Хинес Перес де Ита - Повесть о Сегри и Абенсеррахах

Велика была крепость мавра, но ловкость христианина ее превосходила. Он заметно преобладал в бою, и каждый раз, как они сходились, мавр оказывался раненным. Меч храброго дона Мануэля был лучшим в мире, и, едва коснувшись врага, он уже наносил ему рану. Это было очень неприятно мавру, потому что, хотя он и с примерной отвагой нападал на своего противника, он встречал с его стороны настолько хорошую защиту, что не мог причинить ему вреда. Мавр, покрытый кровью и потом, был утомлен и от усталости стал торопиться, но, несмотря на все это, он ничем не обнаруживал своей слабости.

Тем временем благородный конь Алабеса, почувствовав седло опустевшим, а себя свободным, в несколько больших скачков догнал коня дона Мануэля, и между ними завязался бой, на который страшно было смотреть, ибо таковы были удары копытами и зубами, какими они обменивались, что невозможно описать. Конь мавра брал верх и кусал более жестоко, так как был обучен этому своим хозяином. Так что оба поединка – рыцарей и их коней – не уступали друг другу в жестокости. Кто в эту минуту внимательно вгляделся бы в бой между рыцарями, сразу увидел бы преимущество доброго дона Мануэля над мавром. И дело закончилось бы очень скоро и весьма плачевно для храброго Малика Алабеса, если бы в ту пору судьба не оказалась к нему особенно благосклонной.

И случилось, что когда кони и рыцари сражались, прибыли восемьдесят рыцарей, которых дон Мануэль оставил позади; они приехали посмотреть, в каком положении находится битва их храброго вождя с мавром.

Сто мавров, находившихся на страже Алабеса, увидев приближение отряда всадников, близко подъезжавших к месту сражения, приняли это за дурной знак. И, полагая, что те шли на помощь христианскому рыцарю, они, испуская воинственные крики, атаковали христианский отряд, пустив своих коней во весь карьер. Христиане приняли это за предательство и, чтобы защитить своего господина, поспешили им навстречу. И между обеими партиями завязалась очень кровопролитная сеча, и с обеих сторон многие пали мертвыми. Оба рыцаря в тот момент, когда их единоборство сделалось особенно жестоким и кровавым, увидя резню, неизвестно из-за чего возникшую, почли за лучшее прекратить свой поединок и поспешить каждый к своей партии, чтобы, если окажется возможным, заставить их разойтись.

Дон Мануэль направился к своему коню посмотреть, можно ли его взять; то же сделал Алабес. Но кони их по-прежнему с жаром продолжали свою борьбу, и никто бы не отважился к ним подступиться. Мавританские рыцари поспешили достать коня Алабесу; то же самое сделали христиане, чтобы помочь дону Мануэлю. Здесь из-за коней разгорелся особенно жестокий бой; одни хотели помочь мавру, другие – христианину. Сражались между собой более пятидесяти рыцарей. Храбрый дон Мануэль пробился к коням, которые тем временем прервали свой бой, испуганные разгоревшейся вокруг них битвой.

Первым из коней, попавшихся дону Мануэлю под руку, был конь Алабеса. Дон Мануэль схватил его за поводья и, принужденный опасностью, в какой он находился, нарушил приличия и вместо своего коня воспользовался чужим: ведь на войне допускается все. Он птицей взлетел на седло, и ему было дано в руки его же собственное копье. И, едва получив его, он врезался с такой стремительностью в гущу врагов, что казалось, будто на них обрушился удар молнии.

К тому времени и храбрый Алабес уже был на коне, ибо ему дали коня дона Мануэля, ничем не уступавшего его коню, если не считать только легкости; зато конь дона Мануэля отличался большой крепостью и выносливостью. Алабес огорчился обменом, но, видя, что помочь ничем нельзя, принял то, что даровала ему судьба. И точно так же, взявши в руки копье, он вмешался в гущу христиан, в своей ярости подобный свирепому льву, повергая и убивая многих из них.

