— Царапина! — крикнул Лакшмана. — А теперь берегись!
И в это время камень, который он поднимал с земли, вывалился из его рук. В глазах потемнело. Ноги подкосились, и он рухнул на траву. Копье было отравленным.
Крики ликования, вырвавшиеся из уст ракшасов, слились с горестными возгласами воинов Сугривы. На поле выбежал сам Рама и опустился на колени рядом с братом. Подхватив тело, он перенес его в лагерь и положил на свой расстеленный плащ. Полдневное солнце при виде поверженного Лакшманы печально прикрылось облаками.
Главу ты склонила свою на Ланке, краса Гималаев, Гора Махадая, Меру великой сестрица родная. Тоскует она и поныне о Химавате далеком И все еще верит наивно об исполненье зарока.
Рама все еще стоял на коленях перед неподвижным телом Лакшманы. Сердце его не билось. Рука, задетая отравленным копьем, посинела.
— О брат мой! — восклицал Рама в отчаянье. — Почему я не отговорил тебя от твоего непреклонного решения? Почему я не вышел на поле боя сам?
Между тем стали прибывать лекари со всех концов Ланки, за которыми Сугрива сразу же разослал самых быстрых обезьян.
По одному они подходили к Лакшмане, осматривали и ощупывали его и отходили, печально покачивая головой. Что может спасти от яда, распространившегося по всему телу? И только один очень старый лекарь, всю свою жизнь проведший в лесах, сказал:
— На севере страны, из которой вы пришли, там, где земля сходится с небом, есть гора. Ее легко узнать, ибо она стоит особняком. Она покрыта целебными травами. Одна из них обладает силой, способной изгнать яд. Нелегко ее найти. Женщины, которых посылают за ней, долго ползают на коленях, перебирая стебли, пока ее не отыщут. Этому же человеку без травы с той горы не пережить заката. Осталось полдня.
— Целых полдня! — воскликнул Хануман, пускаясь в полет.
Он несся как стрела, со свистом прорезая воздух. Промелькнул Океан, его родич, когда–то к нему благосклонный. Потянулись сплошные леса. Из–за быстроты движения не было видно ни одного города, ни одного селения. Слева величественно двигалось Солнце, приближаясь к горизонту. Вот и громада Химавата. Хануман был здесь впервые, но любоваться не было времени. Где же одинокая гора? Да вот она! Как молния, Хануман опустился на ее вершину и стал перебирать пальцами стебли. Но уже начинало темнеть. Времени для поисков не оставалось.
Трава, наверное, прячется. Тогда он унесет гору со всем, что на ней есть.
— О Махадая! — обратился Хануман к горе. — Тебе предстоит приятное путешествие. И у тебя будет много впечатлений. Ведь ты никогда не видела Океана, и Океан не видел тебя. Когда же ты насладишься красотами, я верну тебя на место. Не противься мне, гора!
И гора не воспротивилась. Как все существа женской породы, она была любопытна. Да и никто в жизни не обращался к ней с такими просьбами.
Гаруда и Хануман — главный помощник царя обезьян
Так Хануман, превратившись в исполина, вырвал гору и взвалил ее себе на плечи. Солнце шло к закату, а с горой не было прежней скорости. И взмолился Хануман к своему родителю:
— О Вайю, тысячеглазый, быстрый как мысль, хранитель мира. Разрушив гору Меру, ты из ее вершины создал остров Ланку. Помоги мне его достичь, прежде чем Солнце скроется за горизонтом.
И мольба была услышана. Могучий вихрь зародился в горных ущельях, подхватил Ханумана и понес его с огромной быстротой.
На Ланке тысячи обезьян, облепив холмы и вершины деревьев, обратились на север в ожидании Ханумана. Не сводил глаз с уходящего Солнца и Рама. Конечно, никакая самая жаркая молитва не сможет задержать его хотя бы на миг. Оно подчиняется вечному Закону, которому следует и все согреваемое солнечными лучами и ждущее его восхода.
Хануман
И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо. Стал слышен шум приближающегося урагана, и на плоский берег опустилась гора. И сразу же послышался громовый голос Ханумана:
— Скорее ко мне!
И вот уже лекарь, знающий, как выглядит трава, возвращающая дыхание, на горе. Наклоняясь, он привычно перебирает пальцами стебли. И вот она, спасительница, в его руках. Еще несколько мгновений, и трава приложена к ранке на руке Лакшманы. И на глазах пораженных воинов рука его начала розоветь. Сбежала с лица белизна, и он вдохнул полной грудью.
Рама бросился к нему в объятия. Ожил затихший в ожидании лагерь. На гору больше никто не взглянул. Теперь до нее никому не было дела.
