Тирсо де Молина - Театр

Энрико
Не намерен трусом быть!

Сельо, грудь ему пронзи-ка.

Дайте с ним поговорить.
Он в душевной смуте дикой.

Ну, живей его убьем.

Стойте! Если так (мученье!),
Не останется сомненья
В осуждении моем.

Трусы вы! В мое боитесь
Сердце распахнуть вы дверь!

Ну, на этот раз держитесь!

Начинать!

Остановитесь…
Коли он умрет теперь,
Я погибну. Сын мой, ты же
Грешник…

Я грешнее всех
В мире.

Подойди поближе.
Исповедуй мне свой грех.

Как пристал ты, поп бесстыжий!

Брызни ж из груди моей
Неразлившийся ручей
Слез горючих, брызни, брызни!
Нет в душе надежд, ни жизни!
Ибо бог давно не с ней.

Не скрывай же, власяница,
Это тело. Не годится
Прятать язвы. Не пристала
Столь роскошная ложница
Для поддельного кристалла.

К моему позору я
Ныне снова возвращаюсь,
Сбросив кожу, как змея.
Но ужасней чешуя
Та, которой облекаюсь.

Мне к спасению нет моста,
От судьбы мне не отречься,
Предначертано совлечься
Мне сладчайшего Христа
И во дьявола облечься.

Эти ризы вы повесьте
Здесь, чтоб вид их говорил:
«Сбросил нас на этом месте
Пауло тот, который чести
Нас носить не заслужил».

Дайте мне кинжал и шпагу,
Крест же можете вы взять.
Ах, закрыт мне путь ко благу,
Ибо крови божьей влагу
Я не смог не расплескать…

Отвяжите их.

Глазам
Не поверю. Я свободен!

Благодарность небесам.

Твой поступок благороден,
Чем он вызван?

Слушай сам.
Мой рассказ ни с чем не сходен.
О Энрико! ты бы лучше
В этом мире не рождался,
Где, вкусивши света солнца,
Бед моих причиной стал ты.

О, когда б угодно было
Богу, чтобы ты тотчас же,
Как увидел солнце, умер
На руках наемной мамки!

Или б львом ты был растерзан,
Иль медведица, напавши,
Растерзала бы младенца.
Или дома ты упал бы

Наземь с верхнего балкона,
Прежде чем не перервал ты
Нить святой моей надежды!

Говоришь ты, право, страшно.

Знай, я — Пауло, отшельник,
Я покинул лет пятнадцать
Кров родной мой и на этой
Пребывал горе я мрачной
Десять лет в служеньи богу.

Вот блаженство!

О, несчастье!
Раз, небесные завесы
Золотые разорвавши,
Ангел мне предстал, — я бога
Вопрошал в тот миг о рае.
И сказал мне ангел: «В город
Шествуй, друг, и там увидишь
Ты Энрико, Анарето
Сына, он молвой прославлен.
Ты поступки все и речи
Замечать его старайся;
Ибо если он на небо
Будет взят, — и ты туда же,
Если ж в ад, — твоя дорога
Тоже в ад». И вот считал я,
Что Энрико мой — угодник.
(Ах, то было лишь желанье!)
Я отправился, увидел
Я тебя — и что же? Самым
Грешным в мире ты по слухам
И на деле оказался.
Захотел тогда с тобою
Разделить судьбу, и рясу
Сбросил я и, взяв оружье,
Стал вождем преступной шайки.
Я надеялся — пред ликом
Смерти бога ты помянешь,
И пришел к тебе за этим.
Но — увы! — пришел напрасно.
Вот я вновь переоделся.
Раз душа моя внимала
Столь печальной вести, — бедной,
Ей надежды не осталось.

В тех словах, что бог всесильный
Через ангела вещает,
Друг мой Пауло, для смертных
Непостижного немало.
Я бы жизни не покинул
Той, что вел ты, — ведь могла бы
Быть причиной осужденья
Столь безмерная отвага.
Неразумный твой поступок
Был отчаяньем, а также
Был он местью слову божью
И неизреченной власти
Бога был сопротивленьем.
На тебя, однако, шпага
Справедливости всевышней
Острия не обращает, —
Вижу я, что это значит.
Бог спасти тебя желает.
Отчего же ты достойно
Не ответишь жизнедавцу?
Я — злодей, такой, что худших
И природа не рождала;
Слова я еще не молвил
Без ругательств и проклятья;
Сколько люду лютой смерти
Предал я! Еще ни разу
Я на исповеди не был,
Хоть грехам моим нет края.
Бога, мать его святую,
Никогда не вспоминал я.
И теперь о них не вспомнил,
Хоть к груди моей отважной
Ты приставил шпаги. Что же?
Все ж надежду я питаю,
Чрез которую надеюсь
Я спастись. Надежде, правда,
Нет в делах моих опоры,
Но в душе живет сознанье,
Что к грешнейшему из грешных
Бог имеет состраданье.
Так-то. Пауло, хоть сделал
Ты безумие, давай-ка
Заживем с тобою вместе
Всласть на этом горном кряже.
Вдоволь жизнью насладимся,
Жизнь пока не оборвалась.
Раз сужден конец один нам,
Раз в одном несчастье наше —
В недостатке славы, коей
Блещут добрые деянья,
То и зло — отрада многих.
Но храню я упованье
На господне милосердье
При его судище страшном.

Знаешь? Ты меня утешил.

Ну ей-ей, мне страшно стало.

Отдохнем, мой друг, немного.

Ах, родитель мой несчастный!

Друг, большую драгоценность
Я в Неаполе оставил;
И хоть я боюсь, что буду
Там подвергнут лютой каре,
Я вернусь туда за нею,
Как бы ни был путь опасен.
Ты отправь со мною в город
Одного солдата.

Ладно.
Ты, Педриско, храбр. Иди-ка!

Только одного боялся:
Вдруг как он меня назначит.

Лучшей шпагой опояшьте
Вы Энрико. Вот вам кони,
Что легки, как вихрь крылатый,
В два часа домчат в Неаполь.

Я теперь в горах останусь
За тебя.

А я платиться
Буду этими боками
За твои, дружок, проказы.

Друг, прощай!

Но имя может
Погубить тебя, подумай.