ПРИМЕЧАНИЯ
ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ
Старопровансальская рыцарская поэзия — первая лирическая поэзия на одном из новых романских языков средневековой Европы — просуществовала около двухсот лет: первый трубадур, Гильем Аквитанский, родился в 1071 году и умер в 1127 году, а последним поэтом старой формации считается Гираут Рикьер, деятельность которого падает на 1254—1292 годы.
Блестящая старопровансальская литература, служившая в свое время, по выражению Ф. Энгельса, «недостижимым образцом» для других молодых литератур Европы и как бы воскресившая среди глубочайшего средневековья «отблеск древнего эллинства», погибла насильственной смертью. Официальным поводом для войны против южнофранцузских феодалов послужило существование на юге Франции так называемой «ереси альбигойцев», а конечным результатом «альбигойских войн» оказалось присоединение южнофранцузских земель к землям французской короны, прекращение начинавшейся консолидации самостоятельного южнофранцузского государства и уничтожение блестящей старопровансальской культуры.
Старопровансальская литература не сразу сдала свои позиции; в самом конце XIII и в начале XIV века некоторые поэты Окситании [9]* еще пытаются следовать старой традиции, по почти все они близки к бюргерству, и их стихи — это как бы связующее звено между рыцарской куртуазной поэзией и религиозно-назидательными поэмами трубадуров-бюргеров, основавших в 1323 году в Тулузе «Консисторию веселой науки», призванную поощрять усилия поэтов, прославляющих деву Марию. Разумеется, творчество этих поэтов-эпигонов не имеет ничего общего с блестящей поэзией предшествующего периода. Поэтому ограничение раздела поэзии трубадуров в настоящем томе БВЛ хронологическими рамками конца XI—конца XIII веков методологически оправдано.
Изучение окситанской литературы началось давно. Уже в XIII веке возникла необходимость объяснить творчество поэтов предшествующего времени современникам, незнакомым с обстоятельствами их жизни, в связи с чем появились «биографии» и «комментарии». Современная наука скептически относится к этим толкованиям, особенно в той их части, которая касается любовных приключений поэтов; некоторые ученые даже считают «биографии» и «комментарии» результатом сознательного художественного творчества, своего рода новеллами. Но уже давно отмечено, что конкретные биографические сведения (место рождения, дружеские связи поэта, его связи с покровителями и т. п.), содержащиеся в «жизнеописаниях» трубадуров, подтверждаются вполне достоверными документами. К тому же эти полубеллетристические произведения могут служить драгоценным свидетельством быта и литературных вкусов эпохи, когда старо- провансальская поэзия еще существовала как поэзия живая, и могут иной раз облегчить понимание ее весьма трудных текстов.
Важным этапом изучения старопровансальских текстов была работа итальянских комментаторов эпохи Возрождения, которые, быть может, мало отличались от авторов старопровансальских «биографии» с точки зрения методологии, но многое сделали для сохранения литературного наследия трубадуров. У некоторых итальянских гуманистов XVI века можно отметить попытки нового, научного подхода к окситанскому материалу, но, по целому ряду причин, их замыслы не были реализованы. Переворот в развитии провансалистики совпадает с общим прогрессом в области филологических наук в начале XIX века, когда, собственно, и были заложены основы романской филологии. Работы Ренуара и Форнеля во Франции, Дица в Германии надолго предопределили дальнейший ход исследований; монументальная двухтомная работа А. Жанруа, вышедшая в 1934 году, которую иногда называют «библией провансалисгов», ничего принципиально нового по сравнению с трудами Дица и Форнеля не содержит.
Следует особо остановиться на весьма интересной теории, родившейся в конце XIX века в связи с публикацией диссертации Л. Жанруа «О происхождении французской лирики». В рецензии на эту работу Г. Парис отметил, что материалы, собранные автором, подводят к совершенно определенному выводу: древняя лирика Франции родилась из фольклорных песен-плясок, связанных с майскими праздниками. Теория Жанруа — Париса о фольклорном происхождении старофранцузской и старопровансальской поэ- лиц долгое время пользовалась широким распространением в пауке. Однако, когда в XX. веке в западной фольклористике ярко проявились антидемократические тенденции и стало хорошим тоном отрицать влияние народных масс на развитие литературы, теория эта стала одиозной для буржуазных критиков. Кроме «фольклорной теории», в дальнейшем получили распространение теории, возводившие истоки окситанской поэзии к классической латинской, арабской и латинской средневековой литературам.
