Вадим Бурлак - Москва подземная

Затем она решительно двинулась к даме в белом. Но та внезапно исчезла.

Когда карнавал переместился в парк, при свете фейерверка императрица снова заметила ее, но уже без маски.

При яркой вспышке лицо незнакомки осветилось, и Анна Иоанновна с ужасом увидела себя!.. Странно, что никто другой не замечал сходства императрицы и дамы в белом.

Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. А потом незваная гостья внезапно исчезла.

Государыне стало плохо, и она приказала фрейлинам проводить ее в опочивальню.

Анна Иоанновна вспомнила и о предсказании: «Опасайся увидеть себя не в зеркале…», и о рассказах лефортовских старух о злобном духе подземелья Кокуе, и решила поскорей покинуть Анненгоф и Москву.

Больше она в этот, некогда любимый, дворец не возвращалась.

Конечно, только поклонники мистики связывают внезапный отъезд императрицы с появлением роковой дамы в белом и кознями Кокуя. Но и они имеют право на свою версию.

Пятого октября 1740 года Анна Иоанновна почувствовала себя плохо и даже потеряла сознание. Произошло это, когда ей сообщили из Москвы, что в Анненгофе произошел пожар. Его удалось быстро погасить, но никто не мог понять, как он возник.

Императрицу уложили в постель. Однако дворцовая охрана видела ее одновременно в разных комнатах. О странном происшествии немедленно доложили государыне. Пересилив боль, Анна Иоановна поднялась и отправилась в зал, в котором несколько минут назад ее встретили охранники. И в самом деле, у окна стояла дама в белом, похожая на государыню. Императрица вскрикнула от ужаса, а незваная гостья поклонилась и попятилась к выходу. Не в силах ничего сказать, Анна Иоанновна лишь указала на нее рукой. Как ни старалась дворцовая стража, но отыскать зловещую даму не смогли. Анна Иоанновна тем временем пришла в себя и сказала фрейлинам:

— Это приходила посланница моей смерти…

Я увидела себя без зеркала…

Спустя несколько дней императрица скончалась.

Неизвестно, кто на самом деле был виновен — люди или мифический Кокуй, но беда снова пришла в этот благодатный уголок Москвы.

В 1746 году сгорел дотла Анненгоф. На его месте возвели новый, но вскоре он тоже пострадал от пожара.

Через несколько лет на пепелище построили еще один дворец. И снова огненный рок не пощадил прекрасное здание. А несколько близлежащих домов провалились в землю, правда неглубоко.

И снова пошли разговоры о мести злопамятного Кокуя.

Не только пожары и провалы под землю оказались на вооружении этого духа. В 1904 году, когда небывалый для Москвы ураган в считаные минуты уничтожил старую Анненгофскую рощу и погубил несколько человек, знатоки мистики тут же объявили, что это месть духа подземелья, омутов и темных вод.

Когда, наконец, он насытится своей местью? Даже поклонники мистики не знают ответа.

В шестидесятых годах прошлого века по просьбе районных властей двое рабочих спустились в провал, образовавшийся вблизи Лефортовского парка. Не больше получаса провели они в подземелье. Уходили туда веселыми и задорными, а вылезли на поверхность растерянными и задумчивыми.

Районное начальство пристало с расспросами. Провал в столице — дело нешуточное. Надо либо побыстрее заделать его, либо докладывать в исполком Моссовета. А там за подобные происшествия по головке не погладят.

Но ликвидировать провал, не зная, насколько он глубокий, невозможно.

Как ни пытались чиновники выведать у работяг, что же они там видели в подземелье, так ничего и не добились. А на следующий день эти рабочие уволились и больше вблизи Лефортовского парка не появлялись. Лишь в кругу приятелей незадачливые исследователи подземелья рассказывали, что наткнулись на нечто светящееся, не похожее ни на одно живое существо…

Наверное, у многих, кто попадал в мрачные глубины московского подземелья, невольно возникает вопрос: «Да может ли в этом мире существовать хоть что-нибудь живое?»

