Впрочем, храп и сопение спящих не умолкали, и я, наконец потеряв терпение, легонько потрясла Терезу, назвав ее шепотом мадемуазель Элеонорой. Она проснулась и сразу же разбудила Каффардо. Тот, решив, что их приключение раскрыто горничной, подумал, что погиб, вскочил с кровати, кое-как собрал одежду, долго искал штаны, не нашел и в конце концов убрался прочь, громко стуча туфлями по паркету. Когда он закрывал дверь, она жалобно заскрипела. Несчастный парень! Ему, наверное, казалось, что дуэнья Элеоноры преследует его по пятам! Кто же еще может разговаривать в спальне с его обожаемой Элеонорой? Какой ужас! Что станется с мадемуазель? Как получить назад свои штаны?
Тереза тоже испытывала определенное волнение — она понимала, что слишком злоупотребила моим терпением, и была готова к суровому выговору, а возможно, и к увольнению. К счастью для нее, я в этой ситуации меньше всего думала о своем достоинстве госпожи: сделав несколько легких упреков за дерзость и даже не дав себе труда выслушать извинения горничной, я поведала ей о своей проказе. Тереза пришла в такой восторг, что мне и самой захотелось смеяться. Успокоившаяся Тереза нашла мою шутку восхитительной, но мы не смели слишком громогласно выражать свое веселье из-за Каффардо, который, скорее всего, все еще стоял без штанов в коридоре. Изобретательная субретка вскоре ликвидировала и это препятствие. Она наклонилась к замочной скважине и тихонько сказала своему милому другу (он действительно остался стоять у двери!), что ее горничной просто стало дурно и она позвала на помощь, ничего не подозревая. Кроме того, штаны — все еще не найденные — не могут быть возвращены ему через дверь из-за шума, который она издает, а потому милый дружок Каффардо должен отправиться в сад, и ему бросят штаны из окна, как только горничная уснет.
Избавившись от неудобного свидетеля, мы стали радоваться, воображая, как Каффардо гуляет по саду с голым задом, сгибаясь под порывами холодного ветра… Боже, как мы смеялись! Потом в голову нам пришла забавная идея — использовать доказательство недостойного поведения Каффардо для собственного удовольствия и развлечения. Тереза, хорошо знавшая дом, должна была бесшумно отправиться к той комнате, где ночевала настоящая мадемуазель Элеонора, и повесить штаны Каффардо на ручку двери. Вот так мы развлекались! Тереза оделась (стоял ужасный холод) и храбро направилась по темным коридорам исполнять наш смешной и дерзкий план.
Глава IX. Рассказ Терезы. Что она сделала, желая доказать свою правдивость
Отважная субретка отсутствовала гораздо дольше, чем я предполагала, отправляя ее с заданием, но наконец в коридоре раздался ее смех, при этом она что-то говорила. Мне показалось, что девушка не одна, но я ошиблась. Как только Тереза вошла в комнату, я осыпала ее градом вопросов. Ничего не отвечая и хохоча как безумная, она только повторяла: «Ах, какое приключение! Сумасшедший дом! Ах, проказники!» Я начинала терять терпение, но тут плутовка рассказала, что ее развеселила самая странная сцена в мире, происходившая в комнате Элеоноры. Пристраивая штаны Каффардо на дверь спальни, Тереза кое-что слышала.
— Господин шевалье, — рассказывала, безумно хохоча, эта финтифлюшка, — господин шевалье там… наверху… у божественной Элеоноры, которой он говорит — уж не знаю, почему — более чем странные речи. Ни один самый пьяный фигляр не сумел бы придумать лучшего тарабарского языка, чем тот, на котором изъясняется шевалье. Он провел с ней ночь — это совершенно точно! Во всяком случае, это проистекает из его речей. Они занимались любовью, мадемуазель! Как вам это нравится? Сам дьявол сошел бы с ума от смеха, сделай он подобное открытие!
— Но… — прервала я горничную, — вы уверены, Тереза?
— Абсолютно, мадемуазель!
— Уверены, что там был шевалье?
— Конечно, он, собственной персоной! Разве можно спутать его такой красивый голос с чьим-нибудь еще? Он называл мадемуазель Элеонору «дорогой супругой», «восхитительным божеством».
— Вы преувеличиваете, милая Тереза, — сказала я, слегка уязвленная, не в силах поверить в услышанное.
— Черт возьми! Мадемуазель, если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, дайте себе труд подняться и последовать за мной, и тогда вы сами увидите…
— Нет, есть другое средство…
Закончить мне не удалось: Тереза была умна и сообразила, что я боюсь ей предложить. Она вскочила и вышла из комнаты. Горничная больше не появилась, вместо нее в спальню вошел хохочущий шевалье.