В настоящее время на Западе в ряде работ делаются попытки истолкования старопровансальских текстов в структуралистском плане, а также в духе философии экзистенциализма; встречаются и отдельные грубо-социологические работы, содержащие элементы неоправданной модернизации.
Рассматривая поэзию трубадуров с марксистских позиций, правильным было бы истолковать ее как художественное отражение «величайшего нравственного прогресса» (Энгельс), связанного с появлением индивидуальной половой любви, всему прежнему миру неизвестной. Эта первая в истории форма индивидуальной половой любви была, в силу исторических причин, враждебна феодальному браку.
Если в эпоху Возрождения и позднее, в XVII и XVIII веках, знакомство со старопровансальской поэзией было привилегией отдельных лиц, то начиная с первой четверти XIX века литература древней Окситании становится достоянием «читающей публики», объектом переводов и подражаний. Во Франции, Италии и Германии с давних пор имеется большое число антологий трубадуров, часто — двуязычных, на языке оригинала и в переведе. В последнее время увеличилось число таких изданий в Англии и США.
В России стихи трубадуров переводили К. Батюшков, А. Майков, А. Блок, Ф. де ла Барт, А. Сухотин и другие. Однако сколько-нибудь значительного собрания старопровансальских текстов до настоящего времени на русском языке издано не было. Публикуемые в настоящем томе переводы Валентины Дынник выполнены специально для «Библиотеки всемирной литературы». Эти переводы воспроизводят сложную систему рифм и строфики трубадурских текстов; издававшиеся до сих пор за рубежом антологии переводов трубадурской поэзии на другие европейские языки этого принципа не соблюдали.
БЕ3ЫМЯННЫЕ ПЕСНИ
«Все цветет! Вокруг весна!..» — Стихотворение представляет собой образец древней фольклорной песни, связанной с пляской, а может быть, даже с драматизированной игрой, во время которой из хоровода подданных «королевы весны» изгонялся скучный «старый король», символизировавший одновременно и зимнюю стужу, и нелюбимых старых мужей. Как раз эта анонимная песня-пляска в свое время приводилась в качестве доказательства связи древнейшего пласта старопровансальс.кон .лирики с весенними обрядами.
«Я хороша, а жизнь моя уныла...»—Песня, близкая к фольклорному жанру так называемых «песен о несчастливом замужестве». Гастон Парис приписывал также и этому жанру большую роль в генезисе куртуазной лирики, хотя и воспринимал мотив несчастливого замужества как чисто обрядовый, «игровой» элемент, не имеющий никакой связи с реальной жизнью.
«Отогнал он сон ленивый...» — «Альба», или «песнь рассвета», также относится к числу жанров, близких к народной поэзии. Ситуация, рисуемая альбой, характерна для рыцарской любви. Феодальный брак был откровенной политической сделкой: принимались во внимание интересы сюзерена, интересы содружества вассалов, но никак не личные чувства будущих супругов. Поэтому «первая появившаяся в история форма половой любви, как страсть, и притом доступная каждому человеку (по крайней мере из господствующих классов) страсть, как высшая форма полового влечения,— что и составляет ее специфический характер,— эта первая ее форма, рыцарская любовь средних веков, отнюдь не была супружеской любовью. Наоборот. В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают это. Цвет провансальской любовной поэзии составляют «альбы» (albas), по-немецки песни рассвета. Яркими красками изображают они, как рыцарь лежит в постели у своей красотки, чужой жены, а снаружи стоит страж, который возвещает ему о первых признаках наступающего рассвета (alba), чтобы он мог ускользнуть незамеченным...» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 21, изд. 2-е, с. 72-73).
