Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Новеллино

III (XXXIV)

Вот что говорил некогда один флорентиец, отвечая одному гордецу и превознося мудрость: умер Саладин, могущественнейший из государей, умер и молодой английский король,[296] что раздарил все свои богатства; умер Александр, собиравший дань со всего мира; умер Юлий Цезарь, слава всей империи; умер Гектор, величайший из воинов; умер Ахилл из Греции, мужеством всех греков превосходивший; умер император Нерон, самый жестокий из всех жестоких; умер Ланселот, храбрейший из рыцарей; умер Тристан, столь искусно владевший мечом; умер Самсон, по силе не имевший равных себе; умер Соломон, кладезь мудрости; умер Авессалом, столь прекрасный, что прядь его волос ценилась на вес золота;[297] умер и Франциск-перевозчик, что строил церковь и чинил крыши церквей вместе с братией своей.[298] О том же, какую любовь и уважение можно снискать за земные блага, пусть расскажет, кто хочет, тем, которые ничего не смыслят в жизни.

О вы, жаждущие мирских наслаждений, – сказал Гвиттоне,[300] – вы сочли бы глупцом и лишенным рассудка того, кто, имея возможность наслаждаться изысканнейшими яствами при римском дворе, пред почел бы питаться желудями вместе со свиньями. О сколь превосходит его глупостью, безрассудством и невежеством всякий, кто готов отречься от небесных садов вечной жизни, в сравнении с которыми Римская империя всего лишь жалкий огород, ее бароны – не более чем свиньи, а яства гораздо отвратительнее, нежели желуди. О глупцы, что можете вы получить взамен? Вы меняете золото на свинец. О сколь безумны все мы, коль способны отдать небо за землю, вечное наслаждение за постылые удовольствия, вечную нетленную жизнь за скорую, тоскливую и гнусную, исполненную всяческой мерзости и уродства, погибель души.

Один философ отправился в гости к королевскому сыну, который изучал философию и жил в роскошных покоях: ложе его было богато украшено и вся комната расписана золотом. Философ огляделся и увидел, что и пол, и стены, и все в покоях отделано золотом. Ему захотелось плюнуть, но вокруг было одно золото. Оглядевшись таким образом и не желая плевать на золото, он, когда королевский сын открыл рот, чтобы заговорить, плюнул ему в рот, сочтя, что это самое поганое место в доме.

Ехал однажды по дороге дон Деджо из Фьенайи[302] в богатом одеянии и в сопровождении многочисленной свиты. Некий жонглер попросил у него подарок, и дон Деджо дал ему сто марок серебром. Получив деньги, жонглер сказал: «Мессер, так много мне еще никто не давал». И добавил: «Будьте же столь любезны, назовите ваше имя». Но дон Деджо лишь пришпорил коня и ничего ему не ответил. Тогда жонглер швырнул деньги на землю и сказал: «Богу неугодно, чтобы я принял в дар сто марок и не знал, кто мне их дарит». Увидев это, дон Деджо поворотил коня и сказал: «Раз уж тебе так хочется знать мое имя, то зовусь я дон Деджо из Фьенайи». Тогда жонглер подобрал деньги и ответил: «Не жди от меня благодарности, дон Деджо». Много толковали об этом происшествии, и было решено, что жонглер сказал хорошо, ибо слова его означали: «В обычае у тебя быть щедрым, и поступать по-иному ты не можешь и не можешь одаривать скудно».

Тулий, мудрейший философ, написал риторику,[304] иными словами, об искусстве красноречия. В те же времена жил и другой философ по имени Салюстий, который питал ненависть к Тулию, поносил его всечасно и обрушивал на него всяческую хулу, говоря: «Гнуснейший человек, льстивый, презирающий и друзей и людей, коварный советчик, скопище омерзительных пороков, назвать которые не поворачивается язык».[305] И Тулий так ему отвечал: «Тот, кто ведет жизнь, подобную твоей, не может говорить иначе, нежели говоришь ты; а тот, кто говорит, как ты, не может вести честную жизнь».

Здесь речь пойдет об изречениях некоторых философов. Римляне в ту пору, когда весь мир платил им дань, подумали однажды: «Как сделать так, чтобы владычество наше длилось вечно?». Отправились они к некому философу по имени Сократ и спросили у него: «Учитель, как сделать, чтобы, владычество паше никогда не кончилось?» И Сократ ответил: «Сие невозможно, ибо всему на свете приходит конец, но я научу вас, как продлить ваше царствование». На что римляне сказали: «Хорошо, мы согласны». И вот что поведал им философ: «Живите праведно, никогда не поступайтесь справедливостью, и царство ваше продлится на века».

