Поэзия — искусство насквозь мифологическое, ведь оно заставляет весь мир, включая неживую природу, светила и стихии, сопереживать чувствам человека. Но древняя мифология и описывала весь мир, от его начала до конца света, как мир, созданный и населенный существами — богами и духами, подобными человеку, и способными поэтому сопереживать или вредить ему. Древнескандинавская поэзия — поэзия скальдов — была, конечно, далека от современной лирики. Ее сюжеты — битвы и победы эпохи викингов. Исландцы любили своих скальдов, но понять их стихи мог лишь тот, кто хорошо знал мифологию. Вот образец поэзии одного из самых древних и знаменитых скальдов IX века — Браги Старого, которого исландцы даже включили в число богов:
Ведьмин враг десницей
Взял тяжелый молот,
Как узрил он рыбу,
Страны все обсевшу.
В этой строфе запечатлен один из основных мифов скандинавского язычества — о борьбе громовержца Тора с Мировым змеем, главным противником богов. Только человек, знающий, что оружие громовержца — это молот, а Мировой змей вырос до таких размеров, что кольцом обернулся вокруг земного круга — «обсел все страны» — догадается о содержании строфы. Но это еще не все. Нужно догадаться, что «ведьмин враг» — это Тор, потому что он сражается с нечистой силой; такие словосочетания, нарочито «зашифровывающие» имена мифологическим «шифром», назывались в Исландии кеннингами. Другой такой кеннинг относится к Мировому змею, который назван «рыбой (ведь он обитает в океане), страны все обсевшей». Объяснению этих кеннингов посвящена специальная часть «Младшей Эдды» — «Язык поэзии».
Не один Снорри любил древнюю культуру своего народа. Другие ученые исландцы-христиане собрали и записали мифологические и эпические песни языческой поры. Этот сборник получил название «Старшая Эдда», или «Поэтическая Эдда» (в отличие от прозаической «Младшей»), — его песни цитировал сам Снорри Стурлусон. Язык этих песен менее «зашифрован», чем язык поэзии скальдов, но, как и во всякой мифологической поэзии, в этом языке много неясного для современной науки. Напротив, прозаический язык Снорри представляется ясным и чистым, хотя мы и видели, что за его простотой скрываются серьезные проблемы, стоявшие перед средневековым человеком.
Читатель может обратиться к переводам «Старшей Эдды», «Младшей Эдды», поэзии скальдов и саг, а также к тем увлекательным работам, которые посвящены современному пониманию древней скандинавской литературы и культуры. Замечательная школа отечественных скандинавистов — книги и переводы М.И. Стеблин-Каменского, А.Я. Гуревича, Е.М. Мелетинского, О.А. Смирницкой — сделали эту культуру близкой нынешнему читателю.
Борьба воина с чудовищем. Плаcтина VIII века
Мир реальный и мир мифологический. Пространство и время: начало вселенной и космическая жертва
Снорри начинает свое повествование в прологе к «Младшей Эдде» с христианского мифа о сотворении мира, Адама и Евы и рассказа о потопе. Это нужно ему для того, чтобы объяснить, как люди придумали себе языческих богов.
Расселившиеся после потопа по всей земле люди не знали истинного Бога. Но они видели, что земля каждый год дает жизнь растениям. «Люди думали, что скалы и камни — это зубы и кости живых существ. И по всему этому они рассудили, что земля живая <…>, что она стара годами и могуча в своем естестве. Они питала все живое и завладевала всеми умершими. Поэтому они дали ей имя и возводили к ней свой род».
Мифы о матери-земле известны большинству народов мира. Собственно, это и не мифы, а вполне рациональное объяснение земного плодородия. Мы помним и германский миф об андрогине Туисто, рожденном землей. Но Снорри уже знал, что земля — это круг, разделенный на три континента. В центр круга он помещал Трою, или Асгард. И вот в этот Асгард является Гюльви, и первый вопрос, который он задает его обитателям: «Кто самый знатный или самый старший из богов?»
