Ознакомительная версия.
Идеальное общество Вальмики
Теперь очень кратко рассмотрим природу идеального общества Вальмики. Первое, что сразу поражает, – сложность этого общества и высокая степень дифференциации между взаимозависимыми составными частями. В основе общества – четкая градация рангов, при этом ранг зависит не от богатства, а лишь от умственных способностей. Доктрина реинкарнации принимается как само собой разумеющаяся. Концепция кармы (совершение действий, приносящих плоды в другой жизни) в сочетании с теорией реинкарнации приводит к выводу, что ранг определяется исключительно по наследственному принципу. Тот, кто достоин быть брахманом, рождается брахманом, а тот, кто должен родиться шудрой, рождается шудрой.
Эта теория нашла практическое отражение в кастовой системе, или, как говорят индийцы, в системе «цветов» (варн), на современном языке – системе «джати» («рождение»). В основе системы – четыре «цвета»: брахманы (священнослужители и философы); кшатрии (воины и властители); вайшьи (торговцы и земледельцы) и шудры, служащие представителям трех высших каст и не являющиеся дваждырожденными, то есть не прошедшие обряд посвящения, символизировавший второе рождение. Кроме того, в рамках четырех основных групп существует огромное количество подкаст, которые теоретически могли возникнуть благодаря межкастовым бракам.
У каждого «цвета» свой моральный долг и обязанности (дхарма). Нарушение собственной дхармы – смертный грех, заслуживающий самого сурового наказания. В концепции «собственной дхармы» проявляется коренное отличие индийского общества от всех абсолютистских моралей, включая иудаизм и буддизм. Вот один из конкретных примеров: Декалог Моисея (Десять заповедей) включает в себя заповедь «не убий» и эта заповедь, по сути, относится к каждому – философу, солдату, торговцу, что не совсем логично. В индуизме же, проникнутом доктриной ахимсы, непричинения вреда, не делается попытки связать этим принципом кшатриев или шудр: лишь отшельник и философ, стоящий выше всех в духовном плане, не должен причинять вред любому живому существу. В то же время воин, уклоняющийся во время битвы от нанесения вреда человеку или животному, достоин презрения как человек, не следующий своему моральному долгу. Эта проблема поднимается и в Рамаяне, когда Сита говорит Раме, что теперь, когда они живут в лесу, в убежище отшельника, им следует руководствоваться принципами йоги и не причинять вреда не только животным, но и ракшасам (Ракшасы, дайтьи, якшасы и асуры – демоны, постоянные противники людей и богов). Рама, однако, отвечает, что связан своим воинским долгом и обещанием защищать отшельников.
Во всей своей полноте доктрина морального долга реализовалась на практике только в золотую эпоху, когда лишь брахманы практиковали аскетизм и стремились к абсолютному просветлению. Позднее каста кшатриев стала столь же влиятельной, как и брахманы. Говорят, что именно в это время Ману создал шастры (кодексы), в которых излагались обяанности четырех варн. В третью эпоху аскетизм стали практиковать вайшьи, а в четвертую аскетическим самоистязанием занялись и шудры. Таким образом, на протяжении четырех эпох происходил переход от идеальной теократии к полной демократии. В эпоху Рамы уже появились признаки наступления четвертого периода: один из шудр, ставший йогом, был убит Рамой не столько в наказание, сколько во избежание возможных потрясений основ общества.
В аристократическом обществе, которое рассматривает Вальмики, суровость социальной дисциплины возрастает: чем большей властью наделен человек, тем большим самоограничением он должен быть связан, отчасти потому, что к этому его обязывает положение, отчасти потому, что подобный аскетизм есть непременное условие сохранения власти. Об этой концепции аристократического общества следует постоянно помнить, если мы хотим понять порой непостижимые для создания человека демократического общества эпизоды Рамаяны. На кшатрии, тем более если он – царь, лежит обязанность следовать своей дхарме, то есть не только защищать людей и богов, убивая ракшасов, но и придерживаться определенных правил общепринятой морали, даже если эти правила лично для него большой важности не имеют. Так, Рама дважды отрекается от Ситы, хотя в глубине души совершенно уверен в ее абсолютной верности. Это отречение является наиболее драматичным эпизодом истории. Рама и Сита воссоединяются после годичной разлуки, в момент разрешения долгого и напряженного конфликта. Казалось бы, историю должен венчать счастливый конец, но героев ждет решающее испытание, а трагедия лишь отсрочена во времени благодаря появлению богов и оправданию Ситы. В этих трагических эпизодах, повествующих о кульминационном моральном кризисе в жизни Рамы и Ситы, Вальмики в полной мере проявляет себя как мудрец и как поэт. Его идеальное общество практически безгрешно, тем самым ярче подчеркивается, сколь далекоидущие последствия может иметь одна-единственная ошибка. Кайкейи[6] не злобна по сути своей, она лишь очень юна и слепа в своем своенравии, однако именно ее проступок становится причиной трагедии.
