— Не уйдёте живыми, франки! Все, все вы тут головы сложите, подлые псы!
Оливьер, полный гнева, пришпорил своего коня, налетел на Фальзарона и пробил его насквозь своим копьём.
— Монжуа! — воскликнул Оливьер. — Франки, победа за нами!
Берберийский король Корсаблис кричит сарацинам:
— Смелее в бой! Франков мало, перебьём их, изрубим, сотрём с лица земли!
Услышал эти слова архиепископ Турпин. Он бросился на сарацина и одним ударом меча разрубил его до самого седла.
Перемешались оба войска в страшной битве. Франки и сарацины колют друг друга копьями, рубят мечами и отражают удары. Повисло над полем боя облако. Летят обломки копий, осколки щитов и мечей. Катятся по земле шишаки и шлемы.
Рубит Роланд мечом своим Дюрандалем, а конь его Вейлантиф топчет врагов копытами.
Оливьер копьём разит сарацин. Семьсот воинов уже перебил он. Осталось в его руке сломанное древко. А Оливьер и обломком копья поражает сарацин.
Жестокий бой, страшная сеча!
Не уронили воины Роланда чести своей родины. Бьются они яростнее львов и тигров, тысячами побивают сарацин, но без числа и счёта встают перед ними новые ряды врагов.
— Монжуа! — крикнул Роланд.
С неистовой отвагой бросился он в самую гущу врагов, а за ним все пэры Франции и архиепископ Турпин.
Дрогнули сарацины и в беспорядке отступили. Но велики потери франков.
Притихла битва.
Наступила передышка.
Роланд, в доспехах, обагрённых кровью, объезжает поле боя. Видит он: почти всё войско франков перебито, не осталось и сотни воинов.
Сбились в табун и вихрем носятся по полю кони, потерявшие хозяина. Жалостно звучит их ржание. Тоска и скорбь щемят сердце Роланда. Чувствует он свою вину.
— О если б здесь был император Карл! — воскликнул он. — Оливьер, посоветуйте: что теперь делать?
— Не знаю, — ответил Оливьер. — Одно нам осталось: биться насмерть. Умрём, но не посрамим рыцарской чести.
— Я затрублю в свой рог Олифант, позову на помощь императора Карла.
— Слишком поздно! Не успеет Карл прийти вовремя. Клянусь, если вернёмся мы во Францию живыми, не отдам я вам в жёны, как прежде обещал, сестру мою, прекрасную Альду!
— Почему вы так разгневались на меня? — с грустью спросил Роланд.
— Друг мой Роланд, — ответил Оливьер, — вы отказались трубить в рог, когда я просил вас. Ваша гордость, ваше безрассудство погубили нас. Сегодня конец нашей дружбе.
Услышал эти слова архиепископ Турпин, пришпорил своего коня и поспешил к ним:
— Время ли сейчас спорить, рыцари? Никто уже не может спасти нас, но всё же, Роланд, трубите, трубите в свой рог! Вернётся император Карл, отомстит за нас и похоронит с честью! Трубите, Роланд!
Взял Роланд свой могучий рог и затрубил. Из слоновьего бивня сделан рог Олифант, зычен его голос — далеко разнёсся зов Олифанта. Но догонит ли он франкское войско?
А войско Карла уже далеко. Уже, спускаясь с гор, увидели франки зелёные поля своей родины.
Радостны лица воинов, но невесело на сердце у императора Карла — нет в нём доверия к Марсилию, закралась в душу тревога. То сожмёт Карл ладонью рукоять меча, то отпустит. В недобрый час оставил он Роланда у самых ворот Франции, в тесном Ронсевальском ущелье.
Вдруг позади них вдали послышался еле слышный гул. То ли горный обвал, то ли зов боевого рога…
— Уж не Роланд ли трубит в рог, просит помощи? Может быть, там, в ущелье, идёт жестокая битва? — говорит император Карл.
— О какой битве речь? — усмехнулся Ганелон. — Вы же знаете, как горд Роланд, никогда не позвал бы он на помощь. Наверно, травит он в горах оленя или косулю. И кто посмел бы напасть на него?
…От страшных усилий лопнули жилы на висках Роланда, каплями сочится густая кровь. С трудом и болью трубит Роланд…
— Нет, так не трубят для потехи! — вскричал император Карл. — Нас предали, Роланд погибает! Скорей, спешим ему на помощь!
Но прежде чем пришпорить своего коня, повелел Карл схватить Ганелона и отдать поварам в обоз на посрамление. Повара привязали предателя за шею. Как лесного медведя, посадили на цепь.
Загремели рога и трубы. Поворачивают назад своих коней франкские воины, скачут назад к Ронсевалю. Поверх кольчуг выпустили рыцари свои бороды[16] грозным вызовом врагу.
А в Ронсевале франки бьются насмерть, но как мало осталось их!
