Кто же был этот поэт? Уроженец Австрии или Баварии, он мог быть шпильманом, в пользу чего говорит как его неизменная симпатия к этому «бродячему люду», так и выдающаяся роль благородного шпильмана Хоранта в поэме или восхищение его искусством.[242] Поэма сохранила некоторые черты, присущие шпильманским поэмам, например, обращения к слушателям, указывающие на живое общение певца с аудиторией, а также то, что поэма анонимна. Это подкрепляет наше предположение об авторе-шпильмане. Как мы говорили выше, поэты-рыцари называли себя в своих произведениях, так же как клирики, тогда как шпильманские поэмы, как правило, безымянны.
Однако поэт «Кудруны» не безграмотный певец, потешник и скоморох прежних времен, держащий в памяти свое творенье. Он человек для своего времени образованный, книгочей, хорошо знающий романы Вольфрама и Готфрида, а что касается «Песни о Нибелунгах», то он настолько хорошо ориентируется в ней, что, как полагал Кеттнер, «когда он работал, „Песнь о Нибелунгах“ лежала перед ним раскрытой».[243] Автор «Кудруны» мог быть и клириком (в последнее время все чаще относят это к автору «Песни»), ученым монахом или священником, состоящим на службе у знатного феодала в должности секретаря. Он мог быть и небогатым рыцарем, министериалом. Но нам легче представить его духовный облик, чем жизненные обстоятельства.
«Кудруна» была завершена после Четвертого крестового похода (1202–1204), когда начинают проявляться признаки упадка феодальной рыцарской культуры. Назовем лишь два имени – Ульриха фон Лихтенштейн и Нейдхарта фон Рейенталь, современников поэта «Кудруны», в творчестве которых видны уже переломные, кризисные черты рыцарского искусства. Чуждый манерности первого из них и бытового натурализма второго, поэт «Кудруны» стремится следовать идеальным устремлениям, свойственным расцвету рыцарской поэзии, сохранить величавость и благородство героического эпоса и тот оптимистический взгляд на историю, который утратила трагически-героическая «Песнь о Нибелунгах». Последнее удается поэту, но только ценой потери: «Кудруна» проигрывает в художественной цельности и силе, чем отличается развязка «Песни о Нибелунгах». Окончание «Кудруны» бледно, не подготовлено психологически, оно утопично. Что поделать, ведь развязка великих произведений этого века – «Бедного Генриха» Гартмана фон Ауэ и «Парцифаля» Вольфрама тоже утопична. Мечта о человеческом братстве, о мире, так необходимых людям, пока еще не обрела почвы.
Вскоре после первого издания «Кудруны» (1820) в Германии встала проблема перевода поэмы на современный немецкий язык. Но сначала появились ее стихотворные пересказы. Были опубликованы отрывки, переведенные гекзаметром.[244] Первый полный перевод на новый верхненемецкий язык сделал А. Келлер.[245] И этот-то перевод, близкий к тексту, выполненный размером подлинника, подверг уничтожающей критике В. Гримм. «Я не могу этого читать без внутреннего сопротивления»,[246] – заявляет Гримм и поясняет, что перевод с древнего языка на тот же язык, но современный, ведет за собой непреодолимые трудности. Многие слова и выражения старинной речи, констатирует Гримм, уже утратили свой прежний смысл и значат сегодня совершенно другое. Одни выражения переводчика, по его мнению, звучат чересчур деловито, другие, дословно копирующие подлинник, кажутся теперь непонятными, грубыми, поэтому, оставленные на своих местах, они ведут к искажению содержания. Пафос гриммовской критики – в отрицании дословного перевода. Он за то, чтобы передавать дух и смысл оригинала.
В конце Гримм приводит образцовый перевод К. Зимрока, выдержавший впоследствии много переизданий.[247]
Приведенная полемика поучительна тем, что в ней отражены вопросы, которые дискутируются и через сто сорок лет после нее и видны трудности, встающие перед переводчиком, особенно при переводе с немецкого на другой язык.
Кроме точности перевода и верности истолкования (эти задачи для всякого перевода обязательны), здесь была еще одна первостепенная задача – освоить размер стиха, которым написана «Кудруна»., «Очень важно передать в переводе интонации и ритм подлинника. Иной переводчик – даже самый точный – может оболгать автора», – очень верно пишет С. Я. Маршак.[248] Между тем размер кудруновой строфы – абсолютно чужой для русского слуха. Воспроизведенный буквально, он не может звучать поэтически. Значит, надо не рабски копировать, а найти нечто равноценное по впечатлению, которое оставляют четыре длинных стиха, распадающиеся на два полустишия каждый, в особенности же передать тяжелую" «поступь) последнего полустишия, растянутого на шесть ударных слогов. В нашем переводе мы решили не менять счет ударений, а сменить лишь самый размер с двухсложного на трехсложный и перейти в данном случае с ямба на амфибрахий в последнем, восьмом полустихе строфы.
