Добряк Грангузье взыграл духом и распорядился, чтобы угощение было на славу. Жене он все-таки сказал, чтобы она не очень налегала, потому что она уже на сносях, а потроха – пища тяжелая. «Кишок без дерьма не бывает», – примолвил он. Однако ж, невзирая на предостережения, Гаргамелла съела этих самых кишок шестнадцать бочек, два бочонка и шесть горшков. Ну и раздуло же ее от аппетитного содержимого этих кишок!
После обеда все повалили гурьбой в Сосе и там, на густой траве, под звуки разымчивых флажолетов и нежных волынок пустились в пляс, и такое пошло у них веселье, что любо-дорого было смотреть.
Потом рассудили за благо подзакусить прямо на свежем воздухе. Тут бутылочки взад-вперед заходили, окорока заплясали, стаканчики запорхали, кувшинчики зазвенели.
– Наливай!
– Подавай!
– Не зевай!
– Разбавляй!
– Э, нет, мне без воды! Спасибо, приятель!
– А ну-ка, единым духом!
– Сообрази-ка мне стаканчик кларету, да гляди, чтобы с верхом!
– Зальем жажду!
– Теперь ты от меня отстанешь, лихоманка проклятая!
– Поверите ли, душенька, что-то мне нынче не пьется!
– Вам, верно, нездоровится, милочка?
– Да, нехорошо что-то мне.
– Трах-тарарах-тарарах, поговорим о вине!
– Я, как папский мул, пью в определенные часы.
– А я, как монах, на все руки мастер: и пить, и гулять, и часы читать.
– Что раньше появилось: жажда или напитки?
– Жажда, ибо кому бы пришло в голову ни с того ни с сего начать пить, когда люди были еще невинны, как дети?
– Напитки, ибо privatio presupponit habitum[34]. Я – духовная особа.
Foecundi calices quem non fecere disertum.[35]
– Мы, невинные детки, и без жажды пьем лихо.
– А я хоть и грешник, да без жажды не пью. Когда я, Господи благослови, начинаю, ее еще может и не быть, но потом она приходит сама, – я ее только опережаю, понятно? Я пью под будущую жажду. Вот почему я пью вечно. Вечная жизнь для меня в вине, вино – вот моя вечная жизнь.
– Давайте пить! Давайте петь! Псалмы тянуть!
– А кто это у меня стакан стянул?
– А мне без всякого законного основания не подливают!
– Вы промачиваете горло для того, чтобы оно потом пересохло, или, наоборот, сперва сушите, чтобы потом промочить?
– Я в теориях не разбираюсь, вот насчет практики – это еще туда-сюда.
– Живей, живей!
– Я промачиваю, я спрыскиваю, я пью – и все оттого, что боюсь умереть.
– Пейте всегда – и вы никогда не умрете.
– Если я перестану пить, я весь высохну и умру. Моя душа улетит от меня туда, где посырее. В сухом месте душа не живет.
– А ну-ка, виночерпии, создатели новых форм, сотворите из непьющего пьющего!
– Надо хорошенько полить эти жесткие, сухие внутренности!
– Кто пьет без всякого удовольствия, тому вино – не в коня корм.
– Вино все в кровь поступает – нужнику ничего не достается.
– Я себе нынче утром кишочки очистил, теперь нужно их сполоснуть.
– Уж я себе пузо набил!
– Если бы бумага, на которой я пишу векселя, пила так же, как я, то, когда бы их подали ко взысканию, оказалось бы, что все буквы пьяным-пьяны, все – в лежку, и суд, ничего не разобрав, не мог бы начать разбирательство.
– Смотрите за своей рукой: ее так и тянет к вину, оттого у вас нос краснеет.
– Пока это вино выйдет, сколько еще успеет войти!
– Пить такими наперсточками – это все равно что воробья причащать.
– Это называется охота с бутылочками.
– Есть разница между бутылочкой и милочкой?
– Разница большая: бутылочку затыкают пробочкой, а милочку живчиком.
– Здорово сказано!
– А предки наши вмиг выцеживали бочку.
– Славные певуны-п…уны! Выпьем!
– Зачем ходить на реку? Это лучше кишки промывает.
– Я пью, как губка.
– А я – как тамплиер.
– А я – tanquam sponsus.[36]
– А я – sicut terra sine aqua.[37]
– Что такое ветчина?
– Требование на попойку, лесенка вроде той, по которой бочки с вином спускают в погребок; ну, а по этой – вино спускают в желудок.
– А посему выпьем, а посему выпьем! Я еще не нагрузился. Respice personam; pone pro duos; bus поп est in usu.[38]
– Если б я так же умел ржать, как жрать, из меня вышел бы славный жеребчик.
– Богач Жак Кёр пивал не раз.
– Вот так поили бы и нас.
– Вакх под хмельком дошел до Инда.
– В подпитии взята Мелинда.[39]
– От мелкого дождя прекращается сильный ветер. От долгих возлияний стихает гром.
– Эй, паж, налей-ка мне еще! Теперь и я вчиню тебе иск!