В сравнении с миром людей, переживающим серебряный век, автор рисует греховный мир ракшасов, где правят жадность, вожделение и жестокость, заменившие собой щедрость, самоотречение и доброту. Но вся злоба ракшасов направлена вовне, на людей, богов и всех тех, кого ракшасы считают врагами. В своем же мире они демонстрируют сыновью любовь и супружескую верность в ее высшем проявлении, неукротимую храбрость и преданность. Город Ракшасов, выстроенный самим Вишваркарманом, великолепен, в нем процветает искусство. Ракшасы поклоняются богам, практикуют аскетизм. Пусть они и злобны, но на низость не способны. Среди них встречаются такие, как Вибхишана, который не принадлежит к миру зла. Наконец, ракшасов нельзя назвать бесчеловечными, они лишь являются воплощением всего нечестивого, что есть в человеческом обществе. Об этой аллегории следует помнить.
История осады Ланки в оригинале эпоса рассказывается долго и с долей гротескного юмора. Эпизоды с проявлением жестокости несколько смягчаются историями о верности и доброте. Погибшего Равана Рама считает другом. Мандодари горюет о нем, как Сита горевала бы о Раме. История полна чудес, но элемент магии призван не просто украсить повествование, а зачастую играет очень важную роль. Всеми своими чудесными способностями, которыми наделены соперники с одной и с другой стороны, герои обязаны себе, своему аскетизму и умственной концентрации, а не подаркам судьбы. Таким образом, конфликт, лежащий в основе поэмы, – это противостояние героев. Возьмем, к примеру, эпизод с волшебным оружием Брахмы. Оно поразило Ханумана, парализовав его, но Хануман сумел преодолеть силу заклятия. Это яркий пример того, что насилию может противостоять только мудрость.
Читая и перечитывая Рамаяну, все лучше постигаешь ее значимость и понимаешь то влияние, которое она оказывает на индийское общество. Остается лишь сожалеть, что миф о Раме и Сите исключен из современного школьного курса во имя соблюдения религиозного нейтралитета. Не будет преувеличением сказать, что человек, незнакомый с этим эпосом, не может с полным правом называть себя гражданином Индии. Можно добавить, что тот, кто не знает историю Рамы и Ситы, вряд ли может считать себя истинным гражданином мира.
Рамаяна как эпос о животных
В сказаниях народов всего мира мы видим отзвуки древнейших эпосов о животных, сложенных нашими предками. Этих эпосов больше нет, лишь косвенные намеки или отдельные фрагменты позволяют догадываться о них. Нигде в современном мире нет столь богатого материала, позволяющего хотя бы в первом приближении восстановить первобытные мифы, как в Индии. И по сей день индийцы живут в гармонии с природой. Мужчина или мальчик, рассказывающий сказку о мыши или белке, непременно украсит ее криками или движениями соответствующих животных. Индийцы верят, что животные могут чувствовать, а может быть, и мыслить как человек. Людей и животных связывает некое родство, отзвуки которого мы видим в буддизме и джайнизме.
Индийцы – живые люди, и все человеческое им не чуждо. Порой они тоже бывают жестоки, но все же такие проявления редки. В мирном сосуществовании с природой мы видим отзвуки древнего наследия наших предков, когда на заре истории всякое четвероногое существо было человеку братом и другом.
Концепция родства человека с животным миром встречается и в буддистских джатаках, и в Эзоповых баснях, и в сказках дядюшки Римуса. Джатаки рисуют жизнь животных не с целью проиллюстрировать мудрые поговорки, а чтобы посредством ее передать мудрость высшей философии. Любовь Будды и Яшодхары стала поэтической легендой своего времени, и участие в ней птиц и зверей воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Не было ничего странного в том, например, что в стадах оленей, как и у людей, были вожди, готовые отдать жизнь за свой народ. Вместе с тем на основе древних эпосов рождаются новые, встраиваемые в более поздние теологические системы. Из сплава старого и нового формируются герои вроде Ханумана или Гаруды.
Ознакомительная версия.
