Между тем сестра главаря оделась-обулась, запрягла четырёх резвых бычков, вскочила на нарту и полетела в город за вином. Но на спуске к реке Масай-богатырь сдёрнул её с нарты, приподнял над землёй и отбросил на обочину дороги — там она испустила дух. Труп, как и тело первого гонца за вином, закопал в снег, упряжку запрятал в кустах. И вернулся к чуму. А внутри чума главарь просит женщину-пленницу:
— Женщина, выйди на улицу, посмотри, не едет ли моя сестра?
— Хорошо, — ответила пленница, жёнушка Масая.
А Масаю-богатырю это и надо было. И когда жена вышла на улицу, он тотчас схватил её за руки, отвел подальше от чума, тихонько стал расспрашивать её:
— Милая жёнушка, как ты — здорова ли?!
— Как видишь, жива-здорова, — радостно прошептала она.
— Главарь тебя в жёны взял?
— Да, объявил об этом.
— Он тронул тебя?
— Нет, ещё не тронул.
— Это не похоже на самоеда. Что не так?
— Главарь очень боится тебя. Всё время говорит: «Чую, жив Масай-богатырь. Чую: пустится за нами в погоню». Спит в твоей кольчуге, а сбоку кладёт твой меч и твой железный шлем. Его правая рука лежит на рукоятке меча. Какая же может быть любовь в доспехах и в кольчуге?! Сам знаешь. Так что он объявил меня женой, но между нами ещё ничего не было.
— Ладно, — сказал Масай. — Я совсем безоружный. Ты сделай так, чтобы он снял кольчугу.
— Сделаю.
— Я буду ждать у вашего изголовья, за покрышкой чума, — сказал Масай. — Как только он снимет кольчугу, ты подай мне сигнал.
— Хорошо. Ты услышишь сигнал, узнаешь его, — сказала жёнушка Масая.
И она вернулась в чум. Главарь тотчас спросил:
— Не видно моей сестры?
— Нет.
— Ладно, ещё немного подождём.
Наступил вечер. Женщина расстелила постель. Села на пушистую оленью шкуру, вытащила гребешок, распустила долгие, почти до пояса, шелковистые волосы и начала медленно их расчёсывать. И воркующим и одновременно тоскующим голосом, с лёгкой ленцой заговорила с главарём:
— Сколько уже времени прошло, как ты меня в жёны взял. А как муж с женой мы не живём…
— Боюсь я Масая, — сказал главарь, сидя рядом с женщиной на своей половине постели. — Чую: он жив. Только вот в этой железной малице чувствую себя спокойно. А она не даёт прикоснуться к тебе.
И он любовно погладил кольчугу на груди.
— Так сними железную малицу.
— Боюсь, вдруг в это время как раз нагрянет Масай с войском.
— Масая давно нет в живых. Сам же говорил, что он погиб.
— Говорить-то говорил. Говорил одно, а чую другое: жив.
— Если бы был жив, так давно бы нас догнал, — говорила женщина.
— И то верно, — согласился главарь.
Между тем женщина продолжала расчёсывать волосы. Плавно поводя плечами, заговорила как бы сама с собой вполголоса, воркующе:
— У молодой кровь кипит, к молодой сон не идёт. Без мужчины жизнь не мила!..
Говоря это, она как бы нечаянно уронила с плеч ягушку. И медленно отложила гребень, опустила руки, чтобы накинуть на себя своё одеяние. Но главарь остановил её и откинул полу ягушки с её бедра. Он впервые увидел её обнажённое тело — и от изумления охнул и зачмокал губами. Её тело было белее белого снега. С высокой грудью. С тонкой талией. С упругими и округлыми, как полная луна, бёдрами. Такую красавицу он ещё не видел. Самоедки-чернавки давно уже не возбуждали его плоть, избалованное женским телом. Поэтому в последние годы были у него только белотелые жёны-полонянки. С набегов на юго-запад привозил вогулок, с юго-востока — остячек. Они жили у него от набега до набега. Потом, если они рожали детей, он отселял их в отдельный чум. А если не рожали, то дарил их близким родственникам или воинам, особо отличившимся при набегах. Но такая сочная да статная, красивая да зрелая ему ещё не попадалась. И тут же, помимо его воли, взыграла его плоть, затмив его сознание, позабыв об осторожности. Одна его рука потянулась к женщине, уложила её на постель и, придерживая её, как будто она могла сбежать, пальцы его ощупывали и мяли её высокие груди с набухшими шишечками сосков, а другая то пыталась стянуть кольчугу, позвякивающую железными кольцами, то спустить короткие штаны из ровдуги. При этом страстным свистящим полушёпотом бормотал:
— Сейчас я тебя съем! Съем, съем…
А Масай-богатырь за стенкой чума нетерпеливо ждал сигнала жены. Он слышал невнятную возню внутри, а условного знака всё нет. На мгновение даже промелькнула мысль: уж не «растаяла» ли его жёнушка под страстными ласками главаря? Ведь она, он хорошо помнит это, в миг сладостратного единения забывала обо всём на свете — она знает толк в любви, и умеет безумно любить. Но он тотчас отогнал эту дурную мысль: нет-нет, его милая жёнушка ни за что не отдастся этому коварному разбойнику! Ни за что! Наконец он услышал условный сигнал жены — на одном вдохе и выдохе, с оттяжкой посередине, протяжно-сладкий стон:
— Оххх—ааа!..