– Всем хватит вина, лишь бы пили до дна!
– Я подаю жалобу на свою жажду. Паж, дай законный ход моей жалобе!
– Мне бы остаточки вон с того блюда!
– Прежде я имел обыкновение пить до дна, а теперь я пью все до капельки.
– Нам спешить некуда, давайте все подъедим!
– Уж и кишки у этого бычка, рыжего с черными полосками, – все отдай, да мало! А ну, давайте мы их подчистую!
– Пейте, иначе я…
– Нет, нет!
– Пейте, я вас прошу!
– Птицы начинают есть только после того, как их по хвосту легонечко хлопнут, а я начинаю пить только после того, как меня хорошенько попросят.
– Lagona edatera[40]. Во всем моем теле норки такой не сыщешь, где бы жажда могла укрыться от вина.
– У меня от этого вина жажда только сильнее.
– А мою жажду это вино прогонит.
– Объявим во всеуслышание под звон бутылок и фляг: коли ты потерял свою жажду, то уж внутри себя ее не ищи, – частые винные клистиры ее извергли.
– Господь Бог сотворил твердь, а вот мы уже на ногах не тверды.
– У меня на устах слово Господа: Sitio.[41]
– Не столь несокрушим камень, асбестом именуемый, сколь неутолима жажда, которую сейчас испытывает мое высокопреподобие.
– «Аппетит приходит во время еды», сказал Анже Манский[42]; жажда проходит во время пития.
– Есть средство от жажды?
– Есть, но только противоположное тому, какое помогает от укуса собаки: если вы будете бежать позади собаки, она вас никогда не укусит; если вы будете пить до жажды, она у вас никогда не появится.
– Ловлю тебя на слове, виночерпий! Будь же неисчерпаем! Еще черепушечку! Проворней, не будь черепахой! Аргусу, чтобы видеть, нужно было сто глаз, а виночерпию, как Бриарею, нужно сто рук, чтобы все подливать да подливать.
– Чем лучше вымокнем, тем лучше подсохнем!
– Мне белого! Лей все, сколько там есть, лей, черт побери! Полней, полней, у меня все горит!
– Хлопнем, служивый?
– Давай, давай! За твое здоровье, дружище!
– Ну и ну! Столько слопали, что чуть не лопнули!
– О, lacrima Christi![43]
– Это из Девиньеры, это пино!
– Славное белое винцо!
– Бархат, да и только, честное слово!
– Ах, что за вино! Карнаухое, чисто сработанное, из лучшей шерсти!
– А ну-ка, с новыми силами, приятель!
– Нам только выставь – мы все ставки убьем.
– Ex hoc in hoc![44] И никакого мошенничества. Все тому были свидетели. Я всех нынче перепил.
– Ты перепил, а я перепел.
– О пьянствующие! О жаждущие!
– Паж, дружочек, пополней, чтоб сверху коронка была!
– Красная, как кардинальская мантия!
– Natura abhorret vacuum.[45]
– После меня будет тут чем мухе напиться?
– Будем пить по-бретонски![46]
– Залпом, залпом!
– Пейте, пейте этот целебный бальзам!
Глава VI
О том, каким весьма странным образом появился на свет Гаргантюа
Пьяная болтовня все еще продолжалась, как вдруг Гаргамелла почувствовала резь в животе. Тогда Грангузье поднялся и, полагая, что это предродовые схватки, в самых учтивых выражениях начал ее успокаивать; он посоветовал ей прилечь на травку под ивами, – у нее, мол, отрастут вскорости новые ножки, только для этого перед появлением новорожденной малютки ей нужен новый запас душевных сил; правда, боль ей предстоит довольно мучительная, но она скоро пройдет, зато радость, которая за этим последует, все искупит, и о былых страданиях Гаргамелла и думать позабудет.
– Я тебе это докажу, – объявил он. – В Евангелии от Иоанна, глава шестнадцатая, наш Спаситель говорит: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, но когда родит младенца, уже не помнит скорби».
– Ишь как это у тебя складно выходит, – заметила она. – Я больше люблю слушать Евангелие, чем житие святой Маргариты или что-нибудь еще в таком же ханжеском роде, да и пользы мне от него больше.
– Ты ведь у меня храбрая, как овечка, – сказал он, – вот и разрешайся скорее, а там, глядишь, мы с тобой и другого сделаем.
– Ну, ну! Вам, мужчинам, легко говорить! – сказала она. – Уж я с Божьей помощью для тебя постараюсь. А все-таки лучше, если б тебе его отрезали!
– Что отрезали? – спросил Грангузье.
– Ну, ну, полно дурака валять! – сказала она. – Сам знаешь что.
– Ах, это! – сказал он. – Да пес с ним совсем! Коли уж он так тебе досадил, вели хоть сейчас принести нож.
– Э, нет, избави Бог! – сказала она. – Прости, Господи, мое согрешение! Я так просто сболтнула, не обращай на меня внимания. Это я только к тому, что, если Господь не поможет, мне нынче придется здорово помучиться, и все из-за него, из-за того, что уж очень ты его балуешь.