Мы считали необходимым стремиться к равнострочию, соответствию числа цезурных рифм и т. д. В «Кудруне» каждая строфа представляет законченное целое, что еще подчеркнуто каденцией последнею полустиха, а он нередко звучит афористически (см. строфы 5, 31, 359 и др.). Исключения, когда синтаксическая граница фразы не совпадает с концом строфы и переносится в последующую, немногочисленны (например, строфы 274–275, 649–650). Это требует пристального внимания к отдельной строфе, ее структуре и месту.
В языке «Кудруны» множество устойчивых выражений, постоянных эпитетов, характерных вообще для героического эпоса. Но в поэме большее разнообразие оборотов речи, чем в «старшем» эпосе. По сравнению с «Песнью о Нибелунгах» язык «Кудруны» более мягкий, изысканный, цветущий, тогда как словарь «Песни» проще, скованней.[249] Но необходимо добавить, что в «Кудруне» тоже есть какая-то «жесткость», встречаются окостенелые обороты, по сегодняшнему определению, канцеляризмы. Они составляют определенный стилистический пласт, который нельзя выключить, не обеднив поэмы. Вероятно, это деловой язык, язык имперской канцелярии, который проник в разговорную немецкую речь. Приведем пример: «Ir wizzet wol, her Hartmuot, wie es darambe stât», – обращается Кудруна к Хартмуту. В переводе это звучит так: «Ведь вам известно, сударь, как дело обстоит» (1032).
Что касается содержания эпоса, то, добираясь до сути, постоянно ощущая толщу веков, отделяющую нас от «Кудруны», нам хотелось не упустить подробностей быта и нравов, удивляющих нас своей непохожестью.
* * *
Переводчик приносит благодарность ленинградским коллегам за помощь, оказанную ему в раооте над «Кудруной», особенно Софье Викторовне Поляковой.
Он также сердечно благодарит Австрийскую национальную библиотеку в Вене в лице одного из ее руководителей гофрата д-ра Вальтера Визера за предоставление фотокопий фрагментов уникальной рукописи «Кудруны».
Эпическая поэма «Кудруна», созданная в первой половине XIII в., дошла до нас в единственной рукописи, выполненной в 1504–1515 гг. по заказу императора Максимилиана I писцом Гансом Ридом в составе так называемой «Амбразской книги героев». Открыл «Кудруну» А. Примиссер, который впервые и опубликовал ее вместе с Ф. X. фон дер Хагеном.[250] Это издание копировало текст рукописи, однако оба редактора внесли исправления в некоторые явно ошибочные места и свои конъектуры попорченных временем мест.
Последующие издания можно разделить на две группы. Одни издатели придерживаются рукописного текста и публикуют поэму целиком, корректируя только языковые формы, порядок строфу и их метрику. (На фотокопии фрагмента рукописи, помещенного в нашей книге, можно видеть, что переписчик копировал образец сплошь, для публикации же надо было его разделить на строфы, а также исправить ошибки, допущенные в размере стиха.)
Другие издатели (к ним относятся приверженцы «песенной» теории К. Лахмана), помимо указанного выше, стремились восстановить изначальный, «подлинный» текст поэмы путем исключения из нее многих строф, которые они признали «неподлинными» – вставками, дополнениями, внесенными разными интерполяторами.
Первое полное критическое издание поэмы принадлежит А. Циману,[251] который не искал в ней подлинных, более ранних строф, а приложил усилия к переводу рукописи Ганса Рида, написанной на языке начала XVI в. – раннем новозерхненемецком, окрашенном австро-баварским диалектом, на язык второй четверти XIII в. – средневерхненемецкий в его баварском варианте, чтобы приблизить поэму к предполагаемому образцу. В этом издании «Кудруна» тридцать лет оставалась известной немецкому читателю, пока не вышло другое полное ее издание, выпущенное К. Барчем в 1865 г. в серии «Немецкие классики Средневековья».[252] Этот крупный немецкий филолог выпустил также «Песнь о Нибелунгах» (та же серия, 1866 г.). Барч реконструировал текст «Кудруны», впервые взяв при этом во внимание общий характер языка рукописи «Книги героев» в целом и сообразуясь с навыками Ганса Рида. Это послужило в дальнейшем основой для текстологической работы последующих филологов. Все они в той или иной мере стремятся приблизить язык найденной рукописи к предполагаемому оригиналу XIII в. и сделать обратный перевод если не полностью (что было невыполнимо), то в общем абрисе.
