Дочь лесного царя
Олуф по дальним весям скакал —
Гостей на свадьбу к себе скликал.
И вдруг он увидел под сенью ветвей
Лесную царевну средь эльфов и фей.
«Любезный всадник, слезай с коня!
Спляши со мною, потешь меня!»
«Нет, не потешу и не спляшу —
Домой на свадьбу к себе спешу!»
«Спляши со мною, не будь упрям,
Тебе златые я шпоры дам,
Рубахи, кружева подарю,
Их лунным светом посеребрю!»
«С тобой плясать мне никак нельзя —
На свадьбу едут ко мне друзья».
«Спляши со мною, я говорю:
Тебя я золотом одарю».
«Твои подарки готов бы взять —
И все ж я не должен с тобой плясать».
«Плясать не хочешь? Тогда изволь:
Тебя иссушит, загубит боль».
Она его сердца коснулась рукой —
Вовек он боли не знал такой.
Сесть помогла ему на коня:
«Скачи к невесте, да знай меня!»
Примчался Олуф в родимый дом.
Тоскует матушка под окном.
«Сынок мой, нет на тебе лица!
Как стал похож ты на мертвеца!»
И молвит Олуф: «Сегодня в ночь
Царя лесного я встретил дочь».
«Сынок мой милый, — горюет мать,—
Так что ж невесте твоей сказать?»
«А ты скажи ей, что в глушь лесов
На травлю зверя погнал я псов».
Вот гости званые в дом идут,
С собой невесту они ведут.
И дева робко спросила их:
«О, где мой Олуф? Где мой жених?»
«Жених твой Олуф — в глуши лесов.
На травлю зверя погнал он псов».
Невеста сдернула шелк покрывал —
Под ними мертвый Олуф лежал.
Задумал мужик на пирушку пойти,
С подружкой за кружкой часок провести.
Вот он окликает подружку:
«Не хочешь ли, милая, выпить винца?
Пойдем-ка со мной на пирушку!»
«Винца бы, конечно, не худо испить,
Да жаль, что хозяину нечем платить».
«Э, тоже придумала горе!
На мельницу к мельнику рожь отвезу,
И денежки сыщутся вскоре».
Под утро, взвалив на телегу мешок,
Поехал на мельницу наш мужичок:
«Теперь-то утешу подружку!»
До самого вечера мельник молол,
А вышло муки — на полушку.
Доход — мукомолу, разор — мужику.
«Мошенник! Мою ты похитил муку!
Вернул половину, не боле!»
Но мельник хохочет: «Эх, глупый мужик!
Все дело тут — в мелком помоле».
И, тяжко вздыхая, с порожним мешком
Поплелся бедняга в деревню пешком.
Куражится мельник над парнем:
«Да, братец, небось как вернешься домой —
Задашь работенку пекарням!»
И только достиг он родного сельца,
Подружка навстречу сбегает с крыльца:
«Ну, много ли выручил денег?»
И, голову свесив, мужик говорит:
«Беда! Облапошил мошенник.
У мельника свиньи — не сыщешь жирней.
Знать, хлебушком нашим он кормит свиней:
В кормушку идет недодача.
Подумать, и дела-то нет наглецу
До нашего стона и плача.
У мельника баба что булка кругла,
У мельника дочка что сахар бела —
Сгодилась им наша крупчатка!
Вконец мужиков обобрал мироед.
Куда там! Живется несладко!
Завел он кота, на беду мужику.
Тот лапой когтистой царап по мешку —
Просыпал, глядишь, половину.
Эй, мельник! Злодея кота прогони,
Не то повернем к тебе спину!»
Вам о Тангейзере рассказ
Послушать бы не худо,
О том, как с ним произошло
Невиданное чудо.
Семь лет в пещере он провел
Возлюбленным Венеры
И вот задумал под конец
Уйти из той пещеры.
«Тангейзер, славный рыцарь мой,
Где ваш обет священный?
Ужель отплатите вы мне
Столь черною изменой?»
«Я вам обетов не давал,
Благодаренье богу.
Кто мне посмеет помешать
Отправиться в дорогу?»
«Тангейзер, славный рыцарь мой,
Таких, как в этом гроте,
Обворожительных страстей
Нигде вы не найдете».
