столицы распрекрасно довезет, а за два — порожний Ямщик. Спрашивать будут, конечно — откуда, куда, зачем. По дороге придумай и соври что-нибудь убедительное, ты, я смотрю, не дура. Ага, вот! — Он припомнил одно из приключений Роли-Прыткого. — Соври: в столице у тебя тетушка умерла, оставила лавку и денежки, и завещания нет, так что, кто первый из наследников приедет, тот все и приберет к рукам. Ничему так охотно люди не верят, как тому, что человек ради денежек из шкуры вон выворачивается... Письмо я сложу и напишу, куда его доставить. Не расспрашивай дорогу: для надежности высмотри человека победнее одетого и покажи ему серебрушку — живенько тебя проводит до нужного места. А в том доме будет девушка по имени Тами. Ей письмо и отдашь да еще расскажешь, как все у меня обстоит. А дальше не твое дело, тебе уже ничего не придется делать. Дядя у девушки ох какой непростой, сможет сделать так, чтобы твоя маркиза до старости от страха писалась. Девушка тебе еще золота даст и спрячет надежно — дюжина маркиз не отыщет. А если проживешь в городе год и один день,
будешь вольной горожанкой, и никакая маркиза тебя не достанет, что бы там у тебя на спине ни было написано... Может, слышала про такой городской обычай?
— С детских годочков. Кружат такие разговоры: мол, ежели благолепно проживешь в городе год и один день, то станешь вольным горожанином. Одни говорят, что все сказки, другие клянутся, что доподлинная правда. Только никто ни разу не решился. При маркизе жили неплохо, а когда пришла эта... стало жутко. Двое пытались сбежать — поймали и такое сотворили принародно...
— Такой обычай есть, чистая правда, — сказал Тарик и сотворил знак Создателя. — Если что, весь город поднимется — не из благородства души, а оттого, что строжайше бдят за соблюдением старинных вольностей.
Он читал во взятой у худога Гаспера кожаной книге, что произошло в Арелате триста лет назад. От барона, обитавшего перегонах в двадцати от столицы, сбежал молодой кабальник-златокузнец, приносивший своими трудами барину неплохую денежку. Добрался до Арелата и не прогадал: стал Подмастерьем у Мастера, хорошо себя показал, так что через год и один день его приписали к Цеху, и Мастер всерьез собирался, как это часто водится, выдать за него дочку.
Вышло так, что барон прознал и приехал в столицу с тремя слугами. Должно быть, он, как многие баре из глухомани, привык чувствовать себя маленьким королем в своей округе и городского уклада не знал. Средь бела дня слуги вытащили златокузнеца из дома, спутали руки и хотели привязать к седлу, чтобы плелся за конем весь обратный долгий путь. На крики домочадцев Мастера сбежались соседи и безо всякого почтения стали кричать барону, кто он, по их мнению, есть. Барон схватился за шпагу, а слуги — за тесаки, нескольких человек поранили. Тут уж собралась немаленькая толпа, вооруженная чем попало, и всех четверых сгоряча ухайдокали до смерти. Король Магомбер, на что был суров и даже лют, повелел оставить все без последствий. Умен был и не вспыльчив, а потому,
достоверно известно, сказал, что барончик из глуши ничтожен по сравнению с бунтом, когда может подняться весь Арелат...
Однако рассказывать девушке эту давнюю историю Тарик не стал — не хотел тратить время. Еще раз сотворил знак Создателя и спросил:
— Так что, берешься? И денежки у тебя будет много, и вольной горожанкой станешь...
С величайшим сожалением оторвав взгляд от рассыпанных по красному атласу покрывала монет, Ялина решительно отрезала:
— В жизни не возьмусь! Даже если ты не врешь, не стану я нарываться! В замке притерпелась, хуже не будет, а если пойду в город и поймают... Знаешь, что с теми двумя беглецами сделали? Кожу содрали принародно, соломой набили и в их дворах поставили. А самих бросили под замок в подвал, и там они умерли без еды и воды, от крыс отбиваясь, пока силы были...
— Ну ладно, — сказал Тарик, видя, что ее непреклонность не переломить. — А может, в деревне отыщется какой-нибудь отчаянный молодец? Вся денежка его будет... ну, и тебе половина отойдет за помощь, а когда меня друзья выручат, отсыплют тебе золота полной горстью...
— И не подумаю! — закаменев личиком, выпалила Ялина. — Не знаешь заранее, кто притаился в наушниках маркизы, им кто угодно может оказаться — хоть родня, хоть закадычные подруги. И не нужно мне золота, если кожу содрать могут! Не шебутись и сиди спокойно, коли уж тебе такая судьбина выпала...
— Ялина, ты не понимаешь...
— Это я-то не понимаю?! — она натуральным образом вызверилась, словно разъяренная пантерка. — Я не понимаю?! Чтоб ты знал: мой старший брат два года как на дне Кровавого озера, а ты тут мне чирикаешь! — Чуть успокоившись, она продолжала тише: — Очень мы друг друга любили, в детстве не разлучались... Он был зухвалый парень, с юности охотничал с позволения маркиза, от пахотных или там пастушьих забот получил освобождение. Удачливый был, дичину в замок носил, матери белок набил на
шушунчик, зимой матерущего волка принес, в одиночку его взял. Красивый был парень, видный, девушку завел, жениться хотел... И попался однажды маркизе на лесной дороге. Так-то он в деревне бывал редко, маркиза его допрежь не видела — но может, кто из соглядатаев донес, что есть такой красивый парень... Маркиза забрала его в замок, и угодил он в «опоенные». Когда стал ни на что для женщин не пригоден, маркиза поначалу хотела отослать его назад в деревню и даже дать немного денежек — он две недели вел себя примерно, смирился. Только я ему рассказала уже, что к чему, что это насовсем. Дело было за обедом, мне рассказали подавальщицы. Он схватил столовый нож — у них только ручки золотые, а лезвия стальные, преострющие. Я ему забыла рассказать, что двое лакеев, за трапезой неотлучно стоящие у кресла маркизы, — телохранители. Скрутили. Ну, хоть не мучили... Теперь будешь говорить, что я ничего не понимаю?
На ее личике отразилось столь неподдельное горе, что Тарик покаянно вымолвил:
— Я же не знал, прости...
— Создатель простит...
— И что же