Поредели и ряды сарацин. Сам король Марсилий бросился в битву. Четырех пэров Франции сразил он одного за другим. Увидел это Роланд и вскричал:
— Будь ты проклят, Марсилий! Я отомщу тебе за смерть моих друзей. Узнаешь сейчас силу моего Дюрандаля.
Как вихрь налетел Роланд на Марсилия, разбил в щепы его щит и отрубил ему по локоть правую руку. Упал Марсилий на землю.
Подняли сарацины своего короля и увезли в Сарагосу. Там погибать Марсилию!
Но великий калиф, дядя Марсилия, не покинул поле битвы. Повёл он на франков большой отряд — пятьдесят тысяч чёрных воинов.
У Оливьера меч по самую рукоять в крови. Думал он отереть меч о траву, опустил руку и вдруг полоснул его вражеский клинок по глазам. Горе — слеп Оливьер!
Бросает он поводья, на ощупь берётся за рукоять меча и гонит своего коня в самую гущу жестокой сечи. Направо и налево разит врагов Оливьер.
Но тут всадил ему великий калиф копьё в спину. Обернулся Оливьер, поднял меч, взмахнул им и сразил великого калифа.
— Роланд, ко мне! Побудьте возле меня в мой смертный час.
Упал он с коня прямо на руки Роланда. Видит Роланд: умирает Оливьер. Вынес он своего друга из боя, положил на зелёную траву, но уже не дышит граф Оливьер.
Оправил Роланд на нём доспехи, сложил ему руки на груди:
— Ты мёртв, а без тебя мне жизнь не в радость! Нет и не будет в мире равного тебе рыцаря.
Взял Роланд свой большой рог Олифант и снова в него трубит. Жалобно звучит рог. Изнемогает от скорби сердце Роланда. Не прежний это неистовый зов. Не те уже силы у Роланда — иссякают они.
Император Карл услыхал этот слабый зов и заплакал в первый раз в жизни.
— Видно, смерть подошла к Роланду. Звонче трубите ответ!
Разом загремело шестьдесят тысяч рогов и труб.
— Вы слышите? — всполошились сарацины. — Это трубят в войске императора Карла. Он уже близко. Если мы оставим Роланда в живых, война начнется снова и Сарагоса погибнет.
Четыре сотни отборных воинов приготовились напасть на Роланда.
Но не посмели они подойти к нему близко. Издали осыпали они Роланда дождём копий, дротиков и стрел, а сами повернули вспять. Бегут, чтобы не настигло их войско императора Карла.
Смертельно ранен Роланд. Пробиты у него шлем и кольчуга.
Конь Вейлантиф пронзён в тридцати местах.
Прощается Вейлантиф с Роландом. Грустно поглядел на своего хозяина, шевельнул сухими губами, положил свою голову на плечо Роланда, всем телом вздрогнул и мёртвым упал на землю.
Оглянулся вокруг Роланд. Видит он, все франки убиты, только архиепископ Турпин ещё остался в живых. Тяжко ранен доблестный Турпин. Четыре копья пробили ему грудь.
С трудом, через горы трупов, пробирается к нему Роланд.
— Благородный сеньор, — просит Роланд, — благословите убитых рыцарей. Я хочу сложить их поблизости от вас.
Турпин с трудом ответил:
— Я едва дышу. Торопитесь, Роланд.
По мёртвому полю побрёл Роланд — ищет своих друзей, верных сынов Франции. Разыскивает их в грудах мёртвых тел, разгребает изрубленные щиты и поломанные доспехи.
Всех пэров, одного за другим, переносит Роланд, прижимая к своей груди, туда, где лежит Турпин.
— Я и сам умираю. Прощайте, Роланд. Не увижу я больше милой Франции, — молвил Турпин и испустил дух.
Последним Роланд принёс Оливьера. Положил его на щит рядом с мёртвым Турпином.
Чувствует Роланд, что и от него смерть уже недалеко.
Захотел Роланд разбить свой меч Дюрандаль о камни, чтобы не достался он никому другому, но разлетелся камень на мелкие куски, а Дюрандаль остался невредим.
— Прощай, мой добрый меч, мой Дюрандаль, ты честно послужил Франции и императору Карлу! Последнее моё желание, чтоб ты не попал в руки труса.
Лёг Роланд на землю, лицом к врагу. Поднял руку в рыцарской перчатке к небу и бестрепетно встретил смерть, как подобает воину.
Лежит неистовый, безудержно отважный, безмерно храбрый и беспримерно преданный милой Франции рыцарь Роланд в долине Ронсеваля. Он лежит в своих золотых доспехах, обагрённых кровью, с белым рогом своим Олифантом и с мечом Дюрандалем. Так и нашёл его на поле битвы седобородый Карл.
Закрыл Карл своё лицо плащом, велико его горе.
— Несчастная долина Ронсеваль, ты стала могилой доблестных сынов Франции… Навеки печалью будет звучать твоё имя.
Но вдруг он отбросил плащ. Не плакать — мстить должно!