Я была зла на ветреного обожателя, оказавшегося мне неверным уже не один раз, хотя мы были любовниками всего месяц, а потому позволила ему искать мою постель в темноте, на ощупь. Он прекрасно справился с задачей, и гнев наполовину остыл, как только я почувствовала его прекрасные руки на моей груди и поцелуй его желаннейших губ. Мне хватило мужества язвительно предложить ему оставить меня и вернуться к «дорогой супруге» и «любезному божеству». Мой упрек ничуть не смутил шевалье: не теряя времени на оправдания, он обратился к помощи лекарства, которое считал всесильным… Я успокоилась.
— Еще… моя любовь, — шептала я, воскресая… во второй раз. — Однако, коснувшись рукой безжизненного орудия, я поняла всю нескромность своей просьбы.
— Увы! — грустно произнес бедный шевалье. — Вот наказание за мои глупости! Никогда еще преступника не карали так жестоко! Впрочем, Венера никогда не наказывает надолго своих верных поклонников. Прежде чем я расскажу тебе о моем удивительном приключении, будь великодушной и не отказывай мне.
Огненный поцелуй помог шевалье убедить меня, мы замерли в объятиях, и он принялся рассказывать.
Глава X. Рассказывает шевалье
— Злосчастный председатель показал нам все углы и закоулки своего дома с такой тщательностью, как если бы мы были ротой жандармерии, призванной отловить какого-нибудь браконьера. Комнату, в которой мы; сейчас находимся, он назвал спальней своей дочери, ту, что над ней, — комнатой для гостей. Если гостем оказывался мужчина, его помещали на левой половине, если же приезжала женщина, она занимала покои справа. Я все запомнил, сообразил, что Сильвине наверняка предоставят лучшие апартаменты, следовательно, в твоей комнате будет всего одна постель, а значит, ничто не должно помешать нам счастливо провести ночь вместе. Итак, я отправился на женскую половину, как только решил, что все заснули. Я шел мимо комнат, пробуя ручки дверей, и наконец нащупал одну, которая не была заперта. В кровати кто-то спал, но проснулся при моем приближении… Я колебался… «Входи же, Сен-Жан!» — произнесла женщина, и я немедленно узнал голос Элеоноры. Тогда мне в голову пришла самая сумасшедшая из идей. Раздражение — надо же, меня спутали с каким-то там Сен-Жаном! — и любопытство — я жаждал узнать, что выйдет из всей этой путаницы, — заставили меня немедленно войти в роль сомнамбулы: я начал тихо бормотать: «О, дивный сад, где божественная Хлоя каждое утро спорит свежестью лица с розой и жасмином… Заколдованные места, где проверенная столетиями любовная клятва предварила обет, произнесенный нами перед алтарем… (тут я сел.) Источник, чьи воды прозрачнее источника в Воклюзе![13] Кристалл, где моя дорогая супруга…»
— О, как это романтично, Сен-Жан, — перебил меня женский голос. — Но довольно любезностей! Скажи мне, каким счастливым ветром…
— Случай не участвовал в моем выборе! Судьба решилась, как только я увидел зрачок, сияющий, подобно утренней звезде.
— О-о-о, месье Сен-Жан, откуда такое остроумие? Вы блещете умом и обаянием…
— Даже Феб[14] ревниво прикрывает лицо бледным облаком, как только она открывает рот… Прелестная супруга! Божественная Хлоя…
— Дайте мне отсмеяться, милый д'Эглемон! — попросила я очаровательного безумца, чье совершенное тело слишком давило на мою грудь. — Я больше не могу: «Солнце хмурится», «Время останавливается, как только Хлоя начинает говорить». Это слишком экстравагантно… Но чего ты хочешь добиться? Нет-нет! Ты разочарован? Что же, твои мучения продлятся до тех пор, пока ты не закончишь свое повествование, а потом… увидим. Будь разумным мальчиком и продолжай.
— Ты и сама могла уже догадаться, что я воспользовался первым приглашением, чтобы подбежать к ее кровати, шепча:
— Что я слышу? Она уже лежит под этим пологом из жимолости: звуки ее мелодичного голоса поразили мой слух!.. Ах, дорогая супруга!.. Это ты!.. Да, это действительно она… Увы… после столь долгой разлуки… твои руки отталкивают дорогого супруга!.. О, любовь! О, брак! Осветите яркими факелами глаза Хлои, она не узнает нежнейшего из мужей.
Возможно, Элеоноре хватило ума понять, какую выгоду она может извлечь из такого лунатика, или бешеный темперамент не позволил ей отказаться от предоставившегося случая, но она не сделала ни малейшей попытки помешать мне разделить с ней ложе. Она, конечно, не могла обознаться и принять меня за Сен-Жана: слишком хорошо она знала его голос. Я же своего не менял и действовал как истинный джентльмен: в постели, желая убедиться в полном согласии дамы, я лег на бок спиной к ней, как будто собирался спать. Несколько минут спустя я изобразил похрапывание. Вскоре Элеонор встала, и я почувствовал напряжение, даже страх, предположив, что она может позвать на помощь, но девушка, осторожная, как все дочери Евы, противница любой гласности, хотела просто запереть дверь на засов. Приняв все меры предосторожности, она снова легла, а я решил добавить новый штрих к картине моего безумия и произнес нараспев:
