XXXIV
В лице Марсилий изменился разом.
Он потрясает дротом над посланцем.
Граф это видит, меч рукой хватает.
Его из ножен вынул на два пальца
И говорит: «Ты светел и прекрасен.
Пока тобой, мой меч, я препоясан,
Наш император про меня не скажет,
Что смерть один я принял в чуждом крае:
Со мной погибнут лучшие из мавров».
Кричат арабы: «Развести их надо».
Синклит вельмож Марсилия унял.
Король арабский сел на трон опять.
И альгалиф[28] воскликнул: «Так нельзя!
Дрот на посла заносите вы зря.
Вы не грозить должны ему, а внять».
Промолвил граф: «Стерплю обиду я,
Но не заставит замолчать меня
Все золото, что в ваших есть краях,
Все, чем богаты суша и моря.
То, что услышал я от короля,
Его врагу скажу я, не чинясь».
На землю шубу сбросил граф с себя,
На ней парчою крыты соболя,
И Бланкандрен спешит ее поднять.
Лишь меч посол не разрешает взять, —
Рукою правой сжал он рукоять.
«Вот смелый рыцарь!» – мавры говорят.
Аой!
К Марсилию подходит Ганелон
И молвит: «Зря вас обуяла злость.
Велит сказать вам Франции король,
Чтоб обратились вы в закон Христов.
В лен даст вам полстраны испанской он,
А полстраны Роланд себе возьмет.
Ваш соправитель будет крут и горд[29].
А коль вам не по нраву мир такой,
На Сарагосу Карл пойдет в поход,
Прикажет вас схватить, связать силком
И в стольный Ахен увезет с собой.
Вас не посадят в доброе седло,
Не повезут вас мул, лошак иль конь —
На кляче вы поедете верхом,
А в Ахене проститесь с головой.
Вот что вам пишет император мой».
Сказал – и мавру протянул письмо.
Король Марсилий яростью охвачен,
Печать ломает, воск бросает наземь.
Письмо прочел он, говорит арабам:
«Мне пишет Карл, французский император,
Свои обиды он припоминает.
Базилия убил я и Базана,
В горах Альтильских я их предал казни.
Велит он, коль хочу в живых остаться,
К нему отправить альгалифа-дядю,
Не то я Карлу ненавистен стану».
Тут королевич голос возвышает,
Отцу он молвит: «Нас срамит посланец.
Пусть он за это жизнью нам заплатит.
Проститься с нею я его заставлю».
Граф это слышит, меч свой обнажает,
Встал под сосну, к стволу спиной прижался.
Марсилий встал, пошел в плодовый сад.
Знатнейшие из мавров вслед спешат.
Принц Журфалей пришел на зов отца.
Там альгалиф – он дядя короля,
Там Бланкандрен, чья голова седа.
Он молвит: «Не позвать ли нам посла?
Ведь он поклялся мне стоять за нас».
В ответ Марсилий: «Пусть придет сюда».
Вот за руку привел француза мавр.
Они перед Марсилием стоят,
Измену замышляют сообща.
Аой!
«Граф Ганелон, – сказал послу Марсилий, —
Вы были мной обижены безвинно.
Я дротом вас в сердцах убить грозился.
Дарю за то вас мехом соболиным.
Он мною куплен за пять сотен ливров.
Такой подарок возместит обиду».
«Приму с охотой! – Ганелон воскликнул. —
Пусть бог за это вам воздаст сторицей!»
Аой!
Марсилий молвил: «Граф, поверьте мне,
Нам ум и доблесть ваши по душе.
О Карле я вас расспросить хотел.
Ведь он уж стар и прожил долгий век:
Ему, как я слыхал, за двести лет[30].
Завоевал столь много он земель,
Столь много отразил щитом мечей,
Столь многих разорил он королей!
Когда ж свой нрав уймет он наконец?»
«Карл не таков, – посол ему в ответ. —
Вам скажет каждый, кто его узрел,
Что мир не видел воина смелей.
Слов в языке людском достойных нет,
Чтобы воздать ему хвалу и честь!
Не рассказать мне вам, каков он есть, —
Так щедро от творца он взыскан всем.
Чем с ним расстаться, лучше умереть».
Король сказал: «Не взять мне в толк никак.
Ваш государь и стар и седовлас.
Ему за двести лет, как я слыхал.
В поход водил он войско много раз,
На нем от стрел и копий много ран,
Он разорил войною много стран.
Когда ж он наконец уймет свой нрав?»
«Не быть тому, покуда жив Роланд,
Наихрабрейший под луной вассал,
И Оливье, его лихой собрат,
И пэры, коих чтит и любит Карл.
При них двадцатитысячная рать.
Спокоен Карл, ему неведом страх».
Аой!
Язычник молвит: «Не возьму я в толк.
Стар государь ваш и седоволос.
Лет двести, как я слышал, прожил он.
Им много королевств покорено,
От стрел и копий много ран на нем,
И много стран он разорил войной.
Когда ж он наконец свой нрав уймет?»
«Не быть тому, пока Роланд живет,
Вассал наихрабрейший под луной,
И Оливье, лихой собрат его,
И пэры, коих возлюбил король,
И с ними двадцать тысяч их бойцов.
При них не страшен королю никто».
Аой!
«Любезный граф, – король послу сказал,
– Народ мой многочислен и удал.
В четыреста сберу я тысяч рать,
А с ней могу отпор французам дать».
«На это не надейтесь, – молвил граф.
– Вы зря свои погубите войска.
Нет, подчинитесь голосу ума:
Французам нужно дать такую дань,
Чтоб кругом голова у них пошла,
Заложников десятка два послать.
Во Францию пусть возвратится Карл,
А позади оставит арьергард,
Отдаст его Роланду под начал.
Учтивый Оливье с ним будет там.
Они погибнут, в том ручаюсь вам.
Карл спесь свою забудет навсегда
И побоится с вами воевать».
Аой!
«Любезный граф, – спросил посла Марсилий,
– Как сделать, чтоб Роланд лишился жизни?»
Ответил граф ему: «Король, внемлите.
Как только вступит Карл в ущелье Сизы[31],
Он арьергард оставит у теснины.
В нем будут граф Роланд неустрашимый
И Оливье, собрат его любимый.
Даст под начал король им двадцать тысяч.
На них сто тысяч ваших мавров двиньте.
Пускай французы первый натиск примут
И понесут урон немалый в битве,
Хоть и потерпят больший сарацины.
А вы затем начните бой вторично:
В одном из двух Роланда смерть не минет.
Великое деянье вы свершите,
Жить будете до самой смерти в мире».
Аой!
«Коль сможете Роланда погубить,
Без правой Карл останется руки.
Коль войско пэров истребите вы,
Вновь Карлу не найти бойцов таких.
Во Франции наступит вечный мир».
Мавр обнял графа, поблагодарил,
Повел смотреть сокровища свои.
Аой!
Сказал король: «Мы речи тратим зря.
Совету без доверья грош цена.
Клянитесь же Роланда нам предать».
Посол сказал: «Охотно клятву дам».
Морглес он взял, поклялся на мощах:
Их в рукоять меча он вделал встарь[32].
Аой!
Слоновой кости там стоял престол.
Кладет Марсилий книгу[33] на него.
Записан терваганов в ней закон.
Поклялся сарацин на книге той,
Что если в арьергард Роланд пойдет,
Всю рать арабы разом двинут в бой,
Чтоб ускользнуть от смерти граф не мог.
«Да будет так!» – промолвил Ганелон.
Аой!
Язычник Вальдаброн пришел туда.
Марсилия воспитывал он встарь.
С веселым смехом он послу сказал:
«Вот меч – нигде такого не сыскать.
За рукоять я сто червонцев дал.
Его примите, граф, приязни в знак.
Сгубить Роланда пособите нам,
Добейтесь, чтоб он в арьергард попал».
Ответил Ганелон: «Да будет так»,
Облобызал язычника в уста.
Язычник Климорен подходит к ним,
Послу с веселым смехом говорит:
«Вот шлем – нигде такого не найти.
Дарю его, чтоб был наш враг убит.
Чтоб мы могли Роланда посрамить».
«Да будет так!» – посланец подхватил,
И с ним облобызался сарацин.
Аой!
Подходит королева Брамимонда
И молвит графу: «Вы мне милы очень.
Вас хвалят все – и муж мой, и вельможи.
Жене свезите две богатых броши.
На них немало аметистов добрых,
И все богатства Рима их не стоят.
Ваш император не видал подобных».
Взял граф и сунул их в сапог глубоко.
Аой!
Марсилий казначея подозвал:
«Готова ль дань для Карла, Мальдуа[34]?»
Ответил тот: «Погружена казна.
Семьсот верблюдов с нею шлем мы в дар.
Заложников получит двадцать Карл».
Аой!
Король Марсилий Ганелона обнял
И молвит: «Нет мудрей, чем вы, барона.
Молю вас вашей верою святою
– За нас и впредь, как ныне, верно стойте.
Не пожалею я для вас сокровищ.
Дам десять мулов, золотом груженных,
И столько ж буду слать вам ежегодно.
Вот вам ключи богатой Сарагосы.
Вы их вручите королю с поклоном.
Роланда прикрывать назначьте войско.
Я повстречаюсь с ним в ущельях горных,
И мы тогда на смертный бой сойдемся».
Ответил граф: «Нельзя мне медлить дольше».
Сел на коня и в путь помчался снова.
Аой!
