[Поселянин приходит к Ренси девять раз и произносит девять речей, обличая разгул несправедливости вокруг и упрекая Ренси в бездействии и попустительстве беззаконию. Распорядитель угодий, во исполнение наказа фараона, по-прежнему оставляет жалобы без ответа. Потеряв, наконец, терпение, поселянин заявляет:]
«Проситель оказался неудачлив;
его противник стал его убийцей…
Опять ему с мольбой идти придется,
[но — не к тебе уже, вельможа Ренси!]
Тебя я умолял — ты не услышал.
Я ухожу. Я жаловаться буду
Анубису-владыке на тебя![90]»
И тут глава угодий фараона
вельможа Ренси, сын вельможи Меру,
двух стражников послал за ним вдогонку.
Перепугался этот поселянин:
подумал он, что делается это
затем, чтоб наказать его сурово
за дерзкие слова. Воскликнул он:
«Разлив воды для мучимого жаждой,
грудное молоко для уст младенца —
вот что такое смерть для человека,
который просит, чтоб она пришла,
но — тщетно: медлит смерть и не приходит!»
Сказал тогда глава угодий Ренси,
сын Меру: «Не пугайся, поселянин!
С тобой ведь для того так поступают,
чтоб ты со мною рядом оставался».
Промолвил поселянин: «Неужели
вовеки мне твоим питаться хлебом
и пиво пить твое?»
Ответил Ренси,
глава угодий, сын вельможи Меру:
«Останься все же здесь, и ты услышишь
все жалобы свои».
И приказал он,
чтоб слово в слово зачитали их
по новому папирусному свитку.
Затем глава угодий фараона
вельможа Ренси, сын вельможи Меру
доставил свиток с жалобами теми
Величеству Верховья и Низовья
Небкаура, что голосом правдив.
И было это сладостней для сердца
Величества Его, чем вещь любая
египетских земель до края их!
И рек Его Величество: «Сын Меру!
Сам рассуди и вынеси решенье!»
Тогда глава угодий фараона
вельможа Ренси, сын вельможи Меру,
послал двух стражей за Джехутинахтом.
Когда его доставили, был тотчас
составлен список…
[Заключительные 7 столбцов текста разрушены. По отдельным уцелевшим словам, однако, можно понять, что справедливость восторжествовала: поселянину возвратили его ослов с поклажей, а все имущество Джехутинахта — 6 человек прислуги, домашний скот и запасы полбы и ячменя — было конфисковано.]
Рассказывают, что жили некогда в Та-Кемет два брата. Старшего брата звали Правда. Был он добр, отзывчив и всегда бескорыстно помогал тому, с кем приключалась беда. Не было случая, чтоб Правда кого-нибудь обманул, обидел или поступил не по справедливости.
Наверно, поэтому и был он таким красивым, что невозможно было отвести глаз.
Все любили Правду. Только его младший брат, Кривда, горбатый отвратительный карлик, ненавидел его, потому что завидовал ему черной завистью.
Зависть и злоба измучили Кривду, истерзали ему сердце, не давали спать по ночам.
И вот, больше не в силах так жить, урод решил погубить брата.
Бессонными ночами он лежал и думал, как это лучше сделать. И, наконец, придумал…
Наутро он отправился в тот квартал города, где жили ремесленники, и заказал у оружейного мастера дорогой кинжал с ножнами. Когда заказ был готов, карлик взял десять караваев хлеба, посох, бурдюк с вином и кожаные сандалии, запихал это все в сумку и пошел к дому брата. Там он отыскал домоуправителя и сказал ему:
— Мне надобно на несколько месяцев покинуть город по важному делу. Возьми себе эти десять хлебов, бурдюк, посох и сандалии, но сохрани до моего возвращения вот этот кинжал. Я боюсь оставлять его дома: вдруг, пока меня нет, в дом заберется вор? А этот кинжал очень мне дорог.
— Хорошо, — не подозревая за столь обыденной просьбой никакого черного умысла, согласился домоуправитель.
Кривда вручил ему сумку и кинжал и ушел.
Минуло несколько недель.
Как-то раз домоуправитель Правды хозяйничал в сокровищнице, наводя там порядок. На глаза ему попался кинжал Кривды. Домоуправитель вынул его из ножен и, обнаружив, что металл потускнел от времени, решил почистить его. Он пошел с ним на берег пруда и стал драить его куском овечьей шкуры.
Но тут случилась беда: кинжал выскользнул из его рук и упал в пруд.