Это жена звала на помощь.
Масай тут же дёрнул вверх нижний край покрышки чума, сунул руку внутрь, нащупал косу главаря, крепко схватил её и с силой рванул на себя. Главарь стрелой вылетел из чума. В ревнивой ярости Масаю привиделось-показалось, как набухшая плоть главаря пропахала невидимую дорожку по потайному месту его жены, по её гладкому и нежному животу, по её лицу и вбуравилась в снег на улице.
Голый разбойный главарь ходкой подволокой прокатился по утоптанной корке снега и врезался мордой в сугроб далеко за чумом. Видно, холодный снег мгновенно отрезвил его. Когда Масай обернулся, тот уже стоял на ногах — и тотчас набросился на своего соперника. Главарь тоже был богатырского телосложения. Он схватил Масая за пояс, поднял и бросил через голову за спину, надеясь, что тот упадёт на твёрдый утоптанный наст возле чума и разобьётся. Но Масай перевернулся в воздухе и приземлился на ноги лицом к противнику. При этом, пролетая над головой разбойника, Масай успел могучий свой кулачище опустить на его макушку. Тот от удара только крякнул и чуть присел. Но прорези его глаз резко расширились, увидев, что Масай не только не упал и не разбился об обледеневшую землю, а ещё и приземлился на ноги. Теперь, по неписаным законам чести и борьбы, должен нападать Масай. И Масай набросился на главаря, но никак не мог ухватить его — после сугроба снег на его голом теле тотчас растаял, и он стал скользким, как налим. Он ловко выскальзывал из рук — не за что ухватиться. А главарь в свою очередь снова схватил богатыря за пояс и опять через голову пустил его изо всех сил за спину. На этот раз Масай, перевернувшись в полёте, приземлился на нарты, и нарты рухнули под ним, и он устоял на ногах. Но успел-таки ещё раз ударить противника по макушке. На этот раз удар, видно, был ещё чувствительнее. Главарь присел и потряс одуревшей башкой.
Тут Масай снова набросился на врага — и в третий раз отлетел через голову разбойника. Приземлился, как всегда, на ноги. Присел чуть ниже, чем обычно. И тут увидел стоявшую колом, как у осеннего хора в пору гона, чёрную, как старое топорище, плоть главаря. Подумал: вот чёрт ненасытный, крепко, видно, взбодрила моя жёнушка. Но потом сообразил, что это сейчас самое уязвимое место разбойника. А главарь между тем всё потряхивал головой после очередного удара по макушке. При этом его коса моталась из стороны в сторону. И Масай, будто кто шепнул ему, обратил внимание на разбойничью косу. Теперь он понял, что нужно делать.
И Масай, положив левую руку на голову, а правую опустив и заведя за бедро, двинулся к противнику. Пока главарь соображал, что бы это значило, Масай подобрался к нему, схватил одной рукой за косу, другой за чёрную неуёмную плоть, мгновенно оторвал от земли, высоко поднял на вытянутых руках и швырнул его вперёд на остро торчащие вверх носы нартовых полозьев.
Главарь свалился на острые нартовые носы. Дёрнулся, застонал, снова дёрнулся изо всех сил — и встал на ноги. Силён был, крепок был главарь разбойников.
Теперь оба одновременно ринулись навстречу друг другу.
Схватились.
Рухнули в сугробы.
Вскочили опять на ноги.
Снова упали на землю и покатились по сугробам вокруг чума.
Все сугробы примяли вокруг чума. Все деревья и кусты обломали. Силён и ловок был главарь в бою. Он ускользал от Масая-богатыря, как налим на скользком льду.
Наконец Масай-богатырь изловчился, схватил главаря и снова бросил на острые носы нартовых полозьев. Дёрнулся главарь, застонал, но на сей раз не сумел вырваться — и вскоре испустил дух.
Масай-богатырь постоял над ним, потом вымыл снегом руки, обвёл взглядом победителя безмолвную тундру и лишь после этого медленно направился к чуму, медленно поднял полость-дверь и шагнул внутрь мехового жилища. На левой лежанке он увидел белую ягушку жены. Подошёл, поднял ягушку. Под ней лежала его милая жёнушка, совершенно голая. Он долго смотрел на неё, потом охрипшим голосом сказал:
