ни разу с людьми из других племен, которые никогда так легко не теряли интереса к жизни.
Какой-либо убедительной медицинской причины смерти Тэноба мы не нашли. Самоубийства, как и болезни, здесь явно не было {330}. По всей вероятности, он просто отчаялся в своем будущем, и потому жизнь его угасла, как пламя сгоревшей до основания свечи.
Может быть, тут играет роль то обстоятельство, что согласно представлениям дигульцев, живым, как и недавно умершим, угрожают злые лесные духи которо {331}. Они будто бы пытаются даже умертвить живущих или так искусать их, чтобы те потеряли рассудок {332}, а у мертвых, находящихся в пути в потусторонний мир, они стараются отобрать и сожрать душу. Но если умершему удастся достичь того света, он будет там наслаждаться миром у доброго старого духа Томаруба; и раз уж он попал в деревню мертвых {333}, с ним больше никогда не случится ничего плохого. Там не надо уже бояться охотников за головами и ни один злой колдун не сможет причинить никакого вреда. Там не знают ни голода, ни болезней, ни раздоров, и все духи в деревне Томаруба — добрые. Поэтому, возможно, и Тэноб подумал, что ему было бы лучше сразу оказаться у Томаруба, чем брести по вражеской земле.
У дигульцев вообще все не так, как у маринд-аним и их друзей. Последние всегда склонны воспринимать жизнь со светлой стороны, и даже войны, смертоносное колдовство и жуткие культовые обряды почти ничего не меняют в их радостном мироощущении. Истинные маринд-аним мало печалятся о будущем. Они не знают никаких денег, и потому их совершенно не волнуют заботы о платежах, а еды хватает на всех. У дигульцев же в жизни больше печалей, чем радостей. Они пребывают в постоянном страхе перед нападением, и он настолько велик, что у них считается дозволенным и даже принятым стрелять из лука в каждого чужого человека, без предупреждения появившегося вблизи их деревни. Им приходится платить большой выкуп за невесту {334} и вести длительные переговоры с семьей будущей жены, а затем, когда они наконец благополучно женятся, им надо соблюдать строгие предписания относительно того, в каких случаях вообще можно разговаривать со своей собственной женой и дочерьми {335}. Все это, — не говоря уже о необходимости принимать меры против колдовства и болезней, для чего приходится поститься всем жителям деревни, а также об особом обхождении с покойниками {336}, — превращает существование дигульцев в непрерывную цепь забот. Правда, иногда у них тоже устраиваются большие праздники. Однако за угощение там приходится платить. К тому же женщины принимают в них участие лишь издали. И вообще эти праздники совершенно лишены того блеска, которым отличаются культовые торжества на юге.
Поэтому не удивительно, что дигульцы из-за своей исполненной забот и бедной радостями жизни, подобно жителям современных крупных городов, чрезмерно раздражительны и весьма болезненно реагируют на все необычное. Так, например, поводом к раздору между деревнями Дина и Дувал послужил инцидент, по правде говоря, не заслуживавший особого внимания.
Мы, дувальцы, раньше жили в Аримобе на реке Мику {337}. Но когда к нам пришли охотники за райскими птицами и затеяли войну с людьми ботем {338}, а потом еще явились сохуры на охоту за головами, мы покинули Аримоб и переселились в Дувал на Биане. Тогда же сюда перебрались жители Биангкапы с реки Кау {339} и основались в деревне Дина. В Дине, как и у нас в Дувале, люди говорят на языке вамбон, и долгое время жители обеих этих деревень были очень дружны между собой. Но потом случилась беда.
Во время охоты за райскими птицами, когда нам приходилось носить поклажу чужеземцев, мы всегда брали с собой наших женщин {340}, чтобы они не оставались в деревнях одни, без защиты. Но тут некоторые приставали к женщинам и девушкам, и мы не раз были вынуждены убивать их, пока наконец они не оставили нас в покое.
В ту пору люди из Дины имели привычку посылать своих жен и дочерей из поселка на огороде в деревню, если им срочно понадобилось что-либо, например сетка {341} для клубней ямса, каменный топор или что-нибудь еще. Этого, собственно, им не следовало делать, хотя охотники за райскими птицами и были так напуганы, что больше не осмеливались совершать ничего дурного, а вскоре вообще перестали ходить в наши края.
Но тут дело в другом. По соседству с нами живут маринд-аним, и им очень нравятся наши женщины, потому что они такие прилежные и послушные. И оттого нам надо быть осмотрительными с женщинами и не оставлять их одних. Но люди из Дины не подумали об этом и послали одну свою девушку из огорода в деревню без провожатого.
К несчастью, в тот самый день один молодой человек из Дувала отправился на охоту за свиньями, и когда он проходил по лесу неподалеку от Дины, случайно повстречал эту девушку. То был весьма порядочный молодой человек, и, увидев девушку, он очень испугался, так как знал, что люди могут сказать о нем плохое, если он пойдет дальше. Поэтому он тут же повернул обратно и быстро побежал в Дувал, чтобы рассказать нам о своей неудаче и сообщить, что он не подошел близко к девушке. Мы сразу же приготовили наши луки и стрелы, надели на себя костяные кинжалы и стали ожидать мужчин из Дины.
Тем временем девушка прибежала в огород и стала плакать и кричать, что в лесу ей встретился молодой человек из Дувала; и она назвала его имя. Тогда мужчины из Дины хорошо вооружились и немедленно отправились к нам в деревню. Вскоре они уже подошли к нашим домам.
Мы сидели наверху, в помещении для мужчин, а они стояли внизу и угрожали нам. Потом они начали стрелять в нас, а мы в них. Они требовали выдать им того молодого человека, а мы не соглашались и говорили, чтобы они лучше смотрели за своими дочерьми. Сперва они хотели убить молодого человека, но затем поразмыслили и потребовали от нас выкуп: или полную стоимость невесты или большую свинью {342}. Но мы не могли и не хотели давать им это. Тогда они снова стали стрелять в нас, и тут появились раненые и опять поднялся крик о том, кто
