов кормить,
Носить тряпье, чтоб платье сохранить.

Жонглер Арнаут! И старь и новь пестрят
Мой сирвентес,— пусть Ричарду внушат
Старинного богатства не щадить,
Чтоб новое — а с ним и честь! — добыть. 

Я сирвентес сложить готов
Для тех, кто слушать бы желал.
Честь умерла. Ее врагов
Я бы нещадно истреблял,
В морях топил без дальних слов,—
Но выйдут те из берегов.
Огонь бы трупов не сожрал,
Уж разве б Страшный суд настал.

Я не ворчун и не злослов,
А наглецам бы не прощал.
Господь, помимо всех даров,
Рассудок человеку дал,
Чтоб скромным быть. Но не таков
Любой из золотых мешков:
Из грязи в графы прет нахал,—
Уже и замок отмахал!

Короны есть, но нет голов,
Чтоб под короной ум блистал.
О славе дедовских гербов
Маркиз иль князь радеть не стал.
А у баронов при дворах
Я бы от голода зачах:
Хоть богатеет феодал,
Пустеет пиршественный зал.

Пускай я много ездоков
На дорогих конях встречал,
Но кто бы этих мозгляков
К Ожье, к Берару приравнял?
Мне жалок щеголь-вертопрах:
Хоть разодет он в пух и прах
И зубки отполировал,
А для любви он пуст и вял.

Где слава рыцарских дворов?
Цвет рыцарства куда пропал?
А замки! Там радушный зов
Всех на недели собирал,
Там друг, солдат или жонглер
Был милым гостем с давних пор.
В тех замках нынче лишь развал,
Я сам во всех перебывал.

Король французов не суров,
Уж он-то щедрость показал!
Жизор свой славный — вот каков!
В удел он Ричарду отдал:
Филиппа испугал раздор.
Ну что ж, спасибо за Жизор!
Но я б того к чертям послал,
Кто ратный потерял запал!

В путь, Папиоль!
Будь нынче скор
Льва — Ричарда почтить не вздор!
Король Филипп ягненком стал —
Утратит все, чем обладал. 

Донна! Право, без вины
Покарали вы меня,
Столь сурово отстраня,—
Где ж моя опора?
Мне не знать
Счастья прежнего опять!
Сердце я лишь той отдам,
Что красой подобна вам.
Если ж не найду такую,
То совсем я затоскую.

Но красавиц, что равны
Были б вам, весь мир пленя
Блеском жизни и огня,
Нет как нет! Коль скоро
Вам под стать
Ни единой не сыскать,
Я возьму и здесь и там
Все у каждой по частям.
И красавицу иную
Обрету я — составную.

Самбелида! Вы должны
Дать румянец ярче дня,
Очи, что горят, маня
Страстной негой взора
(Больше взять
Мог бы — и не прогадать!).
А красавицы устам
Речь Элизы я придам,
Чтоб, беспечно с ней толкуя,
Разогнал свою тоску я.

Плечи будут ей даны
Из Шале,— и на коня
Сяду вновь, его гоня,
Чтобы к ряду, споро
Всё собрать,
В Рокакорт не опоздать.
Пусть Изольдиным кудрям
Предпочтенье дал Тристрам,
Но, Изольдины минуя,
У Агнесы их возьму я.

Аудиарда! Холодны
Вы ко мне, но, сохрани
Свойство миловать, казня,
Хоть красу убора
Дайте взять
И девиз: «Не изменять!»
Лучше Всех! Похищу сам
Шейку, милую очам,—
Я так нежно расцелую
Красоту ее нагую!

Зубки чудной белизны,
Всех улыбкой осеня,
Даст Файдида. Болтовня
С ней мила, но скоро
В путь опять!
Донна Зеркальце мне дать
Стан должна, столь милый нам,
Смех свой, сладостный ушам,—
Помню я пору былую,
Шутки с ней напропалую.

Вы же, Донна, вы вольны.
Всех собою заслони,
Но восторгов не ценя,
Дать приказ — без спора
Перестать
Вас любить, о вас мечтать.
Нет! Хоть предан я скорбям,
Сердце я лишь вам отдам!
Как своей наименую
Эту донну составную?