Здесь опять уместно забежать вперед, ибо в приведенных словах Мильтона выражена одна из главных идей его поэтического шедевра «Потерянного Рая».
Пуританство как идеология революционной буржуазии выдвинуло свой нравственный идеал. Вспомним слова Маркса, что для свершения буржуазной революции нужны были героизм и самопожертвование. Пуританскому понятию о добродетели Мильтон противопоставил идеал гражданского героизма, лишенного фанатической узости. «Я не могу хвалить добродетель, прячущуюся в келью и запирающуюся там, не подвергаясь испытанию, не видя и никогда не сталкиваясь со своей противоположностью, отказываясь от соревнования, ибо нельзя завоевать венок бессмертия, не испачкавшись в пыли и не попотев. Несомненно, что мы входим в жизнь не невинными, а скорее нечистыми (здесь Мильтон отдает некоторую дань кальвинистскому учению о первородном грехе человечества. — А. А.), очистить нас может только испытание, а испытание невозможно без столкновения с враждебными силами. Поэтому добродетель, которая по-детски незнакома со злом, не знает всего, что сулит порок своим последователям, и просто отвергает его, есть пустая добродетель, а не подлинная чистота. Ее белизна неестественна. Так как знание и наблюдение порока необходимо для достижения человеческой добродетели, а знакомство с заблуждениями — для утверждения истины, как можем мы лучше и безопаснее разведать области порока и обмана, если не посредством чтения различных трактатов и слушания разнородных мнений? В этом и заключается польза, которую можно извлечь от чтения разнообразных книг».[13]
Рассуждения Мильтона об испытании человека реальной жизнью со всеми ее пороками и заблуждениями тоже найдут отражение в его прославленной поэме.
Борьба за свободу сочетается у Мильтона с идеей воспитания человека-гражданина, умеющего самостоятельно мыслить и разумно решать жизненные вопросы. Республика мыслится Мильтоном как общество, в котором политическое равенство получает свое воплощение в полной свободе мысли. Мильтон резко выступал против пуритан-догматиков: «Есть люди, которые постоянно жалуются на расколы и секты и считают ужасной бедой, если кто-нибудь расходится с их понятиями. Высокомерие и невежество — вот причина недовольства тех, кто не в состоянии снисходительно выслушать и переубедить: поэтому они подавляют все, чему нет места в их катехизисе. Создают беспорядок и нарушают единство именно те, кто сами не собирают и другим не позволяют собрать воедино разрозненные части, недостающие для полноты истины».[14]
Мы помним слова Мильтона о том, что к воинскому делу он не был способен. Но когда поднялась буря революции, он оказался в самой гуще ее и сражался пером. Его политические памфлеты и книги выдвинули его в первый ряд идеологов революции. Революционность Мильтона не была буржуазно-ограниченной. Ему были чужды те экономические цели, за которые пошла в бой против монархии пуританская буржуазия. В революционном лагере Мильтон представлял широкие круги народа, его свободолюбивые стремления. Как это было свойственно деятелям и других буржуазных революций, Мильтон выражал «страсти и иллюзии» широких слоев народа, поэтому его голос звучал особенно мощно в пору революционного подъема.
Философский склад ума Мильтона сказывался в том, что его публицистические выступления отвечали не только требованиям данного исторического момента, но содержали выражение общих принципов. Важнейшим вкладом в развитие общественной мысли были трактаты, написанные Мильтоном в годы гражданской войны, завершившейся победой буржуазной революции, свержением и казнью короля. Трактаты Мильтона содержат законченную теорию буржуазной демократии XVII века в период ее наивысшего революционного подъема. В трактате «Права и обязанности короля и правителей» (1649) Мильтон формулирует теорию народовластия. Власть исходит от народа, который поручает осуществление ее отдельным лицам. Злоупотребление властью в ущерб интересам народа дает право на свержение короля и других нерадивых правителей. Сколько гордого достоинства в утверждении Мильтоном гуманистической идеи свободы и равенства: «…Люди от природы рождаются свободными, неся в себе образ и подобие самого бога; они имеют преимущество перед всеми другими живыми существами, ибо рождены повелевать, а не повиноваться».[15]
Мысль о том, что человек является богоподобным существом, одна из центральных в философии гуманизма Возрождения. Она звучит в знаменитой речи Пико делла Мирандолы «О достоинстве человека» (1548), в словах Гамлета («Что за мастерское создание человек!.. Как похож разумением на бога!»). Правда, Шекспир в условиях трагического безвременья начала XVII века несколько усомнился в богоподобности человека. В обстановке революционного подъема середины XVII столетия Мильтон снова уверовал в человека и в его всемогущество. Но и он не остался на этой позиции, как мы увидим далее.