Один из слуг Правды был подкуплен. Он тут же донес обо всем Кривде. Кривда немедленно явился к брату.
— Где мой кинжал? — стал требовать он. — Верни его. Я пришел за ним.
— Мой слуга потерял кинжал, — виновато улыбнулся Правда. — Но не горюй. В моей сокровищнице очень много драгоценных кинжалов. Выбери любой из них, а если хочешь — возьми два или даже три.
— Как? Ты потерял мой кинжал? О, злодей! — вскричал, кипя гневом, Кривда. — Нет, ты не потерял, ты украл его! И еще смеешь предлагать мне обмен! Где найдется другой такой кинжал? У моего кинжала лезвие было широкое, как Нил, а гранаты на рукоятке были величиной с гору!
— Разве может кинжал быть таким большим? — искренне удивился добрый Правда.
Но Кривда не стал его слушать и потащил в суд.
— Доверил я Правде свой кинжал, — заявил он судьям. — И Правда его не уберег. А кинжал тот был необыкновенный! Клинок его — Нил, рукоятка — обелиск, ножны больше, чем пещеры в западных скалах. Именем Ра клянусь в том, что все, мною сказанное, — истинно.
— Какого же ты требуешь приговора? — спросили озадаченные судьи.
— Пусть его схватят, ослепят на оба глаза, и пусть он будет у меня рабом!
— Что ж, — сказали судьи, — как ты требуешь, так мы и поступим.
Правда, услышав это, содрогнулся от ужаса.
Но сколько он ни умолял брата о пощаде, горбатый уродец только смеялся ему в лицо. По приказу судей стражники схватили Правду, заковали в цепи, ослепили и отдали Кривде.
Кривда сделал Правду привратником у себя в усадьбе. Упиваясь свершившейся местью, с наслаждением он смотрел, как брат сидит у ворот и горько оплакивает свою участь.
Но скоро Кривда опять потерял покой. Как-то раз, когда ему наскучило смотреть на плачущего брата, он встал и пошел прочь от окна, и тут случайно увидел свое отражение в начищенном до блеска сосуде. Омерзительный кособокий горбун отражался в полированном серебре! Кривда зашипел от злости, вновь подбежал к окну на своих коротеньких ножках и впился ненавидящим взглядом в красавца Правду.
— Эй, слуги! — взвизгнул он. — Схватите его немедленно, убейте и бросьте в пустыне на растерзание шакалам!
Потом он злорадно смотрел, как покорные рабы подхватили Правду под руки и поволокли в пустыню. Когда крики брата стихли вдали, Кривда ушел в беседку и приказал подать туда самые лучшие кушанья. Настроение у него было превосходное.
А рабы тем временем привели слепого Правду в пустыню, швырнули его на песок и достали ножи.
— Не губите меня! — в отчаянии взмолился Правда. — Бросьте меня здесь и скажите своему господину, что выполнили приказание. Я уйду из этих мест и никогда не вернусь.
Рабы переглянулись.
— Может, пощадим его, а? — неуверенно проговорил один. — Он ведь не делал нам зла.
— Но если Кривда узнает, что мы его обманули, нас самих убьют! — сказал другой, однако в голосе его тоже не было решительности.
— А откуда он узнает, если мы сами прикусим языки и не будем болтать лишнего? Все подумают, что этого слепого беднягу сожрали шакалы… Он ведь и так погибнет — один, без еды и воды в пустыне, да еще слепой. Он и дня не выдержит. А мы зато не совершим злого дела, и Ра не покарает нас… Эй, ты! — крикнул он Правде. — Мы уходим, и ты тоже убирайся отсюда поживее, чтоб нам не поплатиться за свою доброту!
Египетский рабовладелец со своей семьей
Растроганный Правда поблагодарил этих несчастных, ничего, кроме побоев, не видевших рабов, которые, несмотря на жестокое обращение с ними Кривды, сохранили немного добра в сердцах.
— Боги вознаградят вас! — сказал Правда и побрел, сам не ведая куда.
Три дня он мучился на жаре. Все его тело было в кровоподтеках и ссадинах, так часто он спотыкался о камни и проваливался в ямы.
На четвертый день, обессилев от жажды и усталости, Правда упал у подножия холма. Ощупью он дополз до какого-то камня, лег рядом и приготовился встретить смерть.
В это время под шатром, защищающим от солнца, рабы несли через пустыню на носилках знатную девушку из соседнего города. Они заметили лежащего Правду и остановились.