«О нет! Тщетой греховных ласк
Меня прельщать не надо.
Я не хочу гореть в огне,
Изведать муки ада!»
«Да что вам смерть, кромешный ад
И преисподней пламя,
Коль я вам губы обожгу
Пунцовыми устами?»
«Зачем мне пламень ваших уст,
Коль ждет меня геенна?
Молю вас: дайте мне уйти
Из сладостного плена!»
«Вы не уйдете никуда.
Я не снесу потери.
До самой смерти ваша жизнь
Принадлежит Венере».
«Ах, жизнь загублена моя
В проклятом этом гроте.
Молю вас: дайте мне уйти
От вашей жадной плоти!»
«Тангейзер, вы в своем уме ль?
Оставьте эти речи!
Взгляните, брачная постель
Зовет к любовной встрече».
«О, я страшусь такой любви —
В ней пагуба таится.
Венера — чудо красоты,—
Вы просто дьяволица!»
«Тангейзер, славный рыцарь мой
Не смейтесь надо мною.
Вы мне заплатите еще
Ужасною ценою».
«Что делать? Мой мутится ум!
Я весь охвачен дрожью.
От этой женщины меня
Спаси, о матерь божья!»
«Тангейзер, славный рыцарь мой
Я не держу вас боле,—
Иные радости узнать
Желаю вам на воле!..»
И вот, с Венерою простясь,
К святым воротам Рима
Идет он, плача и молясь,
В лохмотьях пилигрима.
И, просветленный, шепчет он:
«Пред папой я предстану,
Покаюсь во грехе своем
Четвертому Урбану…»
«Святой отец! Внемли моей
Молитве покаянной.
Я много лет опутан был
Блудницей окаянной.
Теперь во прахе пред тобой
Стою, склонив колени:
Дай отпущение грехам,
Даруй мне избавленье!»
Урбан, на посох опершись,
Сказал: «Исчадье ада!
Скорей сей посох расцветет,
Чем низойдет пощада!»
«О горе мне! — Тангейзер рек.—
Куда бежать отсюда?
Отныне до конца времен
Я небом проклят буду!»
Он прочь из города идет,
Молясь и причитая:
«Навек с тобой я разлучен,
Мария пресвятая!»
И возвращается назад,
Исполнен твердой веры,
Что сам господь его ведет
В объятия Венеры.
«Венера, юная жена!
Я вам назначен богом».
«Привет вам, славный рыцарь мой
Конец моим тревогам».
Меж тем на третий день расцвел
Внезапно посох папы.
Вот это диво! — не попал
Тангейзер к черту в лапы.
Венера — юная жена —
Тангейзеру желанна.
Так бог жестоко посрамил
Четвертого Урбана!
Вот, брат, такие-то дела:
Герой, «Железная Метла»,
Сам Валленштейн дал дуба.
Заколот (есть слушок такой)
Он императорской рукой,—
Сработано не грубо!
Уж больно он высоко лез —
Всегда и всем наперерез,
Могущества добился.
И до чего же вдруг сглупил:
Со шведом в заговор вступил —
И жизнью поплатился.
Был знаменитый генерал:
Куда как лихо воевал
В дыму, в огне сражений.
Хитер душой, весьма не глуп,
На подвиг щедр, на слово скуп,
Не ведал поражений.
Он мог и друга и врага
Раздеть как липку — донага,
Без совести и права.
Грабеж — дурное ремесло:
Богатство сильно возросло,
Да приутихла слава.
Добыть задумал под конец
Он императорский венец,
Рассесться на престоле.
Шалишь! Не вышел этот трюк.
Тут наступил ему каюк
По августейшей воле…
Его страшили то и знай
Крик петуха, собачий лай,—
А был ведь храбрый воин!
Отныне он навеки глух.
Пусть лает пес, кричит петух —
Он помер. Он спокоен.
Да, дело скверное — увы!
Не прыгнуть выше головы.
Кажись, уж ты всесилен —
Да ножку вдруг подставил бес.
Дуб вроде вырос до небес,
А ствол, глядишь, подпилен.
Эх, Валленштейн, прощай-прости,
Желаем доброго пути!
Ты в мир отходишь лучший.
В сырой земле истлеет плоть,
Но будет милостив господь
К твоей душе заблудшей!