Смрад, сырость, омерзительная слизь на стенах и потолках, зловонная жижа по щиколотку, по колено, а то и выше…

И все-таки и здесь жизнь продолжается, и некоторые существа приспособились к неприветливому царству темноты. К тому же не все московские подземелья вредоносные. В них встречается немало животных. Об этом упоминается и в преданиях нашей столицы. Напрасно некоторые считают «крылатых, хвостатых горожан» бесполезными нахлебниками. В легендах разных народов птицы и звери играют важную роль и в выборе места для поселения, и в спасении людей.

Волчица вскормила младенцев Ромула и Рема — основателей Рима, а впоследствии гуси спасли этот город от врагов.

Ласточки бросали зерна риса умирающему от голода странствующему праведнику, и на том месте был основан Пекин.

Много веков назад страшный лесной пожар уничтожил селение на земле, где сегодня расположен Московский Кремль. Люди метались в поисках спасения от огня, пока один старец не указал всем на белого сокола. Птица сделала несколько кругов над горящим лесом и опустилась на холм, названный Боровицким. Отсюда, если верить преданию, и началась Москва.

Для многих «крылатых, хвостатых горожан» подземелье — лишь временное пристанище, где можно спрятаться от людей, непогоды, холодов. Они обживают московские подвалы, заброшенные ходы и пещеры, приспосабливаются к непривычным условиям, используя навыки предков и приобретая новые.

В семидесятых годах прошлого века сотрудники музея в соборе Василия Блаженного были напуганы ночными визитами какого-то существа. Долгое время они пытались выяснить, что за непрошеный гость шастает по старинному зданию.

Наконец обнаружили: ночной пришелец — барсук. Как этот лесной житель попал в центр Москвы, так и осталось тайной. Ясно было, что зверь обитал в подземелье города и оттуда наведывался в музей.

Так случается нередко: отправляется человек за тридевять земель на поиски чего-то, а находит у своего дома. Так случилось и со мной. В дальних краях я изучал необычное поведение птиц и зверей. И вдруг в холодный январский день обнаружил необычное в родном городе. Отыскивал удивительное в глухой тайге, в безлюдной пустыне, в труднодоступных горах, а встретил в московском метро: на станции «Профсоюзная» пели воробьи.

Именно пели, а не щебетали или чирикали.

Может, мне так показалось оттого, что в зимнем городе давно не было слышно птиц? А может, наперекор природе воробьи научились подражать другим пернатым: соловьям, синицам, свиристелям, щеглам?..

Нет, пожалуй, это были все же именно воробьиные песни. Так веселиться и выказывать свою радость могут только серые простяги воробьи.

Как они попали в метро, не знаю. Видимо, понравилось им светлое подземелье. И вели они себя привольно, будто летом в парке.

Приходили и уходили электропоезда, а люди замедляли шаги и слушали воробьев. Слушали и, наверное, думали, что не век быть снегам и морозам. Слушали — и на лицах появлялись улыбки.

Чувство прекрасного всегда определяло наше отношение к окружающему. Чем чаще мы откликаемся своими эмоциями на прекрасное в природе, тем больше пробуждаем в себе человеческого.

Я словно очнулся от зимнего забытья. Песня в метро внезапно открыла для меня новый мир. Совсем рядом… В городе, который все мы видим каждый день и порой не замечаем. Видим и даже не пытаемся понять. Таким он зачастую кажется нам привычным и будничным.

Еще в XVI веке французский философ Мишель Монтень писал: «Красоту и изящество мы замечаем лишь тогда, когда они предстают искусственно заостренными, напыщенными и надутыми.

Если же они скрыты за непосредственностью и простотой, то легко исчезают из поля столь грубого зрения, как наше. Прелесть их — неброская, потаенная: лишь очень ясный и чистый взор может уловить это тихое сияние…».

В тот день в метро мне казалось, я уловил «тихое сияние».

И еще воробьиная песня помогла мне открыть в себе какое-то новое чувство, не менее важное для человека, чем зрение и слух… Чувство сопричастности загадочному миру животных и растений… Чувство понимания взаимной необходимости человека и всего живого.

Сколько их сейчас в Москве? Вряд ли можно точно подсчитать.

Когда они появились в Первопрестольной? Определенного ответа нет…

В исторических источниках упоминается разное время появления кошек в нашей столице. В одних отмечается, что произошло это в годы правления Ивана Калиты, когда персидские купцы доставили в Москву четырех кошек. А в XV столетии великому князю Василию привезли в подарок котят из Византии.