красивую гостиную с великолепными обоями; там был приготовлен прибор для королевской четы. На том месте, где сидел король, пол был покрыт не так, как по обыкновению — свежим тростником, но широкими кусками сукна, сделанного из самой чистой шерсти небесно-голубого цвета. Каждый из этих кусков стоил сто фунтов стерлингов, они отданы были затем его величеству.
Король сел, окруженный главными членами своего Совета. После изысканного обеда принесли десерт, который был роскошен и весь подан на хрустале. Описание и чтение всего этого заняло бы чересчур много времени. Большая зала была переполнена лордами, рыцарями и дворянами, им прислуживали подмастерья. Придворных дам и жен дворян обслуживали отдельно, в другой зале, служанки дома. Оруженосцы также были отдельно. Отдельно были и пажи и слуги, которых заботливо обслуживали ученики.
Во все время пребывания короля пиршество не прерывалось. Рейнское и бордосское вина текли так же щедро, как легкое пиво. От самого важного до самого малого, со всеми обошлись так, что не было недовольных. Хозяин дома получил большую похвалу.
Но кардинал Уольсей был задет за живое аллегорией о муравьях. Он сказал королю:
— Если благоугодно будет вашему величеству хорошенько рассмотреть безумное тщеславие этих ремесленников, вы найдете в нем вред. Этот молодец, например, который нас только что угощал, не поколебался сегодня совсем разориться из-за чести принять у себя ваше величество. Он подобен Герострату, сапожнику, который сжег храм Дианы, чтобы увековечить свое имя. А вот что хорошо докажет недостаток любви Джека к вашему величеству. Стоит только обложить податью ему подобных для поддержания войн или еще каких-нибудь предприятий государства, и даже если на это пойдет всего лишь одна двадцатая их капитала, это вызовет в них такое горе и озлобление, какого и представить себе даже нельзя; они стали бы кричать, подобно людям, которых убивают.
— Господин кардинал, — сказала королева, — я бьюсь об заклад на сто фунтов, что Джек из Ньюбери никогда не будет принадлежать к этому сорту людей. Спросите его мнение об этом, и я уверена, что он не обманет моих ожиданий. Я сама видела, каковы были его намерения, когда шотландцы к нам нахлынули. Джек должен был поставить только шесть человек, а он нам привел за свой собственный счет сто пятьдесят человек.
— Дай бог, чтобы у меня было больше подданных, подобных ему, — сказал король.
— Но тогда Генрих, — сказал шут Уилль Соммерс, — Энсом и Дюдлей не были бы предателями, и вам не пришлось, бы трудиться посылать их в темницу.
— И те, которые замышляли против свободы других, — сказал король, — не потеряли бы своей.
— Они были так ловки, что сломали себе шею, — сказал Уилль Соммерс, шут короля.
Король и королева от души рассмеялись и встали из-за стола.
Джек из Ньюбери послал всех своих людей на работу, чтобы его величество и двор увидали бы мастерскую в полном ходу. Впрочем, об этом попросила королева. Король мог посмотреть на сто станков, работающих в одной мастерской, по два человека при каждом станке. Вот что они пели:
ПЕСНЯ ТКАЧЕЙ.
Когда Геркулес прял, — Когда Паллада ткала шерсть — Тогда-то началось наше ремесло. — В те времена профессиональная совесть была еще в чести, — Любовь и дружба согласовались, — Дабы связывать собою ремесло. Когда царские дети пасли овец, — А королевы делали пшеничные пироги, — Все работающие не преследовали одну лишь свою выгоду, — И радость царила в каждом доме. — Любовь и дружба и т. д.
Когда огромные и могущественные гиганты, — Чтобы сражаться, имели рогатины, тяжелые, как валы ткачей, — И спали на железных кроватях, — Они мучили бедный народ. — Однако же любовь и дружба и т. д. Юный Давид взял свои пращ и камень — Он не боялся могущества Голиафа, — Он разбил ему череп, пронзил мозг, — И человек в пятьдесят футов лежал без движения. — Ведь тогда любовь и дружба и т. д. В то время как греки осаждали Трою, — Пенелопа не переставала прясть, — А ткачи — весело работать. — Хотя их прибыль и была мала во время войны, — Но любовь и дружба и т. д.
Если бы Елена удовольствовалась чесанием шерсти, — Вместо того чтобы порождать войну своею красотой, — она не сделалась бы любовницей господина Париса, — От нее не погибло бы столько людей — Мы же, в это-время, во имя любви и дружбы — Мы соединились, дабы поддержать ремесло.
Если бы отважный сын царя Приама — Удовольствовался работою с челноками, — Он не был бы причиною гибели своих товарищей, — Шляясь по всяким местам до самой Греции. — Тогда любовь и дружба и т. д.
Кедр подвергается чаще грозе, — Чем маленькие деревца у поверхности земли; — Ткач живет более свободно от забот, — Чем самые прославленные государи. — И любовь и дружба и т. д.
Пастух, сидящий в полях, — Настраивает весело свою свирель. — Когда князья шагают ночью с копьем и щитом на руке, — Бедняк крепко спит в своей кровати. — Любовь и дружба и т. д.
Каждый день мы видим, с какой неблагодарностью — Мы получаем дары от бога; — Никого больше нет на всем белом свете, — Кто был бы доволен своею судьбой. — Теперь ни любовь, ни дружба — Не связывают больше собою ремесло.
— Хорошо спели вы, добрые друзья, — сказал король. — Беззаботные сердца и веселые души долго живут без седых волос.
— Да, — сказал Уилль Соммерс, — но не без красного носа.
— Вот вам, — сказал король, — сто золотых на ваши удовольствия. Справляйте каждый год праздник ткачей. И я разрешаю вам каждый год брать четырех косуль в моем парке в Дюннингтоне, и никто не сможет вам в этом помешать.
— Ваше величество, — сказал Уилль Соммерс, — я умоляю вас, поставьте одно условие.
— Какое? — сказал король.
— О, всемилостивейший государь, — сказал он, — потребуйте, чтобы сторожа получили шкуры.
— Зачем? — сказал король.
— Они отдадут рога своим женам.
— Фуй! — сказала королева, — убирайся! У тебя больше глупостей в голове, чем крон в кармане.
Ткачи смиренно поблагодарили его величество. С тех пор у них существует обычай собираться каждый год в память короля