При всей своей религиозности Мильтон отвергает монархическую доктрину о божественном происхождении власти. В его глазах она — земное установление, созданное людьми для защиты их интересов. Мильтон один из создателей теории общественного договора как основы государства. Развивая гуманистическое учение о том, что власть призвана только для одной цели — заботы о народе, Мильтон одновременно осуждает насилие эгоистических правителей. По его определению, «тиран, насильно захвативший власть или владеющий ею по праву, это тот, кто, пренебрегая и законом и общим благом, правит только в интересах своих и своей клики».[16]
Теория народовластия оправдывала не только свержение тирана, но и право казнить его. Трактат Мильтона служил прямым обоснованием суда и казни английского короля Карла I. Сторонники казненного монарха издали сочинение «Образ короля» (дословно — «Икона короля»), представив его невинным мучеником. Мильтон ответил на это памфлетом «Иконоборец» (1649). Ответами на печатные выступления монархистов были написанные Мильтоном «Защита английского народа» (1650) и «Вторая защита английского народа» (1654). Так как Мильтон подвергался личным нападкам политических противников, то во «Второй защите» он довольно обстоятельно рассказал о некоторых эпизодах своей жизни. Но, конечно, первостепенное значение имели не автобиографические подробности, а политические декларации Мильтона.
Названные здесь произведения — ярчайшие образцы революционной публицистики XVII века. В них во весь рост встает фигура Мильтона — борца и гражданина. Пушкин с глубоким уважением отозвался о Мильтоне — публицисте и революционере: «Джон Мильтон, друг и сподвижник Кромвеля, суровый фанатик, строгий творец «Иконокласта»[17] и книги «Defensio Populi»[18].
Мильтон действительно был сподвижником вождя английской буржуазной революции Оливера Кромвеля. Он занял в правительстве, созданном революцией, пост латинского секретаря. В этой должности он вел переписку с иностранными государствами (латынь еще оставалась международным языком). Одновременно Мильтон выступал как официальный пропагандист правительства республики.
Впрочем, республикой революционная Англия оставалась недолго. В итоге сложного переплетения классовых противоречий и международной обстановки в стране установилась единоличная диктатура Кромвеля. Когда Кромвель стал фактическим главой правительства, Мильтон написал в честь его стихотворение, в котором выражал надежду, что тот не станет притеснителем свободы. Такие же мысли, только более ясно и определенно выразил Мильтон во «Второй защите английского народа»: «Испытав столько страданий, пройдя через столь великие опасности в борьбе за свободу, — писал Мильтон, обращаясь к самому Кромвелю, — не соверши насилия над ней и не допусти ущерба ей со стороны кого-либо другого».[19]
Увещания латинского секретаря, естественно, не могли повлиять на лорда-протектора Кромвеля, который правил страной как самодержец. Мильтон имел возможность убедиться в том, что революция пришла к тому самому, против чего она в начале боролась, — к произволу бесконтрольной власти.
В годы наибольшей политической активности на Мильтона обрушились несчастья. Сначала умерла первая жена. Он женился второй раз. Счастье в этом браке было недолгим, жена умерла вместе с ребенком. Потом беда настигла его самого. Он с детства страдал слабым зрением. С середины 1640-х годов зрение стало заметно ослабевать. На советы врачей сократить работу Мильтон ответил: «Подобно тому, как я пожертвовал поэзией, так теперь я готов принести на алтарь свободы свои глаза». В 1652 году Мильтон полностью ослеп. Он оставил пост латинского секретаря, но продолжал служить республике пером, диктуя свои сочинения. Полемист он был злой, но и противники из монархического лагеря были беспощадны. Они издевались над его слепотой, однако его и это не сломило.