Христианин не задал бы такого вопроса, но Снорри рассказывал о древних временах. Гюльви получает от Высокого довольно уклончивый ответ: «Его называют Всеотец, но в древнем Асгарде было у него двенадцать имен». Все двенадцать имен перечисляются, и хотя имена Херран («Вождь войска») или Хникар («Сеятель раздора») ясно свидетельствуют, о ком идет речь, среди них нет имени Один. Дело не только в упомянутом магическом отношении к имени. Когда Равновысокий говорит, что Всеотец «создал небо, и землю, и воздух, и все, что к ним принадлежит», создается впечатление, что речь вообще идет о христианском Боге. Это впечатление усиливается, когда Третий дополняет ответ Равновысокого: «Всего важнее то, что он создал человека и дал ему душу, которая будет жить вечно и никогда не умрет, хоть тело и станет прахом иль пеплом. И все люди, достойные и праведные, будут жить с ним в месте, что зовется Гимле («Защита от огня») или Вингольв («Обитель блаженства»). А дурные пойдут в Хель (преисподняя), а оттуда в Нифльхель — «Туманную Хель» (глубины преисподней). Это внизу, в девятом мире». Из того, что мы уже знаем об Одине, ему трудно приписать заботу о душе человека и представление о ее праведности. Несмотря на скандинавские имена загробных обителей, речь идет о христианском рае и аде (его девяти «кругах»). Даже три божества, занимающих престолы в Асгарде, напоминают о христианской Троице, а двенадцать жрецов-диев — двенадцать апостолов. Но двенадцать богов было и на греческом Олимпе: из них трое — Зевс, Посейдон и Аид— были главными, правившими небом, землей и преисподней. Мы знаем, однако, что христианские и античные параллели — не главное для исландского писателя, и Снорри ждет от своих героев других ответов о судьбах мира.
И очередной вопрос Ганглери-Гюльви не заставляет себя ждать: «Каковы же были деяния его до того, как он сделал землю и небо?» И ответил Высокий: «Тогда он жил с инеистыми великанами»…
Здесь христианский миф кончается, и Гюльви начинает допытываться: «Что же было вначале?» И Высокий отвечает словами из первой и самой знаменитой песни «Старшей Эдды» — «Прорицания вёльвы», провидицы. Если под именем Высокого скрывался Один, то он хорошо знал эти слова — ведь они были адресованы самому Богу, когда тот спустился в преисподнюю Хель, чтобы поднять вёльву из могилы и узнать у нее о начале и грядущих судьбах мира.
В начале времен
не было в мире
ни песка, ни моря,
ни волн холодных (был лишь великан Имир).
Земли еще не было,
и небосвода
бездна сияла,
трава не росла.
Зияющей бездне — Гиннунга гап — Равновысокий дает иное название — Нифльхейм, Мир тьмы. Он был создан в начале времен. В его середине бурлит поток, называемый Кипящий Котел, а из потока вытекают десять рек с мрачными именами — «Холодная», «Свирепая», «Буря», «Волчица»… Еще одна река течет у самых врат преисподней — Хель.
Насколько это суровое «нордическое» начало мира непохоже на библейское повествование о рае — прекрасном саде, который насадил Бог на востоке! Из этого сада — земного рая — как верили в средневековой Европе, тоже во все стороны света вытекают реки, но это были не мрачные «Буря» или «Волчица», а плодородные Тигр и Евфрат, Инд и даже Дунай…
Изначальный холод и мрак скандинавской космогонии напоминает о суровой природе Исландии. Но из слов Третьего выясняется, что раньше этой холодной Бездны, расположенной где-то на севере, на юге существовала Страна огня, Мусспель (или Мусспельхейм), где «все горит и пылает». Конечно, исландцы могли живо представить такую страну нестерпимого жара и не отплывая со своего острова — исландские гейзеры с кипящей водой свидетельствовали об этом жаре, исходящем из преисподней. Но мы видим, что эта мифологическая предыстория вселенной соответствует представлениям Снорри о географии: холодной Великой Швеции на севере (северо-востоке) и Стране Черных Людей на юге. В Мусспель нет никому, кроме обитателей этой страны, доступа не только из-за зноя, но и потому, что на краю Мусспеля сидит великан Сурт, чье имя значит «Черный», в руке у него пылающий меч и в конце времен он должен спалить весь мир.
Но до конца времен еще далеко, и обитатели Асгарда рассказывают Гюльви о том, как пришли в соприкосновение изначальные области холода и жара. Потоки, несущие свои ядовитые волны из Мировой бездны, оледенели на холоде, яд выступил из них росой и превратился в иней, который заполнил бездну на севере. Но южнее шли дожди и дули ветры, а там, куда залетали искры из Мусспеля, было тепло и сухо. Иней стал таять от проникающего с юга теплого воздуха, и из стекающих капель и брызг ледяного потока Эливагар («Бурные волны») возник великан Имир. Недаром иное его имя — Аургельмир, «Шумящий в потоке».