А другой философ сказал так: «Покуда римляне повиновались Риму, они сумели покорить весь мир, но как только Рим оказался во власти римлян, почти вовсе утратили они свое могущество». А еще один мудрец сказал: «Не могут долго царствовать те властители, которые волю свою возводят в закон».[306]

Однажды Ланселот сказал по поводу несчастья, коего можно было бы избегнуть, если бы люди вняли его советам: «Теперь вы сами видите, какое зло проистекает из того, что не слушаете вы добрых советов».

Здесь речь пойдет об одном святоше, который выдавал себя за праведника и щедро жертвовал на церковь, и которому многие, умирая, завещали золото и серебро, дабы он раздавал их бедным на помин души усопших. Звали того святошу Аргистресом. Однажды, когда Мерлин был в храме, пришел туда и этот Аргистрес и долго молился, окруженный толпой бедняков. Помолившись, он обернулся, достал деньги из кошелька и стал всем раздавать милостыню. Проделывая это, он вдруг заметил Мерлина. И подумал: «Если правда, что Мерлину все ведомо, как ходят о том слухи, значит, ему известны и мои дела»… И что же он тогда сделал? Подошел он к Мерлину и завел такие бранные речи: «Что ты за пророк такой выискался и как можешь ты утверждать, что тебе известно все на свете? Ведь все может знать только всевышний. А если ты и вправду так много знаешь, то скажи, какой конец мне уготован». И мудрый Мерлин так ответил ему: «Подлый святоша, ты будешь повешен, утонешь в воде и сгоришь в огне». Тогда святоша сказал: «Вы только послушайте, синьоры, что за бессмысленные речи!» И он отправился прочь и задумал погубить Мерлина. Мерлин же в ту пору был еще ребенком и жил под присмотром своей няньки. Однажды утром, когда она, нянька эта, ушла в церковь, подлый святоша развел огонь и поджег дом Мерлина; а дом этот стоял на краю улицы, на которой жил сам Аргистрес, но только на другом ее конце. И вот, богу было угодно, чтобы огонь, переходя от одного дома к другому, добрался и до жилища Аргистреса. И тот, стремясь спасти свой дом, бросился к колодцу и стал в спешке черпать из него воду. Цепь оборвалась и обвилась вокруг шеи Аргистреса; своей тяжестью она увлекла его в колодец, и он утонул. Люди, помогавшие тушить пожар, бросали в колодец горящие балки, отчего подлый святоша сгорел, будучи уже мертвым. Мерлин же возвышался над огнем, и пламя его не доставало. Когда нянька вернулась, она помогла ему выбраться из горящего дома и отвела к епископу, и тот спросил: «Что тебе известно о подлом Аргистресе?» И Мерлин ответил: «Поищите в доме его там-то и там-то и вы найдете сорок ящиков с серебром, которые получил он, дабы раздать во имя божие и за упокой души усопших, и он роздал часть, а остальное припрятал». Послушались люди Мерлина и нашли деньги там, где он и говорил. Тогда епископ спросил его: «Что делать нам с этими деньгами?» И Мерлин отвечал: «Одну треть отдайте наследникам тех, кому они принадлежали; другую треть отложите про запас для бедняков, дабы можно было во всякое время оказывать им помощь; а еще одну треть раздайте нищим в округе». И епископ приказал, чтобы так все и было исполнено.

Тулий некогда сказал одному человеку, коему казалось, что живет он хуже, чем ему хотелось бы: «Лучше человеку вести жизнь посредственную, но чувствовать себя уверенно, чем пытаться на свой страх и риск что-либо менять».

Однажды, когда Мерлин сидел один-одинешенек в комнате и заливался горючими слезами, к нему пришел мессер Антонио и, увидев, как горько он плачет, спросил: «Что с тобой, Мерлин, почему ты плачешь? Ты повергаешь меня в удивление, ибо никогда раньше я не видел тебя плачущим». И Мерлин сказал: «Я плачу, потому что у меня есть на то все причины, и целый мир мог бы заплакать оттого, что, как я предвижу, должно случиться». И мессер Антонио спросил: «Желаешь ли ты, чтобы я записал твои слова?» «Да, мессер Антонио, пиши, – ответил Мерлин. – Когда наступит время владычества великого вавилонского дракона, один из его министров отправится в Индию. По приказанию дракона этот министр велит разрушить прекрасный дворец, что построил святой Фома для индийского царя Гиддефора.[309] В первый день будет уничтожен великий зал, где царь держит совет со своими друзьями вассалами; на третий же день – все остальное». «А теперь ответь мне, – сказал мессер Антонио, – Это и есть причина твоих слез?» «Конечно, – ответил Мерлин, – я плачу от того, что столь прекрасное строение, сооруженное почти сплошь из золота и драгоценных камней, будет разрушено столь ничтожным человеком, сыном презренного сапожника».