Молодой король Гранады, увидевший, как далеко зашло дело, поспешил спуститься с балкона и закричал, чтобы тотчас же тысяча рыцарей поспешила на помощь своим. Для этого понадобилось бить в набат, что и было выполнено настолько поспешно и громко, что сражавшиеся в Долине очень ясно услышали звон. Тогда доблестный Алабес, искусно пробираясь между сражавшимися, отправился на поиски дона Мануэля и не остановился, пока не нашел его. Заметив же его, направился к нему и знаками пригласил выехать из сечи; выехал из нее сам, а дон Мануэль последовал за ним, очень довольный, рассчитывая докончить поединок. Но когда они достаточно удалились от воинов, продолжавших с прежней яростью сражаться, Алабес подъехал к дону Мануэлю и сказал ему:

– Достойный рыцарь! Твое великодушие принуждает меня сделать для тебя что-нибудь. Знай же, что в Гранаде большое смятение и звонит набатный колокол, призывающий к нам на помощь. И по меньшей мере выедет тысяча рыцарей, а потому уведи поскорее своих людей, пусть они в полном порядке покинут Долину, ибо слишком мало их по сравнению с поспешающими к нам на помощь. Прими мой совет, ибо, хотя я и мавр, но я рыцарь, и рыцарский закон меня обязывает тебя предупредить, хотя ты и враг. Теперь же поступай, как найдешь лучше. Если хочешь, мы в другой раз окончим наш поединок. Я же тебе даю слово, что прибуду для его окончания, куда бы ты меня ни позвал.

Дон Мануэль отвечал:

– Благодарю тебя, рыцарь, за предупреждение; приму твой совет, так как он мне кажется хорошим. А чтобы принудить тебя меня отыскать, уведу твоего коня; ты же возьми моего, ибо он твоему не уступит. Встретившись в следующий раз, поменяемся опять.

И, сказавши так, он затрубил сбор в серебряный рог, подвешенный у него на шее. Христианские рыцари, услышав сигнал сбора, тотчас же прекратили битву и собрались в один миг. Мавры сделали то же самое, и каждый отряд отправился в свою сторону, оставив на поле многочисленных убитых и увозя с собой множество раненых. Алабес со своими достиг Гранады в то время, как из ворот Эльвиры выезжала им помощь.

Алабес велел им вернуться.

Король сам вышел встретить Алабеса. Его сопровождали самые знатные рыцари. Они довели Алабеса до самого его дома. Здесь с него сняли вооружение и одежду и уложили его в великолепную постель, где он пролежал, покуда залечивались его раны, оказавшиеся очень опасными.

Возвратимся теперь к дону Мануэлю, ехавшему со своими людьми через Долину и настолько раздраженному и недовольному тем, что ему не удалось закончить бой, что он ничего не говорил и не отвечал на задаваемые ему вопросы. Он очень осуждал своих людей за прибытие их в то время, когда он сражался с мавром. Если бы они не прибыли, он бы со славой закончил поединок. И то была правда, ибо если бы не поспешили к нему его люди, то и мавры не двинулись бы с места. Так закончилась та битва, и добрый дон Мануэль выиграл в ней славного коня велесского алькайда. Про ту битву сложили романс, гласящий:

Доблестному мавру Абенамару стало известно, что виновником столкновения под окнами королевского дворца был храбрый Саррасин. Абенамар решил отомстить ему за то, что он прервал его серенаду, и за нанесенную рану, хотя она и была легкой. Тем временем, бывая в королевском дворце, он видел, как прекрасная Галиана оказывала Саррасину великие милости, что повергло храброго мавра в великую скорбь и страдание. И, видя, сколь велика неблагодарность Галианы, которая совсем позабыла о том времени, когда он ей служил, а она принимала его услуги, и он ради нее совершил в Альмерии и в Гранаде много подвигов, он решил в свою очередь позабыть ее и обратить свой взгляд на прекрасную Фатиму, возвратившуюся уже из Альгамы в Гранаду. Он знал, что Мусу, влюбленного в Дараху, не занимает любовь Фатимы. Он начал изо всех сил служить Фатиме, и та охотно приняла его в свои рыцари и выказывала ему расположение, ибо Абенамар был очень знатным рыцарем, храбрым и приветливым человеком и большим другом Абенсеррахов. Впрочем, сама она не находилась в особенно хороших отношениях с родом из-за причин, о которых говорилось раньше. Но, ценя достоинства Абенамара, все остальное она предала забвению. К тому времени Дараха и Сулема Абенсеррах уже готовились к свадьбе, почему доблестный Муса перевел свои взоры на прекрасную Селиму, сестру прелестной Галианы. И все остальные знатные рыцари и дамы двора были влюблены друг в друга, и потому так было весело при дворе и столько устраивалось праздников, что можно лишь удивляться. Храбрый Аудала любил прекрасную Аху и, будучи знатным рыцарем из рода Абенсеррахов, постоянно устраивал пиры и игры, так что весь город Гранада предавался празднествам и удовольствиям.