Я уже говорила вам, что милорд Кинстон в пору своего господства требовал, чтобы мы как можно больше развлекались. Природная склонность к удовольствиям входила в соответствие с этим пожеланием, и мы в полном блеске выезжали на карнавалы, балы и праздники.
Однажды ночью я присутствовала на костюмированном балу в Опере, одетая в костюм султанши, сверкающая бриллиантами. Сняв маску, я прогуливалась под руку с милордом Кинстоном, а Сильвина оставалась в ложе с несчастным графом, решившимся пожертвовать нам эту ночь, хотя доктор строго-настрого наказал ему спать. Маски, столпившиеся вокруг, произносили самые галантные и лестные для моего тщеславия комплименты, я наслаждалась словами, хоть и не показывала этого.
Одной из масок в черном домино — самой настойчивой — удалось меня заинтриговать. Этот господин говорил с большим воодушевлением, выказывая не только ум и светскость, но и много страсти. Он сообщил мне, что питал большие надежды, но потерял их, часто видел меня, но я его не замечала, думал обо мне день и ночь, я же целую вечность не обращала на него внимания. Я слушала, пытаясь угадать, кем мог быть этот кавалер, так много знавший обо мне. Милорда Кинстона наша беседа очень забавляла, он даже отослал прочь нескольких дам, жаждавших пощебетать с богатым англичанином, но потом его заинтересовала изысканно одетая женщина, он попросил дозволения сопровождать ее и оставил меня под охраной влюбленной маски в домино, выразившей по этому поводу полный восторг.
Я изнывала от любопытства. Пыл моего любезного собеседника воспламенил и мои чувства, тем более, что прекрасный д'Эглемон был в последнее время не слишком внимателен, а никакой достойной замены ему я пока не нашла и проявляла — совершенно ненамеренно — много рассудительности. Почувствовав искушение, я приписала своему таинственному избраннику тысячу достоинств, потеряв контроль над своим воображением. Я даже досадовала на себя, чувствуя, что выражение лица выдает малейшие движения моей души, тогда как маска давала моему собеседнику неоспоримые преимущества. Толпа обтекала нас со всех сторон, мы отошли в сторону, и разговор стал еще более напряженным и интересным. Я не видела лица кавалера, он упорно отказывался снять маску, извиняя свое нежелание уродством, хотя я не преминула обратить внимание на стройные ноги и руки хорошей формы (на безымянном пальце правой руки сверкал крупный бриллиант).
Лицо мое горело лихорадочным румянцем, речь стала отрывистой, рассеянный вид свидетельствовал о нараставшем желании, так что кавалер в домино легко мог понять, что понравился мне и его ждет счастье. Он поспешил сделать предложение.
— Чем я рискую под этой маской? — спросил он, понижая голос. — Чем? Если вы меня отвергаете, я испытаю стыд, но вы не узнаете, кого оскорбили… но если мне повезет… Ах! Прекрасная Фелисия!.. Покинем этот зал!.. Рискните.
— Вы не можете просить об этом серьезно! Уехать? Но с кем?! Жестокий человек! Вы требуете снисходительности, но отказываетесь… Я не могу… Но куда вы хотите… Да вы меня просто тащите силой… Это верх экстравагантности!..
Мы вышли. На лестнице он прошептал, что будет лучше воспользоваться легкой коляской, доехать до первой же стоянки экипажей, пересесть в карету и отправиться к нему. Должно быть, я в тот момент потеряла рассудок, вернее, мне не хватило присутствия духа, чтобы воспротивиться.
Глава VIII. Ночные приключения
Мы с трудом нашли коляску, а та, что нам досталась, оказалась худшей из возможных: кучер был пьян, лошади едва тащились. Мы сели, и я с удивлением услышала, как мой спутник приказал ехать в Марэ. Внезапно я пожалела о том, что согласилась следовать за ним. Квартал Марэ находился слишком далеко от Оперы, и Сильвина и милорд Кинстон не могли не заметить моего побега. Следовало вернуться, но меня словно околдовали. Ругательства и удары бичом наконец заставили лошадей сдвинуться с места, мы поехали. Мой похититель, стоя на коленях, произносил одну страстную клятву за другой и наконец-то снял маску. Вместо зеркала в нашем грязном экипаже были прибиты простые доски, а боязнь простудиться пересиливала желание увидеть лицо нового любовника при свете уличных фонарей. Мне стало не по себе, но я невольно отвечала на страстные ласки своего спутника… заставляя его забыть о всякой сдержанности. Я сама шла. навстречу поражению… Он воспользовался моим возбужденным желанием и весьма кипучим темпераментом, и мы познали наслаждение.
Первый миг удовольствия оказался коротким, как вспышка молнии, утолив первый голод, мы приступили к более изысканным и одновременно изощренным ласкам.
Из-за гололеда клячи тащились совсем медленно, и мы были еще далеко от Марэ. Наш возница, похлопывая себя по бокам от холода, ругал на чем свет стоит поздний час, плохую погоду и любовь (судя по всему, он прекрасно понимал, что происходит между его пассажирами). В порыве страсти мы совсем не сдерживались, и наши восклицания и всхлипы наверняка выдали любовную схватку. Грубиян позволил себе весьма циничные выражения, мой кавалер возмутился, приоткрыл окошечко и пригрозил дерзкому кучеру поркой. Тот ответил очередной грубостью, мой любовник выпрыгнул из коляски и нанес негодяю дюжину ударов эфесом шпаги. В это мгновение я узнала счастливого смертного, с которым позволила себе так забыться: это был Бельваль, тот самый Бельваль, юный учитель танцев, который…
Какое разочарование! Я рассчитывала на менее вульгарную победу. Между тем Бельваль сломал шпагу, и кучер избивал его хлыстом. Я кинулась на помощь, чтобы вырвать несчастного из рук чудовища. В некоторых домах начали открываться окна, шагах в шести показался патруль. К счастью, в одном из домов открылась дверь, и я бросилась внутрь. За моей спиной дверь тотчас захлопнули. Я была обязана неожиданной и спасительной помощью молодому человеку, который, услышав шум ссоры, схватил шпагу и, не успев толком одеться, поспешил на помощь. Самым учтивым образом он попросил меня подняться к нему и подождать окончания уличной сцены. Молодой кавалер уверял, что я не буду никоим образом скомпрометирована, и оказался прав: полицейские, схватив Бельваля и кучера, забарабанили в дверь, но мой спаситель вежливо поговорил с ними с балкона и заявил, что знает меня как весьма порядочную даму, которая не должна пострадать из-за стычки легкомысленного юноши и пьяного кучера. Потом он назвал свое имя и пригласил их прийти завтра, чтобы узнать все, что понадобится, относительно меня. Стражники удалились, ведя драчунов к комиссару. Я осталась наедине с моим великодушным маркизом: хозяин дома назвал этот титул стражам порядка.
Глава IX. Как неудачно все складывалось той ночью
— Могу ли я, прекрасная дама, — спросил он после того, как я немного отдохнула, выпила бокал освежающего напитка и успокоилась, — могу ли я, не боясь показаться нескромным, спросить, каким образом вы так поздно оказались в наемном экипаже в обществе этого озорника? Позвольте мне так называть безрассудного молодого человека, который вас сопровождал.
Этот вопрос поставил меня в неловкое положение, я смутилась.
— Мне показалось, — продолжал между тем мой хозяин, — что вы не созданы для того, чтобы прогуливаться ночью по Парижу в фиакре. Этот богатый наряд, бриллианты, ваше очарование и изящество — все свидетельствует о том, что вы оказались в непривычной ситуации. Наверняка где-то стоит ваша карета, ждут слуги. Прикажите, и мой лакей отправится, чтобы…
— Нет, месье, карета и слуги ждут у дверей бального зала в Опере, там я оставила и друзей. На маскараде случилась интрига… Я теперь взволнована и не могу вдаваться в детали, к тому же они вряд ли заинтересовали бы вас, однако прошу не подозревать меня и…
— Подозревать, мадам?! Неужели я кажусь вам таким невоспитанным мужланом?
Говоря все это, он рассеянно смотрел на мое ухо, я поднесла руку к мочке и поняла, что потеряла одну сережку! Еще одно несчастье! Мы быстро спустились вниз, и маркиз, освещая землю факелом, нашел в грязи сломанную сережку — по ней проехало колесо кареты. Я была в отчаянии от стольких неудач. Быть обманутой негодяем Бельвалем! Едва не попасть в руки патруля! Потерять драгоценное украшение — и все это за то, что последовала совету глупца и села в фиакр, а он просто не хотел, чтобы я узнала, что он пришел на бал пешком!
И все-таки я сдержала свои чувства — из-за любезного маркиза.
— Мадам, — сказал он, — у меня сейчас нет кареты, но слуга готовит мой кабриолет. Вы позволите отвезти вас?
Я согласилась, удивленная тем уважением и бескорыстием, которые выказывал этот человек, Молодой, чувствительный, знающий толк в женской красоте. «Какая разница, — говорила я себе, — между этим маленьким мерзавцем Бельвалем и маркизом! Первый дерзко претендовал на мои милости, не имея на них никакого права, и получил меня практически против воли, во всяком случае, не оставив мне времени на размышления. А бедный маркиз не осмеливается ни о чем просить! Не выказывает даже легкого намека на желание, хотя все обстоятельства ему благоприятствуют! Он мог бы безнаказанно сделать вид, что принимает меня за одну из тех женщин, которым не слишком идет строгость, я ведь нахожусь в его власти!..» Именно последнее обстоятельство обеспечивало полную безопасность… Безопасность! Признаюсь честно, это меня злило. Фелисия, дважды уступившая молодому озорнику (маркиз правильно назвал его), Фелисия, испачканная общением с жалким учителишкой, была слишком унижена в тот момент и не осмеливалась играть в достоинство с галантным красавцем, оказавшим ей неоценимую услугу.