Окровавленное светило медленно опустилось в Океан, чтобы омыться, и покинутую им землю поглотили мрак и покой. Но ракшасы, опечаленные гибелью могучего Кумбхакарны, и возбужденные этим зрелищем обезьяны не могли погрузиться в сон. Часть обезьян, с горящими головнями и воспламененной паклей, перебралась через крепостную стену, взобралась на кровли зданий и дворцов, а также в оставленные караулом башни.
И город, отстроенный после Хануманова пожара, вспыхнул сразу во многих местах. Пожар стал виден на многие йоджаны на суше и на море. Но вдруг на поджигателей из лука, висящего в воздухе, посыпалась туча стрел. Это сын Раваны Индраджит, владеющий искусством майи, спас отцовскую столицу от полного уничтожения.
Огромный город продолжал гореть, и оттуда разносились вопли и стоны обожженных ракшасов и их жен. Но загорелся и восток. В свете нового дня стало заметно на черной от копоти городской стене какое–то движение. Ракшасы привели женщину. Да это же Сита! Рама, Лакшмана и Хануман услышали ее голос, который не спутаешь ни с каким другим. Сита рыдала и молила о пощаде. Но тот, кто ее привел, — это был Индраджит в алом одеянии палача — схватил Ситу за волосы и отрубил ей голову топором. Из шеи хлынул поток крови.
Горю Рамы не было пределов. Он потерял сознание и упал наземь. Открыв через некоторое время глаза, он увидел над собою встревоженное лицо Вибшиханы, доброго брата Раваны.
— Вставай! — услышал Рама. — Это ложное видение, которым владеет Индраджит. Равана не решится убить ту, ради которой он затеял эту гибельную для него и нашей семьи войну. Сейчас Равана в священной роще приносит жертву вечно сияющему Агни, чтобы твое оружие потеряло свою силу. Индраджит сейчас для тебя страшнее всего. Ведь он может стать невидимым, и нельзя знать, что он еще придумает. Я готов с ним сразиться.
— Ия тоже! — послышался голос Лакшманы.
— Возьми стрелу Индры, обманутого и побежденного Индраджитом, — проговорил Рама, поднимаясь. — Она обладает памятью и отомстит за своего повелителя.
И вот на поле боя с грохотом вылетели две колесницы. Навстречу Лакшмане несется Индраджит. Тучей летят и сталкиваются в воздухе стрелы, ломаясь, как былинки.
— Пускай стрелу Индры! — крикнул Вибшихана.
И вот Лакшмана накладывает на лук громоносную стрелу. Она вылетает как молния и сносит голову Индраджита. Вопль ликования обезьян и медведей сливается с горестным воплем защитников столицы Раваны. Это слышит он сам и, заканчивая жертвоприношение, решает осуществить то, что было представлено Индраджитом как видение, — убить Ситу. Но от этого его отговаривает мудрый советник.
— Не лучше ли тебе убить Раму и завладеть Ситой? — говорит он ему.
Боги, собравшись в небесном дворце Индры, не отрываясь наблюдали за сражениями на Ланке. Горели их глаза, пылали их возбужденные лица, словно бы от тройной порции сомы. Порой они издавали ликующий крик, который можно было услышать во всех трех мирах, порой же — горестно вздыхали, и тогда их прекрасные лица мрачнели, как небосвод после удаления колесницы Сурьи. В тот миг, когда после гибели Индраджита на поле боя вновь показалась колесница Раваны, Агни завопил:
— Неужто ты, Индра, ослеп! Разве ты не видишь, что Равана на колеснице, а Рама — пеший?! Поединок неравен!
И тогда кликнул всепобеждающий владыка Востока своего верного возничего:
— Матали! Нагрузи мою колесницу оружием и отвези ее на землю потомку Рагху.
— Слушаю и повинуюсь, — сказал Матали, складывая ладони.
Кони при виде своего повелителя нетерпеливо забили копытами. Из их расширившихся ноздрей вырвалось пламя. Матали оглядел колесницу, на какую не мог подняться, кроме Индры, ни один из богов, подтянул постромки и одним махом занял свое место. Щелкнул бич, и понеслась колесница, сверкая изумрудами и алмазами, рассеивая мрак, наполняя все три мира звоном укрепленных на дышлах колоколов. Гордо развевался стяг охранителя мира: темно–синий лотос на золотом бамбуке.
Сражающиеся под стенами Ланки, отдыхая во время боя, вдруг услышали усиливающийся мелодичный звук. Вскинув головы, они долго вглядывались в небо и не могли понять, откуда он исходит, пока не связали его с каким–то увеличивающимся в размерах предметом, напоминающим птицу. И вот уже всем стало видно, что это не птица, а колесница, запряженная конями. Она плавно опустилась недалеко от перенесенной с Гималаев горы. Матали соскочил на землю и обратился к подошедшему Раме с почтительными словами:
